ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Летняя экспедиция в западной и южной части Ханкайского бассейна. - Обычный порядок вьючных хождений. - Майская ночь. - Исследование бассейна Сиян-хэ и промер Лэфу. - Птицы и звери в долине последней реки. - Мучители-насекомые. - Характер бассейна Mo. - Последние впечатления.Последним, заключительным актом моего пребывания в Уссурийском крае была экспедиция, совершённая летом 1869 г. в западной и южной части Ханкайского бассейна, для отыскания там новых путей сообщений как водных, так и сухопутных.
Три месяца странствовал я по лесам, горам и долинам или в лодке по воде и никогда не забуду это время, проведённое среди дикой, нетронутой природы, дышавшей всей прелестью сначала весенней, а потом летней жизни. По целым неделям сряду не знал я иного крова, кроме широкого полога неба, иной обстановки, кроме свежей зелени и цветов, иных звуков, кроме пения птиц, оживлявших собою луга, болота и леса.
Это была чудная, обаятельная жизнь, полная свободы и наслаждений! Часто, очень часто теперь я вспоминаю её и утвердительно могу сказать, что человеку, раз нюхнувшему этой дикой свободы, нет возможности позабыть о ней даже при самых лучших условиях дальнейшей жизни.
Но оставим увлечение и начнём по порядку.
Обождав до наступления совершенно тёплой погоды, а вместе с нею и подножного корма для вьючных лошадей, купленных заранее на Уссури, я оставил 8 мая пост No 4 и по северному берегу озера Ханка направился на западную его сторону - в бассейн реки Сиян-хэ.
После однообразных сунгачинских болот отрадно было увидеть лесистые горы и сухие долины, одетые в самый пышный майский наряд, так как здесь благодаря более защищенному положению растительность развивается скорее, нежели на восточной стороне озера Ханка.
Уже не редкими, как бы боязливо выглядывавшими экземплярами, а целыми полосами цветущих ландышей, жёлтых лилий, касатика, первоцвета и других весенних цветов красовалась живописная долина Сиян-хэ, достигающая в средних частях реки от трёх до четырёх вёрст ширины, а далее вверх суживающаяся наполовину и даже на одну треть этого расстояния.
Сама Сиян-хэ имеет 10-15 сажен [20-30 м] ширины и несёт вполне характер быстрой горной речки, так что решительно не годна для плавания даже на лодках. За исключением болотистых низовьев, весь бассейн её представляет местность гористую, наполненную отрогами пограничного хребта, составляющего, по всему вероятию, отрасль Сихотэ-Алиня и служащего вместе с тем разделом между притоками Ханки с одной стороны, Мурени и Суйфуна - с другой.
Эти отроги, набросанные то группами, то небольшими кряжами, достигают приблизительно величины гор средней высоты и, продолжаясь далее к югу, наполняют собой бассейн верхнего течения Mo, переходя на западе и юго-западе в волнообразные возвышенности степной полосы.
Все эти горы покрыты лиственными лесами, состоящими, главным образом, из дуба и чёрной березы с густым подлеском лещины, таволги, леспедецы, калины, бузины и других кустарников. Однако среди этих деревьев, в особенности ближе к вершинам, попадаются довольно часто группы сосен, которые всё более увеличиваются в числе по мере удаления к пограничному хребту, где появляется также ель и пихта, а самые горы делаются выше и рельефнее в своих очертаниях.
Кроме дуба и чёрной берёзы, как преобладающих пород, в лесах бассейна Сиян-хэ встречаются и другие деревья, как то: ильм, ясень, клён, черемуха, черешня, яблоня, тополь, пробковое дерево, грецкий орех, акация и абрикос.
Последний растёт обыкновенно единичными экземплярами на южных скатах гор, ближе к опушкам лесов. Кроме того, абрикосовое дерево изредка встречается на южной и восточной стороне озера Ханка по лесистым увалам и достигает здесь северной границы своего распространения.
Почти весь май пробыл я в бассейне Сиян-хэ и день за днём проходил то в экскурсиях и охотах, то в передвижениях с места на место.
Хотя здесь довольно тропинок, проложенных китайцами от одной фанзы до другой [167]Кроме этих тропинок, от озера Ханка существуют две тропы в ближайшие маньчжурские города Сан-Синь и Нингуту. По этим тропам в прежние, впрочем весьма недавние, времена приходили сюда маньчжурские купцы с просом, водкою и другими предметами, которые меняли у местных жителей на соболей и панты., но я пользовался этими тропинками только для перехода через горные перевалы, а затем обыкновенно шёл напрямик по долине как самой Сиян-хэ, так и боковых её притоков для того, чтобы лучше познакомиться с характером этих долин.
