в книге ситуациями. Я чувствовала, что иначе откликаюсь на происходящее в моей работе, и то, что я делала по-новому, мне нравилось. Когда я прочитала слова Майкла: «…возможно, сейчас самое время найти новые способы заявлять о своих принципах, намерениях, целях и ценностях и помещать эти заявления в центр нашего внимания, так, чтобы они ложились в основу нашей жизни и нашей работы», – я просто воскликнула вслух: «Да!»
Для меня большая радость снова слышать голос Майкла. В этой книге он звучит ясно и громко, мягко и вопрошающе, с юмором и с большой серьезностью. Тексты, включенные в эту книгу, я прочитала еще до того, как она обрела название. И потом, когда узнала, что читаю я книгу под названием «Нарративная практика. Продолжаем разговор», я была в восхищении. Потому что, действительно, эта книга – как продолжающийся разговор с Майклом. Но и нечто большее, чем просто разговор. Когда я читала книгу, то чувствовала, что Майкл присоединяется ко мне в моей работе. Мне бы очень хотелось, чтобы у всех читателей появился такой опыт. Едва ли можно представить себе кого-то – коллегу, члена команды, кто мог бы предложить вам более творческие и глубокие идеи. Едва ли есть кто-то, кто бы с бо́льшим, чем Майкл, энтузиазмом присоединился к продолжающимся разговорам о нарративной практике.
Было время, когда Майкл часто повторял цитату о расходящихся кругах, которая звучала примерно так: «Круги, которые расходятся дальше всего, длятся дольше, чем круги, которые расходятся не так далеко» [6]. Мне нравится эта цитата не только потому, что я слышу ее в своей голове с австралийским акцентом Майкла. Для меня она о том, что у малых действий есть последствия, которые расходятся, как круги по воде, все шире и шире, все больше и больше, и мы не можем предсказать, какое влияние они будут оказывать. В одной из статей, включенных в эту книгу, Майкл открыто и прямо пишет о том, как ценно и полезно отмечать, фиксировать самые малые действия. В его работе эта практика всегда была очень важной, и в примерах, которые он приводит в статьях, мы видим ее снова и снова. Но я сейчас вспоминаю эту цитату еще и потому, что пытаюсь представить себе, какие круги будут расходиться от этой книги. Я знаю, что те из нас, кто изучал, как работает Майкл, и читал его предыдущие книги, порадуются этой. Я надеюсь, что благодаря ей с работой Майкла познакомится новое поколение терапевтов, а я буду наблюдать за расходящимися кругами с восторгом и предвкушением.
В первый раз я читала эту книгу очень медленно, но потом вернулась к ней заново, чтобы перечитывать ее снова и снова. Я пометила страницы звездочками, написала себе кучу заметок, подчеркнула некоторые фразы. Вот одна из заметок, которую я написала на полях: «Вот здесь у меня возникает вопрос, и я бы очень хотела поговорить об этом с Майклом. Но вместо этого тем, кто остался, придется говорить друг с другом». И я очень надеюсь, что так и будет.
Майкл, через несколько месяцев после твоей смерти я прочитал один рассказ и как будто получил удар под дых.
Повествование ведется от лица бармена.
Изо дня в день в бар приходит посетитель, садится на один и тот же табурет и заказывает каждый раз одно и то же – два бокала белого вина. Бармен, ни о чем не спрашивая, ставит перед посетителем два бокала и уходит. Посетитель очень увлеченно и с большим интересом ведет разговор с невидимым собеседником. Так он просиживает в баре около часа или немногим больше, выпивая оба бокала, и уходит. Проходит несколько лет. Бармен и его посетитель привыкают друг к другу, и, наконец, бармен отваживается спросить, почему бокалов два, а не один. Его посетитель грустно сообщает, что второй бокал для друга, вынужденного отправиться в политическое изгнание. Несколько месяцев спустя посетитель приходит и заказывает один бокал. И бармен делает то, чего никогда не делал прежде, – он протягивает руку через барную стойку, касается посетителя и говорит: «Мои соболезнования» (Galeano, 2006. С. 213).
Майкл, ты оставил нам такое богатое наследие! Особенно замечательны две сокровищницы: одна – сборник статей, который читатель держит в руках. А вторая – архив видеозаписей (https://dulwichcentre.com.au/michael-white-archive/). Я думаю, что многие из нас закажут два бокала: один для себя, а другой для тебя. У нас есть столько всего, о чем бы мы хотели с тобой поговорить, а у тебя – столько всего, о чем ты мог бы нам поведать…»
Я начал писать это введение четвертого апреля, когда прошло ровно два года с твоей внезапной смерти. Не думаю, что это было правильно, потому что у меня получилось нечто очень похожее на тот некролог, который я уже написал раньше [8]. После этого я несколько ночей не спал, несколько дней не мог найти себе места. Меня немного утешили слова Джоан Дидион: «Горе – это место, о котором мы ничего не знаем, пока не окажемся в нем» (Didion, 2003. С. 188). И когда через несколько недель я вернулся к этому введению, оказалось, что я совсем не знаю, как мне с ним быть. В замешательстве я повернулся к Энн (Эпстон) – знаете, я всегда так делаю: «А почему бы тебе не написать Майклу письмо?» [9] Я тут же воодушевился, потому что столь о многом хотел с тобой поговорить, Майкл. И теперь у меня появилась возможность сделать это, практически как у того посетителя, который заказывал два бокала вина, а не один.
Помнишь, Майкл, как после того, как мы несколько раз переносили дату нашей встречи, мы, наконец, пообещали друг другу, что ничто не помешает нам встретиться в Аделаиде в конце апреля? И ведь мы были абсолютно уверены, что ничто и никто не помешает нам на этот раз. К сожалению, оказалось, что та дата, которую мы назначили, была через три недели после твоей смерти. Я приехал в Аделаиду… на похороны. Не могу выразить, как я когда-то предвкушал нашу встречу, как мне хотелось прочертить курс дальнейшего развития нашего «братства идей» с момента той встречи и до момента, когда нас окончательно одолеет старческий маразм.
Примерно в середине девяностых годов нам пришлось с сожалением признать, что, как бы мы ни хотели этого, работа, обязательства и разнообразные поездки мешают нам сидеть рядышком и беседовать. Ты помнишь, как мы
