Психотерапевту остается только направлять личное движение пациента до тех пор, пока не исчезнет любое остаточное страдание. Затем психотерапевт сформулирует связь, выявленную этим эпизодом, завершит транс и вернет пациента в нормальное состояние. Это может быть необходимо, особенно если страдание велико и нужно указать “ребенку” главные факты рассматриваемого события. Например, в случае с пациенткой, испытывающей страх перед закрытыми дверьми, следовало обратить внимание на то, что дверь была открыта матерью, которая внесла комфорт и утешение и они никуда не исчезли. В случае с изменой мужа или жены необходимо более конкретно сформулировать субъективную связь, сделанную ребенком, между ощущением разъединения с матерью и испытываемой реакцией, с одной стороны, и повторным положением, подразумеваемым нынешней (взрослой) ситуацией, — с другой.
Однако большую часть работы нужно делать без гипноза, чтобы выявить и разобраться с обычно очень смешанной эмоциональной реакцией и отношениями, следующими за событием, которое способствовало возникновению симптома или модели поведения. Весьма вероятно, что многое из этого материала будет подавлено и смещено и, следовательно, будет продолжаться в настоящем времени. В случае с изменой одного из супругов, указывающей на возобновление зависимой депрессии, эффекты опыта детских переживаний неизбежно отразятся на семейных отношениях, на представлении о самом себе, и в особенности на способности к доверию. Повторное обнаружение первоначальной травмы, конечно, может пролить свет на некоторые аспекты нынешнего состояния пациента и способствовать эффекту инсайта. Однако последствия эффектов первоначальной травмы нужно исследовать и разрешить до того, как сам пациент вернется к прежней жизненной ситуации и справится с ней.
В описанной выше технике взрослое “Я” пациента является не более чем простым наблюдателем и не вмешивается в рассматриваемые эпизоды. Альтернатива этой сравнительно пассивной роли иногда обладает особенной ценностью: взрослое “Я” пациента должно вернуться в травмирующий эпизод, прийти на помощь детскому “Я” и утешить его. Это, вероятно, звучит слегка театрально и причудливо, но может оказаться очень мощным субъективным переживанием.
Пациентка, которая в возрасте 6 лет подверглась сексуальному насилию со стороны отца, могла ясно вспомнить тот случай и рассказать о нем во время первой встречи с психотерапевтом. Она также рассказала, что, едва освободившись из рук отца, она сразу же сообщила матери о том, что случилось. Но мать жестоко отругала ее за “отвратительную ложь” и отправила в комнату в качестве наказания. Когда девочка потом подверглась насилию со стороны соседа и снова со стороны отца, она не стала рассказывать об этом матери. Ведь та ей уже ответила: “Папы не делают таких вещей!” — и наказала ее, а значит, во второй раз получилось бы то же самое.
Во время гипноза ее попросили вернуться к первоначальному эпизоду, мысленно рисуя его на экране телевизора. Рассказывая о происходящем, она дошла до того момента, когда мать отругала ее и она бросилась вверх по лестнице к себе в спальню. Тогда терапевт попросил ее взрослое “Я” встретить свое детское “Я” на лестнице, обнять его и успокоить. На этой стадии без точных указаний экран исчезал. Терапевт объяснил пациентке, насколько важно для ребенка получить объяснение, одобрение и заверение в собственной невиновности. Пациентка впоследствии описала огромную перемену в своих чувствах по поводу случившегося, распространяющейся вины, которую она испытывала, и понимания своей матери.
На последующих сеансах доступ пациентки к другим воспоминаниям значительно расширился, и огромная часть материала, которая была прежде неизвестна, проявилась без использования гипноза. Это включило в себя и события, и эмоциональную реакцию (особенно по отношению к своей матери), с которыми потом работали, в основном не применяя гипноза, хотя время от времени та же самая техника применялась для понимания и разрешения подобных переживаний.
Введение взрослого “Я” пациента в такие эпизоды является очень эффективным приемом для управления тревожной эмоциональной реакцией на такие переживания. Однако его рамки гораздо шире: взрослое понимание события может быть передано детскому. Оказывается, такое повторное толкование восстанавливает не одно событие, а восходит к более поздним переживаниям, смоделированным на основе формирующегося переживания. В результате пациент достигает инсайта в гораздо более широком спектре жизненных ситуаций, чем в одном показанном эпизоде.
