Ольгерта:
Самым умным человеком в мире сейчас считается женщина — Мэрилин вос Савант (Marilyn vos Savant). По итогам разных тестов коэффициент интеллекта у нее равен 167+, 186, 218, 228 и 230. Мэрилин занесена в Книгу рекордов Гиннесса. Родилась в 1946 году в США, взяла фамилию матери, поскольку считает, что сыновья должны жить под фамилией отца, а дочери — под фамилией матери. Ее предки со стороны матери и отца славились умом, при этом ее родители не получили высшего образования, да и сама Мэрилин бросила Университет Вашингтона в Сент‑Луисе, поскольку стала помогать семье в инвестиционном бизнесе. По словам ее отца, университет — «место, где можно изучать профессию, но нельзя развить интеллект». Мэрилин убеждена, что ум человека не зависит от количества знаний, которые зачастую хаотично уложены в голове, и многие люди с энциклопедическими знаниями не умеют пользоваться ими. Сейчас Мэрилин живет в Нью‑Йорке, ее колонка «Спроси Мэрилин» в журнале «Парад» (Parade) пользуется популярностью. Мэрилин замужем за Робертом Джарвиком (ученый, который прославился благодаря созданию искусственного сердца). Когда Мэрилин спросили, что такое ум, она ответила: «Сущность ума — в способности искать истину, не поддаваясь религиозным, семейным, социальным и иным предрассудкам. Для этого нужны смелость и эмоциональная стабильность. Меня считают гением, интеллектуалом, потому что я оцениваю события объективным, ледяным взглядом…»
Если женщины не глупы, почему среди них так мало известных изобретательниц и ученых?
«Женщины интеллектуально слабее мужчин, это подтверждено историей. Большинство деятелей искусства и нобелевских лауреатов — мужчины». Представляя этот факт как аргумент, мужчины полагают, что на протяжении истории у них и у женщин были абсолютно равные возможности и права для того, чтобы заниматься наукой или искусством. Между тем в реальности у женщин со времен Античности и до Нового времени практически не было возможностей не только творить, но и просто получать образование, достаточное для того, чтобы начать научную деятельность. Гипатия Александрийская, жившая в IV веке нашей эры, на протяжении пятнадцати веков рассматривалась как единственная женщина‑ученая. В XIX веке, когда девочки/девушки начали получать образование, появились и другие женщины‑ученые. Но женщины в науке до сих пор традиционно дискриминируются. Из‑за прежних стереотипов многие абитуриентки и сейчас выбирают гуманитарные и экономические специальности, так как подсознательно считают их «более подходящими» для женского пола.
С точки зрения общества, женщина должна быть — умной, но лишь по‑женски, — рассудительной, но только в вопросах хозяйствования дома, в семье, при выстраивании семейного бюджета, сильной, но исключительно для того, чтобы принести мужа‑алкоголика домой с его очередного загула. В остальном женщина должна быть глупой, эмоционально неустойчивой и слабой. Именно так — должна!
С раннего детства, когда дитя только осознает свой пол, раздается заветное «тыждевочка!». Если дарят подарок, то, вероятно, это будет кукла для игры в «дочки‑матери» или набор детской посудки, а может быть, мебель для кукольного домика, в любом случае непременно что‑то специфически «женское». Безобразничать и шалить, быть упрямой или нетерпеливой, инициативной и неаккуратной — для девочки это неприемлемо. Ладно мальчишки, какой с них спрос? Пусть шалят, они будущие мужчины, активные и дерзкие. Но «тыждевочка!», то есть будущая мать, в перспективе то, на чем держится весь дом. Ты должна нести в мир положительный пример.
На этом «положительном примере» и выстраивается модель девичьего будущего. Гиперответственная женщина, на которой держатся отношения в семье, — удобный вариант для мужчины, который считает себя главой корпорации под названием «семья», но готов регулярно себе позволять «маленькие слабости». Женщина стерпит любые «слабости» и «шалости». Ее этому учили много лет, уверяя, что такое поведение — свойство женской природы.
Выстраивать отношения учат в школе, которая обычно следует за домашним воспитанием. И там начинается иной уровень испытаний. Чтобы выжить в коллективе, нужно с теми, кто в нем есть и как‑либо может девочке помешать или помочь, установить отношения. Причем выстраивать приходится на трех разных уровнях:
— с другими девочками,
— со взрослыми (учителя, воспитатели),
— с мальчиками.
