Табу – это слово, которое встречается в языке полинезийцев. Слова с подобным значением были и у греков, и у римлян, и у евреев. Значения всех таких слов способны породить двойственные чувства принятия и непринятия одновременно. Первое значение табу – священный, охраняемый; второе – ужасный, нечистый. В европейских языках можно усмотреть некоторую аналогию в таком, например, выражении, как «священный трепет». Семантика табу близка к семантике оксюморона.
Самой древней формой жертвы считается жертва животного. Его мясо поедалось всем племенем совместно с богом, которому приносилась жертва. Также выпивалась кровь этого животного. Совместная трапеза ассоциировалась с принятием обоюдных обязанностей. Связующим звеном при этом, равно как и самим моментом установления обязанностей, считалось непосредственное принятие пищи.
Меланхолия в конечном итоге заимствует часть признаков у печали, часть – из процесса затруднения выбора объекта нарциссизма. Меланхолию можно мыслить как реакцию на реальную потерю объекта любви, кроме того, она напрямую может быть связана с неврозом навязчивости.
Если человек хочет предотвратить страдания, то он прибегает для этого к различным методам. Самый грубый метод – это отравление организма. Удивительно, что подобное отравление влечет за собой чувство удовольствия. Меняется восприятие реальности, человек перестает воспринимать все негативное. Такой путь напрямую связан с употреблением наркотиков. Кроме того, наркотики дают ощущение свободы от внешнего мира. Диктат реальности в данной ситуации уступает место иллюзиям внутреннего мира.
Идеальная модель всемогущества и всезнания – это боги, управляющие миром. Боги обычно наделялись такими качествами, которыми даже апостериори не мог обладать простой смертный.
Можно предположить, что у общества, взятого на определенном историческом этапе, также как и у индивида, формируется Сверх-Я. Это Сверх-Я культурное эпохи суть впечатление, оставленное людьми особой духовной силы – вождями, правителями и т. п. Как правило, это такие люди, у которых какая-либо одна страсть получила сильное и при этом чистое выражение.
Наблюдаемая у дикарей боязнь инцеста представляет собой своего рода инфантильную черту. Здесь есть некоторое сходство с душевной жизнью невротиков. Известно, что выбор первого сексуального объекта у мальчика обычно связан с инцестом – таковым оказывается либо мать, либо сестра. В дальнейшем невротик может постоянно обнаруживать подобную черту. Это будет говорить о том, что он не смог освободиться от детских условий проявления психосексуальности.
При работе табу нет такого источника запрета, как Бог или закон. То, что запрещается в табу, запрещается само собой. Происхождение таких запретов часто оказывается неизвестным. Поэтому вполне разумно будет предположить, что система табу возникает раньше какой бы то ни было религии. И само собой разумеется, что она сформировалась задолго до государства.
Любопытно, что на возникновение веры в демонов, по всей видимости, оказала влияние практика траура. И под демонами подразумеваются в первую очередь духи недавно умерших. Цель траура – полностью уничтожить любые воспоминания и ассоциации, связанный с мертвыми. По мере уменьшения боли уходят также раскаяние и упрек. Вместе с ними сознание живого человека покидает и страх перед демонами. Так их место постепенно заменяют образы предков, которым воздается почитание.
Различаются следующие виды табу. Прямое табу. Оно связывается с человеком или с вещью. Непрямое табу, которое является приобретенным. Также такое табу может передаваться. Посредником при табуировании объекта обычно выступает вождь или жрец. Третий вид табу вбирает в себя признаки двух перечисленных.
То, как древние люди относились к своим повелителям, вполне поддается психоаналитическому толкованию. Права, предоставляемые властителям, компенсировалась запретами, распространяемыми на остальных. Однако также существовал ряд табу, под действие которых попадали все находящиеся у власти. И на простых людей, в свою очередь, эти запреты не распространялись.
