личностей внутри себя из-за негативного и создающего сенсации изображения таких состояний, как шизофрения или расстройство множественной личности (теперь называемое диссоциативным расстройством идентичности), или из-за самой идеи о том, что внутри нас существуют автономные сущности и что мы не полностью контролируем себя. Если вы можете на секунду отбросить эти страхи, подумайте, что может быть хорошего в наличии частей. Что бы произошло, если бы вы точно знали, что ваши самые отталкивающие или презрительные мысли или чувства исходят из маленьких частичек вас самих, а не составляют суть вашей личности? Каково было бы раскрывать постыдные чувства другим, если бы вы могли сказать: «Часть меня чувствует», а не «Я чувствую»? Что, если бы вы твердо верили, что эти части отличаются от вашего истинного «я» и вы, как ваше «Селф», могли бы помочь им трансформироваться?
Чтобы двигаться к освобождению своего «Селф», вы сначала должны знать, что оно существует. Если у вас нет ни малейшего представления о том, кто вы на самом деле, вы не сможете стать таким человеком. Вы будете игнорировать любые мимолетные переживания «Селф» как отклонения или иллюзии и придерживаться ограничивающих представлений о себе, которым вас научили. Когда Микеланджело спросили, как он создал великолепного Давида из глыбы мрамора, он сказал: «Я знал, что он был там, и мне просто нужно было выпустить его». Если вы знаете, что обладаете великолепной сущностью, заключенной в окаменевших эмоциях и убеждениях, вы можете приступить к работе по ее высвобождению. Если вы не знаете о ее существовании, вы смиряетесь с тем, что воспринимаете жизнь сквозь защитную оболочку.
В этой главе мы рассмотрим идею «Селф», поскольку она стоит в центре модели IFS и большинству людей труднее всего ее полностью принять. Идея о том, что по сути вы – чистая радость и покой и что, находясь в этом месте, вы способны проявлять множество замечательных лидерских и целительных качеств и ощущать духовную связь, противоречит тому, что вы знаете о себе. В западной культуре существует множество убеждений относительно человеческой природы, и ни одно из них особенно не возвышает. Самое очевидное из них – учение о первородном грехе, основанное святым Августином и пропагандируемое большей частью западного христианства с тех времен. Согласно этому представлению, из-за грехопадения – прегрешения Адама и Евы – человечество было проклято за то, что родилось во грехе и имело низменное, эгоистичное строение. Согласно этой точке зрения, наши страсти свидетельствуют о нашей греховности. Мы должны тратить свою жизнь на то, чтобы контролировать страстные эмоции и порывы и напоминать себе о нашей основной греховности. Хотя многие современные христиане отошли от этой позиции, она серьезно повлияла на представления западной культуры о людях. Этих верований не существовало в христианстве до святого Августина; по сути, многие раннехристианские лидеры придерживались противоположной веры, которую можно было бы назвать «изначальным благословением».
Другая крайне влиятельная позиция основана на теории эволюции натуралиста XIX века Чарльза Дарвина. Неодарвинистский взгляд на человеческую природу близко соответствует первородному греху, но с научным оттенком. Эта теория утверждает, что наша эгоистичная природа – продукт наших генов, которые программируют нас бороться за выживание в конкурентной, враждебной среде. Мы можем видеть, как культурные мифы о грехопадении и «эгоистичном гене» отражаются в некоторых из наших наиболее влиятельных психологических теорий. Например, фрейдистская, поведенческая и эволюционная психология учит, что все наши поступки направлены на получение максимального удовольствия или расширение нашего генофонда. Такое представление о себе как о фундаментально эгоистичных или греховных приводит к жестким, карательным методам контроля над нашими частями и другими людьми.