Первое открытие, которое делает девочка, заключается в понимании того, что в детском коллективе ценности не такие, какими были в семье! Особенно в отношениях со сверстниками. Еще открытие — это возмутительное неравенство положения! Мальчик самоценен, девочка же интересна, если она соответствует чьим‑то требованиям: если она кому‑то полезна, необходима, помогает другим, терпелива и жертвенна как подруга, или же она красива и нравится окружающим.
Девочка всеобщее признание завоевывает в первую очередь внешностью. Если девочка очень красива, то ей легко избежать травли, которая так распространена в детских коллективах. Взрослые и мальчики изначально снисходительнее, девочки могут и не любить, но все равно завидуют и чувствуют себя уязвимыми рядом с красавицей. А если при этом и характер не стервозный, то при минимуме усилий со стороны девочки она становится всеобщей любимицей и получает все, о чем можно мечтать (как считается в обществе).
Если ослепительной красоты не наблюдается, положение может спасти природное обаяние, любовь к общению, остроумие, непосредственность, артистизм. И тогда девочка становится или девочкой‑приятной‑во‑всех‑отношениях или же своим‑парнем. Для достижения приемлемого положения придется приложить больше усилий, чем требовалось Красавице, но тем не менее отношение к таким девочкам также будет хорошим и доброжелательным. Правда, на позиции свой‑парень приходится, соревнуясь в остроумии с мальчиками, обсуждать других девочек, чтобы показать, как выгодно ты отличаешься от неостроумных, скромных и тихих клуш. Со своим‑парнем должно быть весело и интересно, почти как с мальчиком. Но сколько бы такая девочка ни подделывалась под своего‑парня, она все равно остается девочкой, и ожидания от нее остаются теми же: свой‑парень — это камуфляж, надетый на женское тело.
Если девочка не умеет или не хочет тратить силы на то, чтоб всем нравиться, не любит много улыбаться, если ей противно проявлять слабость перед мальчиками или шутить над другими девочками, если у нее нет желания быть все время скромной со взрослыми — хорошего положения в школьном сообществе не достичь… Остается только бороться за то, чтобы не быть «крайней».
Из таких «общественных ценностей», в ходе борьбы за психологическое выживание, у девочки постепенно складывается знание: для жизни в обществе имеет значение только внешность, обаяние, приветливость, общительность, умение показать себя с мальчиками слабой, со взрослыми скромной. Все остальное не имеет значения. Ум, сила, выносливость, душевная тонкость, чувствительность, понятливость, доброта, проницательность, внимательность и многие другие черты характера, достоинства и потенциал неважны. Если ты девочка.
У мальчиков — иначе. Можно «брать» красотой и обаянием, можно силой и умом, внимательностью и хитростью. А можно еще какими‑то талантами. Им — можно… А девочке — нельзя. Потому что — «тыждевочка!».
— Что же ты по деревьям лазаешь, смотри, как измазалась! Ты же девочка! — с укоризной восклицают чужие мамы тверских детских площадок.
— У девочки должны быть длинные волосы. Нет, я не разрешаю тебе стричься, — говорит моя бабушка.
— Таких неопрятных дневников у последних мальчишек нет! — возмущается моя учительница.
Мне вовек не удавалось забыть, кто я: я — девочка и, как следствие, имею определенный набор обязанностей. Надеть неудобную для дворовых тарзанок юбочку, выбросить найденную рогатку, ежеутренне морщиться от боли во время плетения тугих косичек; занять необходимое, заранее отведенное мне местечко в оппозиции «девочка‑отличница» и «мальчишка‑хулиган» (и чуть позднее это сугубо женское «отличничество» будет выброшено, ибо все‑таки цель жизни — не учеба отнюдь; и давление на девочек в данном случае призвано приучить нас к подчинению и прилежанию, что является неотъемлемыми компонентами гендерной социализации женщин).
«Тебе, — говорила бабушка, — мальчишкой бы родиться. Маленьких разбойниц здесь не жалуют». «В казаки‑разбойники девчонок не берем», — слышала я во дворе.
Детство однажды или поэтапно заканчивается, начинается гормональная перестройка девичьего организма, наращиваются формы в соответствующих местах, возникают непонятные приступы томлений то ли души, то ли тела, то ли всего вместе… Чувств много, понимания мало. Девочка постепенно превращается в девушку, и в ней, с одной стороны, проявляются женские признаки, заложенные природой: формы тела округляются, кожа становится тоньше и нежнее, начинается рост молочных желез, — а с другой стороны, социальные требования женственности усиливаются и интернализируются.