Если сделать неожиданное предположение, что Рим – это существо, обладающее самосознанием, то нам предстанут зримыми все его утраченные архитектурные редкости, все изумительные памятники зодчества. Но нельзя забывать о том, что любая историческая данность представима как лишь однократно заполненная пространственная последовательность. Наше душевное прошлое в чем-то подобно Древнему Риму.
Меланхолическое состояние способно пройти, не оставив после себя никаких существенных следов. Так оно постепенно вынуждает переживающего его человека пересмотреть свое отношение к реальности и в конечном итоге отделить сексуальное влечение от его объекта. Меланхолия подобна открытой ране на теле души: она способна поглотить все интенции внешнего мира и обезличить человека.
Бесспорно, счастье – это понятие субъективное. Все познается в сравнении и сопоставляется благодаря мере истории. Сейчас мы не в состоянии разделить в полной мере переживания жертв инквизиции, гонимых евреев и т. п. Несомненно лишь то, что страдание на пределе способно сформировать определенные защитные механизмы. Следовательно, понимание счастья при включении подобных механизмов также будет иметь свою специфику.
Удовлетворение естественных человеческих влечений составляет экономическую задачу нашей жизни. Некоторые из подобных влечений могут со временем замениться чертами характера. Превалирование подобных черт может вылиться в патологию личности.
Сможет ли человечество направить свое влечение к агрессии на путь культурного изменения, на путь самосовершенствования? Сейчас люди легко и быстро способны истребить друг друга. Отсюда – беспокойства, страхи, неврозы. Остается надеяться только на созидательную силу любви, на торжество неизменного Эроса.
Этические нормы подобны попыткам общественной терапии, попыткам добиться через постулаты Сверх-Я умиротворенного и гармоничного состояния социального организма. При этом деструктивные порывы, равно как и сексуальное начало, нивелируются, либо подводятся под нарочито невыполнимые требования.
Ради достижения культуры человечеству приходится жертвовать своей сексуальностью и агрессивностью. Отсюда – часто возникающее ощущение того, что культура несет с собой несчастья и угнетение. Конечно, культура дарит и определенное чувство безопасности, а в первобытном обществе в подобной безопасности мог быть уверен, как правило, только глава семьи.
Агрессивность – неотъемлемое свойство человеческой природы. Культуре нелегко преодолеть это свойство. Агрессия напрямую связана с инстинктом смерти. Следовательно, культурный прогресс человечества есть не что иное, как борьба между Танатосом и Эросом.
Сверх-Я массы и индивида связаны друг с другом. Порой одно легче обнаружить через другое. Этические нормы, как правило, относятся к сфере действия общественного Сверх-Я. Один из самых последних постулатов общекультурного Сверх-Я – возлюби ближнего своего. Это установка объединения на идеалистических началах.
Источником табу дикари считают таинственную силу, содержащуюся в людях и духах, через посредство которых такой силой могут наделяться разнообразные вещи. Вполне уместно сравнение табуированных объектов с объектами, заряженными электричеством. Если к ним прикоснуться, то электрические разряды могут причинить серьезные повреждения.
Нарушивший табу человек сам табуируется, так как он приобретает свойство невольно указывать другим путь нарушения запрета. Ключевой в данной ситуации чувство – чувство зависти. Обычные индивиды начинают завидовать тому, кто нарушил табу. Но бывает и так, что человеку вовсе не требуется нарушать запрет для того, чтобы стать табу. Под действие этой категории автоматически попадают мертвецы, женщины в болезненном состоянии, новорожденные и какое-то время – индивиды, достигшие половой зрелости.
Феномен совести можно истолковать как феномен внутренней реальности. Это осознание недопустимости осуществления некоторых имеющихся у нас желаний. Осуждение возможной реализации таких интенций принимает форму вины. Чувство стыда, внутренний упрек за нечто недозволенное – это признаки работы совести. То же самое наблюдается и в отношении дикарей к табу. Табу – императив совести, нарушение которого ведет к порождению всеобщего чувства вины.