Но подобные хождения напрямик возможны только в сухую пору года, да и то представляют много затруднений для вьючных лошадей, которым приходится часто переправляться вброд через быстрые речки или лазить через крутые горные отроги, упирающиеся в реку, или, наконец, топнуть в болотах, рассыпанных по долинам. Однако здешние привычные лошади умеют благополучно справляться со всеми этими невзгодами и, неся на спине вьюк от трёх до четырёх пудов, идут напрямик, как ни в чём не бывало. Один человек обыкновенно ведёт за повод передовую, другой подгоняет заднюю, средние же идут сами по себе и, таким образом, все пять лошадей, бывших в экспедиции, управлялись только двумя солдатами.
Обычно порядок наших хождений был всегда один и тот же.
Поднявшись с восходом солнца и указав направление, по которому нужно итти, мы отправлялись с товарищем вперёд, собирали попадавшиеся на пути растения и охотились. Между тем солдаты, завьючив лошадей, отправлялись вслед за нами и шли не торопясь, выбирая по возможности сухие и лучшие места. Впрочем, иногда какая-нибудь небольшая речонка с топкими берегами или узкий залив, которого нельзя было обойти, делали большую помеху, заставляли снимать с лошадей вьюки, переносить их на себе через неудобные места и затем уже переводить через него свободных от тяжестей лошадей. Однако такие препятствия встречались сравнительно редко, так как в большей части случаев лошади шли напрямик через речку или через болото, если только здесь не было чересчур большой топи.
Пройдя таким образом до полудня, мы останавливались, выбирая для этого удобное место на берегу реки, всего чаще лужайку среди высоких деревьев, доставлявших прекрасную тень своими густыми вершинами.
Здесь обычным порядком сначала развьючивали лошадей, которых после небольшого отдыха пускали пастись на сочной траве ближайшего луга; потом разводился костёр, и один иэ солдат, исполнявший должность повара, принимался готовить обед из добычи нашей вчерашней или сегодняшней охоты. Между тем мы с товарищем сушили прежние и вновь собранные растения [168] и делали чучела птиц. Последняя работа, т. е. делание чучел, во время беспрестанных передвижений с места на место составляет крайне затруднительную процедуру, так как, независимо от самой работы, каждый день необходимо развешивать собранные экземпляры для просушки, строго наблюдать, чтобы их не смочило дождём или росою и не попортило бы перьев сильным ветром.
Кроме того, всякий раз необходимо, завернув в бумагу, тщательно уложить каждый экземпляр вместе с другим в особые деревянные ящики, которые сильно портят спины лошадям и очень неудобны для вьючной перевозки вообще. Одним словом, возня с деланием чучел во время самой экспедиции настолько велика и так много отнимает времени, что я препарировал обыкновенно только самые редкие экземпляры попадавшихся мне птиц.
Часов около четырёх пополудни мы снова отправлялись на экскурсию или на охоту в окрестностях нашей стоянки и возвращались сюда уже с наступлением сумерек. На следующий день шли далее описанным порядком, но иногда, встретив особенно хорошее для экскурсии место, или для того, чтобы дать отдых лошадям, я проводил день или два на одном и том же пункте.
К довершению всех наслаждений, день в день стояла великолепная погода, но в особенности хороши бывали ночи, в полном смысле весенние, майские.
Бывало лишь только солнце станет приближаться к западу горизонта, как присмиревшие в дневной жаре различные пташки начинают петь не умолкая, и между их голосами более других выдаётся чистый, прекрасный свист камышевки (Salicaria aedon); журавли перекликаются между собою; по временам крякает утка или токует фазан [169]; на болоте беспрестанно раздаётся дребезжащий голос водяной курочки и неутомимый летун - японский бекас - кружится в вышине, издавая крыльями громкий свистящий звук.
Заходит солнце, и сумерки ложатся быстро. Один за другим смолкают певуны; только долго еще раздаются голоса бекаса, курочки и камышевки, к которым присоединяется теперь однообразное постукиванье японского козодоя.
Обаятельная прелесть ночи ещё более увеличивается дикостью и безлюдием окрестных местностей. Действительно, далеко вокруг здесь нет души человеческой, и природа еще настолько девственна, что даже след, оставленный на береговом песке, сохраняется надолго, пока его не замоют дожди и речные волны. Густые травянистые или кустарные заросли стоят не измяты ничьей ногой, и только кой-где след на грязи или клочок сорванной травы указывают, что здесь прошёл какой-либо зверь, свободный обитатель окрестных лесов.
