С другой стороны, попытки старшего вдруг снова стать маленьким (а в это время многие дета их предпринимают: кто начинает сосать палец, кто требует, чтобы с ним поиграли в младенцев, кто капризничает и хнычет по любому поводу) вызывают недоумение и досаду.
— Тебе, что, нечем заняться? Ты лучше поиграй во что–нибудь, — говорит мать, а за этим явственно слышится: «Иди, не мешай».
От ребенка, еще совсем недавно бывшего центром внимания, требуют, чтобы он спокойно ушел в тень и стал по возможности более неприхотливым и незаметным. Такое желание вполне понятно: в первые месяцы жизни младенец полностью поглощает внимание матери, да и потом она еще долго чувствует пуповинную связь с малышом, чутко реагируя на него и довольно притуплено воспринимая все, что с ним не связано. Однако старшему сыну или дочери нет дела до законов биологии и физиологии. Это все равно, что принцу или принцессе предложить провести остаток жизни в чуланчике и потом удивляться: дескать, странно как–то они отреагировали на наше предложение…
Во многих семьях, правда, ребенку пытаются компенсировать вполне, повторяем, естественный недостаток внимания со стороны матери, поглощенной младенцем: в игры со старшим включается отец. А порой первенца вообще временно передают на попечение бабушки с дедушкой. Однако на самом деле это попытки подсластить горькую пилюлю. Роли в семье не взаимозаменяемы, поэтому довольно наивно надеяться, что ребенок не почувствует себя отверженным, очутившись вне дома в то самое время, когда там — как ему кажется — происходят такие интересные вещи.
На наш взгляд, лучше пойти «другим путем»: сделать роль старшего максимально привлекательной для ребенка. По–прежнему чувствуя себя принцем, он должен ощутить сколько чудесного таится за порогом детской. (Сразу оговоримся, что все это относится к детям, у которых разница в возрасте превышает три–четыре года. Попытки внушить двух–трехлетнему карапузу, что он уже большой и надо извлекать выгоду из своего положения — затея провальная и в сущности жестокая. В «Декларации прав ребенка» записано: «Каждый ребенок имеет право на жизнь». А мы бы добавили: «И на детство тоже!» При небольшой разнице в возрасте между детьми особенно сильна конкуренция, и умные родители стараются не подчеркивать взрослость старшего.) А поскольку, конечно же, для старших детей на первых порах очень привлекательна роль няньки — это потом она может надоесть — нужно дать им себя попробовать в новом амплуа. Даже пятилетние дети могут быть прекрасными помощниками в уходе за малышом. Да, придется разрешать им подержать его на руках. Но ведь это можно сделать над диваном или положить младенца к ним на колени. Главное — понимать, что это не баловство, что у старших в такие моменты возникает ощущение сопричастности происходящему. «Мы с тобой, нашим первенцем, опекаем смешного, милого несмышленыша» — вот, собственно говоря, что должно звучать отныне во взаимоотношениях со старшим ребенком.
Однако, существенно расширив его права и демонстрируя выгоды взрослой жизни (например, разрешая старшему ложиться позже младшего, самостоятельно гулять на улице, чинить с папой машину и т. п.), следует все–таки помнить, что это не совсем взаправду. Поэтому не надо требовать, чтобы старший обязательно во всем уступал младшему или везде брал его с собой, если тот требует. Лучше соблюдать «золотую середину»: пусть, предположим, погуляет часок с братишкой или сестренкой, а потом спокойно общается со своими друзьями.
Очень важно также почаще говорить ребенку, что вы его любите. Наша культура довольно скупа на изъявления любви (как и на похвалу). Принято считать, что любовь нужно выражать не словами, а делами. Как у нас только ни высмеивались всякие ласковые прозвища типа «котик» и «ласточка»! Особенно обделяются лаской, естественно, мальчики; родители — и прежде всего отцы — боятся, как бы мальчики не выросли изнеженными, женственными. В результате у очень многих детей появляется неуверенность в себе; они начинают чувствовать себя отвергнутыми, не совсем полноценными. Мужественности, как вы понимаете, это не прибавляет. Напротив, ребенок, купающийся в родительской любви (конечно, не слепой, а сочетающейся с разумной строгостью), уверенней смотрит на мир и в итоге добивается гораздо больших успехов. Если уж взрослые так падки на лесть и комплименты и часто, как говорится, «видят ушами», не желая признавать фактов, а веря красивым словам, то почему же от детей требуется мудрость столетних старцев, которые и без слов поймут все, что нужно? В «Книге для трудных родителей» мы писали о важности преувеличенной похвалы. То же самое можно сказать и о ласке. Пусть ребенок почаще получает от вас преувеличенную ласку, пусть слышит, что он самый любимый. Согласитесь, что одно дело педантичное «я вас всех люблю одинаково», и совсем другое, когда тебе говорят «ты мой самый любимый старший сын», «ты мой самый любимый первенец», «ты моя самая любимая большая девочка». Казалось бы, это одно и то же, ибо слова «старший сын» предполагают наличие младшего, тоже «самого любимого». Но насколько эмоциональней, теплее звучат такие фразы! А элемент игры и юмора, заключенный в них, снижает патетику, которой так боятся многие современные взрослые.
