Совершив переворот, сменив «неправильные» чувства на правильные и огородившись крепостными стенами, эго воспринимает себя полноправным хозяином своей территории, сферы сознательного «Я», потеряв при этом отступлении тело, ребенка и бессознательное. Этот образ хозяина положения, который создает эго, не что иное, как самомнение. Это типичное явление для людей с эмоциональными расстройствами. В случае паранойяльной шизофрении оно перерастает в манию величия. У шизоида оно проявляется как высокомерие, у нарциссического типа — как чрезмерная гордыня и у индивида с мазохистским характером — как самодовольство.
Самоуверенное эго, утешающее себя мнимой безопасностью в своей воображаемой крепости, распоряжается личностью, словно настоящий тиран. Подобно тирану, оно стремится устранить любые силы, которые могут угрожать его власти. При этом человек чувствует себя изолированным, отчужденным и одиноким. Эти чувства вынуждают его обратиться за помощью к терапевту. Однако его обращение за помощью — это условность. Эго вовсе не желает, чтобы его обманы были раскрыты, не хочет отказаться от защит и встретиться лицом к лицу со скрытым за ними негативным опытом. Этот шаг — просто попытка преодолеть с помощью терапевта собственную слабость. Такие попытки обречены на неудачу. Но только неудача заставит человека отказаться от позиции эго, которая, как кажется, обеспечивает его выживание.
Телесный подход к личности позволяет непосредственно соприкоснуться с внутренним ребенком. Когда тело мобилизуется с помощью дыхания, прежде всего возникает непроизвольная дрожь, которая обычно начинается с ног и распространяется на все тело. Дрожь порой совершенно спонтанно переходит в рыдания, и пациент начинает плакать. Он может даже не знать, почему он плачет. Кажется, будто звуки прорываются изнутри, помимо воли пациента. Такие приступы плача повторятся еще не раз в процессе терапии, прежде чем в нем появятся инфантильные нотки и пациент ощутит скорбь лишенного свободы ребенка.
Любое хроническое мышечное напряжение представляет собой подавленный импульс. Сокращение мышц было направлено на то, чтобы воспрепятствовать выражению импульсов. Сдержанный импульс был негативно окрашен, что и стало основной причиной его подавления. Связанные хроническими мышечными напряжениями, в теле сдерживаются чувства гнева, страха и печали. Импульсы, высвобождаемые в процессе телесной терапии, — это плач, крики, вопли, удары, пинки, укусы и так далее. Выражение импульсов в безопасной обстановке помогает избежать их отыгрывания на других людях. При этом на поверхность всегда выходит обиженный и сердитый ребенок, которому нужно излить свои негативные чувства, прежде чем он сможет искренне выразить позитивные.
Хроническая мышечная спастичность является бессознательным ограничением подвижности и самовыражения. По сути, человек тем самым говорит: «Я не могу». Если преобразовать это в сознательно выражаемое «Я не буду», то можно высвободить напряжение. Аналогичным образом, почувствовав и выразив свою враждебность словами «Я тебя ненавижу», пациент может позднее искренне сказать «Я тебя люблю». По мере того как эти чувства выходят на поверхность, возвращаются вытесненные воспоминания детства. Поэтому телесная работа должна сопровождаться соответствующим анализом, что поможет преодолеть разрыв между прошлым и настоящим.
Параллельная работа на обоих уровнях, физическом и психологическом, позволяет пациенту идентифицировать себя с потерянным ребенком, принять его и интегрировать со своим взрослым взглядом на жизнь. Это расширяет его самоосознание и освобождает творческий потенциал.
д) Человек, который находится в контакте со своим внутренним ребенком, является подлинным социальным существом. Неслучайно первобытным людям, с их общественным укладом жизни, свойственны детские качества. Дети от природы в большей степени, чем взрослые, склонны к единению и идентификации с окружением. Чувство индивидуальности — это порождение эго, которое направлено на поощрение и поддержку уникальности и независимости отдельного человека. Когда эго диссоциировано от тела, взрослый оказывается отделен от ребенка, которым он был когда-то. При таких обстоятельствах индивидуальность оборачивается изоляцией, уникальность — отчуждением, а независимость — одиночеством.