Кроме того, психология развития утверждает, что наша основная природа зависит от воспитания. Если вам посчастливилось получить «достаточно хорошее» родительское воспитание в определенные критические периоды вашего раннего развития, вы вышли из детства с определенной «силой эго». Если этого не случилось, значит, вам не повезло. Вы остаетесь неполноценным и патологичным до тех пор, пока не получите корректирующий опыт повторного воспитания от терапевта или другого значимого человека. Эта точка зрения – что если у нас есть ценные качества, то они должны были быть привиты нам из внешнего мира – также распространена и влиятельна. Это основа теорий обучения, которые доминируют в западной системе образования. Мы думаем, что нас нужно обучать морали, сопереживанию и уважению, поскольку эти ценности нам не присущи. Эта философия учит нас смотреть вовне, чтобы удовлетворить свои потребности, и побуждает терапевтов пытаться дать своим клиентам то, чего, по их мнению, им не хватает, вместо того чтобы помогать им найти эти качества в себе. Эти представления о себе как о зависимых от окружения, обездоленных и невежественных приводят нас к поиску подходящего эксперта для решения наших проблем и побуждают помощников брать на себя роль педагога или родителя. Нам не рекомендуется брать на себя роль руководителя в отношениях с нашими частями и в нашей жизни.
Путешествие к своему «Селф»
Возможно, вам проще будет принять возможность того, что ваше знание о себе неверно, если я кратко опишу свой путь к такому выводу. Когда я впервые начал работать психотерапевтом в конце 1970-х, я считал, что должен давать своим клиентам важнейшие идеи и предложения. Тот факт, что у них были проблемы, указывал мне на то, что им чего-то не хватало, и они платили мне за то, чтобы я это им предоставил. Я также впитал из культуры циничное представление о людях – и о себе – как о созданиях, в основном корыстных и движимых страхом, а моя клиническая подготовка утвердила меня в том, что люди – сгустки патологий. Я не был открыт для возможности существования «Селф», хотя у меня отмечались проблески. Подобно многим молодым людям 1960-х, я экспериментировал с медитацией, чтобы найти передышку от внутренней какофонии. Когда я сосредоточился на мантре, мой разум успокоился и я ощутил другие измерения себя, но у меня не было рамок для их понимания. Кроме того, я был спортсменом и время от времени на футбольном поле и баскетбольной площадке входил в то восхитительное состояние потока, в котором мой разум был спокоен, а тело не могло совершить ничего плохого. Однако, как и большинство людей, я был в основном поглощен поиском способов противостоять скрытому ощущению никчемности, которое пронизывало мою психику. Я верил внутренним голосам, которые говорили мне, что я по сути ленив, глуп и эгоистичен. Вот кем я себя считал на самом деле.
Позже в моей терапевтической карьере я пришел к знаниям о «Селф», став свидетелем того, что происходило с моими клиентами, когда я помогал им исследовать их внутренние миры. В начале 1980-х я был ревностным поклонником семейной терапии, который верил, что она нашла святой Грааль в виде системного мышления для понимания и изменения семейных структур. Как и большинство семейных терапевтов в то время, я мало интересовался своей внутрипсихической жизнью или жизнью моих клиентов. Я думал, что нет нужды заглядывать внутрь людей, когда можно решить их проблемы, заставив их изменить отношения с другими членами семьи. Однако мои клиенты не стали сотрудничать. Я пережил то, что биолог XIX века Томас Хаксли назвал «уничтожением красивой гипотезы уродливым фактом». Этот факт заключался в том, что, независимо от того, насколько хорошо были реорганизованы семейные отношения, внутренняя жизнь людей по-прежнему имела над ними огромную власть.
Из-за этого разочарования я начал спрашивать клиентов, какие мысли и чувства заставляют их застревать в старых колеях. В то время у меня было несколько клиентов, которые начали говорить о своих разных частях, как если бы те были автономными голосами или субличностями. Например, клиентка, назову ее Аней, рассказала о голосах пессимиста и критика, которые сопровождали каждое ее позитивное действие песнями обреченности и уныния. Она сказала, что у нее были другие голоса, которые спорили с этими предсказателями неудачи, и те, которые просто чувствовали стыд и некомпетентность. Она считала стыд и некомпетентность «настоящей Аней». Меня как семейного терапевта заинтриговали эти внутренние битвы. Я начал просить Аню и других клиентов попытаться изменить их так же, как я пытался изменить конфликты в семьях. Иными словами, как было описано ранее, я начал сосредоточиваться на взаимоотношениях Ани с ее мыслями и эмоциями.
Казалось, Аня и многие другие клиенты действительно могли общаться с этими мыслями и чувствами так, словно они были реальными личностями. Я попросил Аню спросить ее пессимистичный голос, почему он всегда говорил ей, что она безнадежна. К моему изумлению, она сказала, что он ответил. Пессимист хотел уберечь Аню от риска и вреда, поэтому сказал ей, что она
