есть право», – говорит он, и нападение снайпера оканчивается неудачей.
«Тебе нужно поощрение», – может посоветовать вам внутренний взрослый. К его мнению стоит прислушаться. «Ты станешь сильнее, если будешь баловать себя, любимого». Умение иногда себя радовать, придумывать веселые развлечения, которые понравятся вашему внутреннему писателю, – это дополнительная линия обороны. Играя, мы наблюдаем за игрой идей.
Внутренний взрослый заботится о внутреннем ребенке. Творческие свидания помогают стать сильнее. Итак, мы видим, что у взрослого есть много хитростей, с помощью которых он защищает нашего внутреннего писателя. Всегда готовый к нападению недругов, и в первую очередь тех, кто хочет нас обидеть, он постоянно начеку.
«Я достаточно большой и сильный, чтобы дать отпор», – так теперь рассуждает наш писатель. Доверившись взрослому, он расцветает.
Своя комната
Замечательная писательница Вирджиния Вулф высказала достойное упоминания мнение о том, что писателю непременно нужна собственная комната. Не хочу цепляться к словам, но я все же с ней не согласна. В конце концов, многие люди, которым было суждено стать писателями, не могли позволить себе отдельную комнату. Поэтому я предположила, что на самом деле Вирджиния имела в виду необходимость уединения. Это я могу подтвердить.
А раз писателям требуется уединение, я придумала способ его обеспечить: утренние страницы. Эти личные, приватные, не предназначенные для чужих глаз записи дают автору возможность в безопасности высказываться, мечтать, рисковать. На страницах, вдали от любопытных взглядов, он может по-настоящему, полноценно быть собой.
Эта самая возможность быть собой – обязательное условие качественного творчества. Мы сами являем собой источник всего, что создаем. Верность себе рождает оригинальность. Тогда и наше творчество становится самобытным. Мысли проясняются, и эта ясность рождается в одиночестве.
«Своя комната» дарит нам уединение, как и утренние страницы. Когда, едва проснувшись, мы садимся писать, то погружаемся в собственные мысли и чувства. Мы пишем, не боясь оказаться беззащитными, словно находимся наедине с собой, в одиночестве своих личных владений. Стоит уединиться, и наши мысли улетают далеко. Мы свободно размышляем о чем угодно и обо всем сразу. На нас снисходит вдохновение.
«Быть может, я пишу, потому что не люблю говорить».
Гвендолин Брукс [4]
Вдохновение – плод уединения. Погрузившись в себя, мы обнаруживаем огромное богатство мыслей. Развиваем догадки и идеи. С любопытством следим за капризами ума: что же будет дальше?
Утренние страницы открывают внутренний портал. С их помощью мы настраиваемся на поток творческих порывов и озарений, которые иначе ускользнули бы от нас. Будто есть некая запертая дверь, за которой скрыты наши тревоги, а утренние страницы дарят нам возможность от них отстраниться. Мы отрешаемся от чужих забот. Идем по собственному пути.
Быть может, отдельная комната – это роскошь, доступная не каждому, но дневник может позволить себе любой. По мере того как копятся исписанные страницы, растет и наше чувство независимости. Именно к этому и вела Вирджиния Вулф.
Рабочие места
Я сижу в своей библиотеке – просторной квадратной комнате с видом на горы. Я расположилась в большом кожаном «писательском» кресле. Это помещение располагает к четким и логичным размышлениям. Оно – одно из моих «рабочих мест», где мне комфортно изливать мысли на бумаге. Всего в моем доме их четыре, и каждое по-своему уникально. Я перехожу из одной комнаты в другую, выбирая рабочий уголок в зависимости от настроения. Библиотека подходит для прямолинейной прозы вроде той, что я пишу сейчас. Когда мне хочется сосредоточиться на служении и ясности изложения, я прихожу сюда. Тогда я пишу незамысловато: говорю то, что имею в виду, и верю в то, о чем говорю. Такой текст напоминает труд ремесленника: он предельно доступен для понимания. Здесь я обычно пишу днем, когда бодра и полна сил.
Второе рабочее место – это диван в тренажерном зале. Сидеть на нем неудобно, так что здесь я делаю краткие пометки. Занимаюсь ходьбой на беговой дорожке, а когда в голову приходит идея, сажусь на диван и записываю ее. Иногда прерываюсь, чтобы кому-нибудь позвонить. Это рабочее место подходит для лаконичных заметок. В отличие от библиотеки, где мне удобно, этот диван служит для быстрых, наскоро набросанных записей: долго на нем не просидишь, спина заболит. Здесь я пишу то, что не терпит отлагательств. Это место не подходит для длинных пространных пассажей. Нет, их лучше припасти для более комфортной обстановки, что приводит нас к рабочему месту номер три.
На двухместном диване в гостиной сидеть удобно. Он стоит напротив большого квадратного окна, за которым растет сосна, а вдали виднеются горы. Рядом настольная лампа, испускающая теплый приглушенный свет. Здесь рождаются уютные, развернутые тексты, более образные, нежели те, что пишутся в библиотеке. Здесь я запросто могу просидеть несколько часов. Я от руки исписываю страницу за страницей. Одна мысль тянет за собой другую. В этом удобном уголке работается легко. Здесь я пишу почти без усилий. В окно льется дневной свет, ему на смену приходят сумерки, а потом и ночь. Я описываю разные душевные состояния, и этот уголок прекрасно подходит для любого из них. Слова льются сами собой, путем свободных ассоциаций я перехожу от идеи к идее, одна мысль влечет за собой вторую. Из всех моих рабочих мест это – самое любимое. Время пролетает незаметно. Здесь письмо доставляет мне огромное удовольствие. Мне приходится делать над собой усилие, чтобы перебраться в другую комнату.
Мой дом построен в форме гигантской подковы. Рабочее место номер четыре находится меж двух ее концов: снаружи, на свежем воздухе, где живет поэзия. Там стоят два стула и открывается вид на двор и сад. Переместившись туда, я принимаюсь описывать флору и фауну, когда вдруг замечаю большого кролика, лакомящегося зеленью. А это что? По каменным плитам прошмыгнула прыткая ящерка. Как говорила М. К. Ричардс [5], вдохновение влетает «через окно неуместности». Я замечаю певчую птицу, которая выводит трели, сидя на ветке сливового дерева. Темы рождаются сами собой, замеченные краем