Социальное сознание — это созданный эго заменитель свойственного детям чувства принадлежности и естественной готовности быть частью группы или сообщества. Для современного человека это не более чем попытка компенсировать собственное отчуждение и изоляцию, которая не может в полной мере заменить собой чувство общности, которого сегодня так не хватает людям. Чувство общности основывается на физическом участии в общем деле. Пионеры, солдаты и группы активистов могут испытывать это чувство, но оно сильно отличается от идентификации, базирующейся на чувстве вины и денежных отношениях.
Е) Дети также находятся в большей гармонии с природой, чем взрослые. Они ближе по духу к природным явлениям, ибо все еще чувствуют себя частью естественного окружения. Эксплуатация природы ради удовлетворения желаний эго не входит в их жизненные интересы. Когда человек теряет жизненно важную связь с внутренним ребенком, он также теряет уважение и благоговение, испытываемое ребенком к природной жизни.
Творческий человек с теплотой относится к ребенку, распознавая в нем родственную душу. Он радуется детям, своим собственным и чужим, поскольку каждый ребенок — это новая жизнь, приносящая свежее дыхание энтузиазма в общий поток жизни. Он делится своим удовольствием с детьми, ибо это усиливает интенсивность его собственных переживаний. Ему хочется, чтобы каждый ребенок познал ту радость жизни, которая течет естественным потоком в свободном следовании спонтанным импульсам. Ему самому посчастливилось познать эту радость. При виде ребенка, которому плохо, он всегда чувствует его боль, ибо в сердце своем он тоже ребенок.
Никому из пациентов не удается в процессе терапии полностью разрешить свои конфликты или высвободить все напряжения. На то есть две причины. Первая заключается в том, что психологические и физические паттерны подавления настолько глубоко структурированы в личности, что не могут быть полностью устранены. Я не раз демонстрировал своим пациентам, что Нельзя полностью стереть проведенную карандашом линию на листе бумаги. Всегда остается какой-то след. Точно так же наш опыт выгравирован в наших телах. Вторая причинавтом, что травмирующий опыт индивида — это часть его жизни, и он не может быть отвергнут или проигнорирован. Однако его можно подавить или принять. Если он подавляется, то становится для человека источником проблем. С другой стороны, через его принятие и понимание человек может расширить свое восприятие и повысить чувствительность. И он может послужить исходным материалом для творческого процесса.
К счастью, пациенты не просят, чтобы их переделали заново. Они лишь хотят снова почувствовать, что жизнь может доставлять удовольствие. Когда-то у них было это чувство, поскольку именно на нем основаны их мечты о счастье. Сама мысль, что это чувство, возможно, предполагает, что оно знакомо человеку. Я не уверен, что человек мог бы выжить, если бы у него, когда он был ребенком, не было хотя бы нескольких моментов радости. Воспоминания, пусть даже очень смутные, об этих переживаниях поддерживают его дух в тяжелых ситуациях, с которыми он позднее сталкивается. Каждый пациент, который побывал у меня, несмотря на свое отчаянное положение или серьезность нарушения, мог припомнить подобные моменты. Он хочет вновь ощутить эту радость, но уже не как воспоминание, а как реальное переживание, вызванное настоящими событиями. Он хочет понять, что в прошлом привело к утрате этого чувства, и узнать, как избежать в будущем повторной потери.
Трудность достижения этих целей заключена в процессе обновления. Пациенту необходимо пережить свою жизнь заново, в полном объеме, каждое чувство и каждую мысль, возможно даже действие. Он проходит все заново, но двигаясь в обратном направлении, от настоящего к прошлому. Благодаря этой обратной последовательности он может опираться на реальность. Он должен знать, кем он является сейчас, чтобы понять, как он таким стал. Настоящее можно понять только через прошлое, однако прошлое само по себе имеет значение только потому, что оно повлияло на настоящее. Я подчеркиваю это потому, что у пациентов, как и у большинства остальных людей, есть склонность или игнорировать прошлое, или жить в нем. И то, и другое отношение нивелируют значение настоящего и, следовательно, значение «Я». Человек должен принять то, что случилось в прошлом, а не путать его с настоящим.