Использование возрастной регрессии в качестве ситуации для психотерапевтической работы расширяется в форме психотерапии эго-статуса, которая из-за своей значительной сложности рассматривается в следующей главе.
Глава 17. Диссоциация, множественная личность и терапия эго-состояния
В обоих признанных учебниках: Руководстве по диагностике и статистике психических расстройств (The Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, DSM-III, 1980) и Международной классификации болезней (International Classification of Diseases, ICD, 1977) указан диагноз “множественная личность”. Критерии, предлагаемые в первом из них, столь же определенны, как и в случае любого другого психиатрического диагноза, однако это состояние отнюдь не признается бесспорным всеми без исключения психиатрами и психологами в Великобритании. В DSM-III говорится, что это состояние является “вероятно, чрезвычайно редким”, и литература, в которой сообщается о подобных случаях, как правило, подтверждает это предположение, хотя и с определенными возражениями.
Свое несогласие с данным тезисом высказывают Блисс (Bliss, 1986) и Беарс (Beahrs, 1982), что, разумеется, не удивляет, поскольку эти авторы занимаются исключительно подобными состояниями. Блисс, например, приводит свидетельства в пользу того, что примерно один из десяти больных с психическими расстройствами, поступающих в клинику, являет собой случай “множественной личности”, хотя и ставится другой диагноз. В работах британских специалистов этот вопрос, как правило, не освещается, хотя интерес к данной теме растет.
Понятие вторичной личности, сосуществующей с главной личностью человека, является тем не менее общепринятым. Выражения вроде “Прошлым вечером я был сам не свой”, или “Я был не в себе”, или “Это совершенно на меня не похоже” показывают, что человек бессознательно чувствует, что его поведение (как явное, так и неявное, или скрытое) не соответствует характеру и противоречит “нормальной личности” индивида. Под воздействием сильного стресса, а также под влиянием алкоголя или иных наркотиков нетипичное поведение является довольно распространенным и может включать в себя также амнезию на некоторые промежутки времени.
Тот факт, что заявления о “раздвоении” личности чаще всего звучат в качестве обоснований для уменьшения ответственности за совершенные преступления (как правило — жестокие), наводит на мысль, что это состояние является фикцией, созданной с целью позволить преступнику уйти от должного наказания, а не истинным состоянием, при котором человек “временно не был самим собой”.
Подобные подозрения подтверждались в тех случаях, когда тщательное расследование раскрывало умышленное симулирование со стороны преступников.
Несколько лет назад серийный насильник и убийца стал участником телепередачи. До этого ему удалось убедить ряд выдающихся психологов и психиатров в том, что он действительно страдал раздвоением личности: то он — “опора общества”, любящий муж и отец, то — чудовище, садист, совершающий преступления преднамеренно и с чрезвычайной жестокостью. Лишь благодаря тонкому эксперименту Мартина Орна удалось выяснить, что этот случай является предумышленным и хорошо продуманным обманом. Он очень хорошо реагировал на гипнотическую индукцию и действовал к полному удовлетворению тех экспертов, которые его обследовали; его предполагаемая “альтернативная личность” (в современной терминологии) проявлялась только при гипнозе, причем “главная личность”, казалось, совершенно не осознавала существования другой.
Д-р Орн блистательно выявил недочеты в гипнотическом состоянии испытуемого, обратив внимание на отсутствие “логики транса”: в своем поведении испытуемый следовал не ей, а нормальной логике. Факт притворства впоследствии был косвенно подтвержден тем, что данный человек обладал обширной библиотекой по гипнозу и психопатологии, из которой, к счастью, он не сумел извлечь достаточно полного перечня характеристик состояния гипноза и синдрома множественной личности, что могло бы сделать его разоблачение невозможным.
Вымышленные ситуации, показанные в фильмах “Три лица Евы” и “Сивилла” (Schreiber, 1974), по замыслу сценаристов являются якобы точным воспроизведением реальных случаев, однако они слишком мелодраматичны, чтобы приниматься всерьез. Вдобавок предположение о том, что у пациента было обнаружено шестнадцать альтернативных личностей, прозвучавшее в “Сивилле” (а также случаи, о которых сообщается в более серьезной работе Блисса, где речь идет о пятидесяти личностях), делают эти фильмы еще более неправдоподобными.
