ни к чему принуждать. С одной стороны, я почувствовала облегчение. С другой – меня ужасала одна лишь мысль о реакции родителей моего жениха, а также гостей и родственников, которые уже прилетели в Бомбей; не говоря уж о том, что нам пришлось бы разбираться с владельцами площадок, подрядчиками и всем остальным! Мама сказала мне, что сама обо всём позаботится и даже поговорит с моим женихом и его родителями, а также проследит за тем, чтобы всем гостям и подрядчикам компенсировали их расходы. Она полностью взяла ситуацию в свои руки и упрекнула меня лишь в том, что я не призналась ей раньше.
Как и ожидалось, когда мама рассказала обо всём моему жениху и его родителям, они рассвирепели и обвинили маму в моей испорченности. Разразился яростный спор, в ходе которого они потребовали, чтобы мама отвесила мне оплеуху и в назначенный день силой привела к храму. Мама ответила, что не сделает ничего подобного.
У меня не хватило храбрости остаться и стать свидетельницей их реакции. Кроме того, я знала, что они станут меня искать, и поэтому убежала и спряталась в доме моей лучшей подруги. Она вышла замуж по договорённости в девятнадцать лет, о чём впоследствии горько пожалела, и теперь боролась с печальными последствиями. В то время она жила в Бомбее и позволила мне спрятаться у неё.
Семья моего жениха заявилась на порог её дома, намереваясь меня отыскать, но я спряталась в спальне, пока подруга выпроваживала их. Я не могла покинуть её дом, потому что они выслеживали меня на улице возле здания, подозревая, что я всё-таки скрывалась там. Мне пришлось задержаться у подруги на целый месяц, пока страсти не улеглись, и последние заморские родственники не улетели домой.
Побег из-под алтаря может показаться некоторым людям храбрым поступком, но в действительности это типичное поведение эмпата. Из-за того, что мне не хватило храбрости ответить «НЕТ» – ведь мне так не хотелось никого разочаровать или вызвать конфликт – я отрешилась от своих желаний и согласилась на договорной брак. Но когда пришло время связать себя узами брака, я пошла на попятную, спровоцировав ещё большее разочарование и конфликт, а ведь именно этого я пыталась избежать, подчиняясь всем вокруг. С какой стороны ни посмотри, я оказалась в невыносимой ситуации. Последующий скандал навлёк позор на мою семью и семью жениха.
Когда мамины родители начали принуждать её к договорному браку, она поклялась себе, что, если у неё будет дочь, она никогда не станет заставлять её пойти на такой шаг. В результате она согласилась выйти замуж за моего отца, и ей пришлось подавить свою истинную личность. Но она никогда не сердилась на меня за моё нежелание последовать её примеру и не боролась с моими бунтарскими наклонностями. В конце концов она даже поддержала меня, когда я решила сбежать. Вся родня обвиняла её в том, что она избаловала меня, потому что она не стала меня наказывать или препятствовать моему возвращению домой, чтобы мне не осталось другого выхода, кроме как вернуться к своему будущему мужу. Она буквально ходила по лезвию ножа, стараясь заслужить прощение моего отца и вместе с тем поддерживать меня. Она никогда не обвиняла и не осуждала меня, даже когда казалось, что против меня весь мир, включая папу. Она защищала меня и оставалась на моей стороне, пытаясь сохранить баланс между нашими культурными обязательствами и моими мечтами.
Мама никогда не скупилась на похвалу, а вот папа всегда отличался особенной сдержанностью в этом вопросе. Мне приходилось очень постараться, чтобы заслужить его одобрение, которое никогда не длилось долго. Поэтому я делала всё возможное, чтобы удержать его, – буквально лезла из кожи вон. А потом, когда я снова теряла его расположение, я снова винила себя и думала, что сделала что-то не так, из-за чего папа обиделся. Его могла рассердить любая мелочь, например то, что я повесила над кроватью огромный постер с изображением поп-звезды мужского пола или допоздна разговаривала с подругой по телефону. Это было обычное поведение подростка, но папина реакция на такие вещи была несколько чрезмерной. Он срывался не только на меня, но и на маму, которая, по его мнению, во всём мне потакала. Его гнев заставлял меня чувствовать себя виноватой, и я изо всех сил старалась контролировать себя, делать всё возможное, чтобы быть хорошей дочерью, чтобы папа снова был мною доволен.
Каждый раз, когда я переходила черту (гуляла дольше, чем мне было позволено, или встречалась с мальчиками, которые не были представителями нашей культуры, или одевалась хоть сколько-нибудь вызывающе), папа злился на нас с мамой. В такие моменты я чувствовала себя ужасно, и меня ещё сильнее раздирали противоречия. Теперь я ходила по струнке и подчинялась жёстким нормам традиционной индийской культуры не потому, что боялась папу, – я не хотела стать причиной размолвок между родителями. Мой эмоциональный груз стал вдвое тяжелее, но тогда я едва ли это осознавала. В то время в индийской культуре женщины жили в родительском доме до тех пор, пока не выходили замуж. Поэтому я не могла просто найти работу и съехать от них. Наши с папой отношения оставались натянутыми до самой его смерти. Мы разрешили свои проблемы только тогда, когда я встретила его на том свете во время своего предсмертного состояния.
Как пробить стеклянный потолок
Умерев, я осознала, что в другом мире не существует пола. Там нет разделения по половому признаку по той причине, что нет физических тел. В том мире мы исключительно духовные создания – невероятно могущественные, сильные, мощные. Эти качества являются неотъемлемой частью нашей личности, нашей любви к себе и вселенского сознания. Мы хотим обладать ими и в нашей физической жизни тоже. Наша эмпатия и чувствительность наряду с настойчивостью, мужественностью и вместе с тем женственностью – все эти качества одинаково важны для формирования цельной личности. Подумайте о концепции инь и ян. В другом мире никто не судит о том, какие из этих качеств хуже, а какие лучше. Если на то пошло, в другом мире вообще не существует осуждения. И точка!
Осознание всего этого было таким настоящим! И всё представлялось мне таким правильным! Далеко не всё казалось мне правильным в процессе моего взросления, но во время клинической смерти мне всё стало ясно. Во всём было столько глубинного смысла.
Я осознавала, что роли, которые мы играем, из которых стараемся не выходить – гендерные роли, которым мы были обучены, – всего