Может, наверное, сложиться впечатление, будто, по–нашему, дети, чья жизнь омрачена ревностью, все поголовно являются стороной пассивной, этакими кроткими, забитыми страдальцами. Нет, конечно; бывает по–разному. Мы встречали немало ревнивцев, которых иначе как «бич Божий», не назовешь. Эти, наоборот, своей ревностью порабощают родителей, изводят сестер и братьев. Казалось бы, разве в подобных случаях можно пожаловаться на нехватку родительской любви и ласки? Да бедняги взрослые часто ни на шаг не отходят от маленьких тиранов и потакают им буквально во всем! Так–то оно так, но ведь тираны жаждут обожания, а не только покорности. У матери же с отцом подобное поведение ребенка обычно вызывает раздражение и жалание отгородиться: дескать, делай, что хочешь, только отвяжись! Т.е изъявления любви в данном случае формальны, а настоящего душевного контакта нет. При таких взаимоотношениях его просто не может быть, и ребенок пусть смутно, но ощущает это.
Но, безусловно, разница между «страдальцами» и «тиранами» огромна и подход к ним должен быть различным. Если в первом случае родителям, как правило, бывает достаточно изменить линию поведения по отношению к детям, то во втором этим не обойдешься. Тут надо попытаться понять, что таится за капризным деспотизмом, за вроде бы беспричинной ревностью. А таиться может разное, и, не зная, что именно, невозможно выбрать правильную тактику.
О мутистах, существах страшно ревнивых, мы написали отдельную главу (см. «Заговор молчания»), поэпятилетняя Надя ни на шаг не отходила от мамы, часто могла не разговаривать с чужими и заставляла буквально все семейство, включая семилетнюю Лялю и кота Персика, плясать под свою дудку. Но ей всего было мало, и она постоянно капризничала, чего–то требовала, выражала недовольство. На маму страшно было смотреть, такая безмерная усталость лежала на ее молодом лице. Соблазн выбрать тактику, которой мы обычно придерживаемся в работе с мутистами, был очень велик, однако мы все же решили немного повременить, получше приглядеться к девочке. И правильно сделали! Через некоторое время выяснилось, что Надю прямо–таки пожирали разнообразные страхи, о которых ее мама даже не подозревала. И снятие, купирование этих страхов привело к радикальным переменам в поведении малышки. Хотя, конечно, и маме пришлось менять стиль отношений с дочерьми: перестать бояться Надиных скандалов и, когда надо, твердо отвечать «нет», по отношению же к старшей дочери Ляле, напротив, проявлять большую снисходительность.
Случай семилетнего Матвея, пожалуй, один из самых сложных. Сестру он буквально ненавидел. На первом занятии, когда мы попросили детей придумать сценку про свое хорошее настроение, Матвей показал, как он радуется… отъезду сестры в деревню. «Потому что теперь не с кем будет драться», — объяснил он. Мальчик упорно не желал даже в воображаемых историях идти на контакт с сестрой. А уж о жалости или нежности нечего и говорить. Мы пробовали подступиться к нему и так и эдак, но все безрезультатно. И лишь к концу цикла, после того как Матвей, очень плохо входивший в контакт с детьми, стал чувствовать себя совершенно свободно, мы вдруг заметили в нем… садистские наклонности. Осторожный разговор с мамой подтвердил наши наблюдения. Она тоже не раз видела, как Матвей норовит исподтишка причинить боль домашним животным или сестре, но не придавала этому особого значения, поскольку дальше щипков, тычков и пинков дело не шло. Родители часто закрывают глаза на такие вещи, поскольку очень страшно сказать себе, что в твоем сыне таится жестокость. С этой категорией детей (к счастью, очень немногочисленной) нам работать психологически очень трудно, а тут еще и времени оставалось немного. Хорошо, что мама Матвея сумела достаточно быстро перестроить свои отношения с ним и с Аней. Раньше она во всех детских ссорах неизменно занимала сторону сына. Дескать, Аня, во–первых, старше, а во–вторых, Матвей обидчивый, нервный, «глазками дергает». Теперь же мама разрешила девочке не давать брату спуску, если он начинал исподтишка ее изводить, сама сурово пресекала подобные поползновения и параллельно старалась побольше хвалить Матвея за хорошие поступки, особенно подчеркивая при этом его доброту. На занятиях мы тоже при всяком удобном случае повторяли, что Матвей удивительно добрый и всегда жалеет слабых. При этом характер его собаки обогатился новой краской. Нет, конечно, страшное слово «садизм» ни разу не прозвучало. Однако собака Матвея начала вести себя в этюдах как настоящая «тихая сапа», стараясь исподтишка сделать окружающим, в том числе и хозяину, какую–нибудь пакость. Интересно, что на Матвея это произвело катарсическое впечатление. (Мы уже не раз сталкивались с подобными детьми: у них словно камень с души сваливается, когда они осознают, что их тайна раскрыта, но не оглашена.) Лицо его просветлело, он стал гораздо спокойнее. Расставаясь с Матвеем на лето, мы дали его маме задание как следует проработать с ним сказку Шварца «Два брата», в которой старший брат на своем горьком опыте убедился, к каким ужасным последствиям может привести бессердечное отношение к близким. Мама не только прочитала и обсудила эту сказку с Матвеем, но и затеяла с ним и с Аней целый кукольный спектакль, оказавший на мальчика психотерапевтическое воздействие.