Я надеюсь, что мы еще не дошли до такого положения. Ложь государственных деятелей все еще является событием, которое вызывает осуждение, а не восхищение. Ложь и коррупция являются частью нашей истории. Они не новы, но до сих пор все еще рассматриваются как отклонение от нормы. Мы все еще верим, что можем избавиться от мошенников.
Можно считать Уотергейт и дело Иран-контрас свидетельством того, что американская система управления государством несостоятельна, но можно рассматривать их и как доказательство обратного. Никсону пришлось уйти в отставку. Когда председатель Верховного суда Уоррен Бергер приводил сотрудников администрации к присяге Джеральду Форду, сменившему Никсона, он сказал одному из присутствовавших при этом сенаторов: «Она (система) сработала, слава Богу, сработала» [264]. Норт, Пойндекстер, а теперь и другие привлечены к судебной ответственности за ложь перед конгрессом. Во время слушаний в конгрессе по делу Иран-контрас конгрессмен Ли Гамильтон пристыдил Оливера Норта, приведя цитату из Томаса Джефферсона: «Искусство управления есть искусство честности».
Написанная мною книга должна в основном помочь верификаторам, а не лжецам. Ибо я уверен, гораздо проще улучшить способности человека к выявлению обмана, чем к совершению его. Этому и научиться гораздо проще. Для того чтобы освоить мою методику, не требуется особых талантов. Любой достаточно прилежный читатель может воспользоваться приведенным в конце книги опросником и оценить, совершит предполагаемый обманщик ошибку или нет. Однако, для того, чтобы полностью овладеть искусством замечать признаки лжи, недостаточно лишь понимания моей методики; это искусство дается только практикой. Но улучшить свои способности может каждый, кто не пожалеет времени на внимательное наблюдение за наличием признаков, описанных мной в главах 3 и 4 (Глава 3 ОБНАРУЖЕНИЕ ОБМАНА ПО СЛОВАМ, ГОЛОСУ И ПЛАСТИКЕ, Глава 4 МИМИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ ОБМАНА). Я и другие специалисты обучали людей, как надо смотреть и слушать, и большинству это принесло пользу. Но даже и без такого формального обучения человек может самостоятельно натренироваться обнаруживать признаки лжи.
В то время как для верификаторов неплохо было бы открыть школу, для лжецов такая затея бессмысленна. Прирожденным лжецам не нужна никакая школа, а для большинства из нас в этом не было бы никакого прока. Прирожденные лжецы и так знают и используют большую часть того, о чем я написал, хотя иногда и не осознают этого. Умение хорошо лгать – это особый талант, приобрести который нелегко. Для этого человек должен быть прирожденным артистом и обладать обаянием и умением очаровывать людей. Некоторые люди умеют, не задумываясь, управлять выражением своего лица и создавать именно то впечатление, которое хотят произвести. Таким людям не нужна никакая помощь.
Большинству же людей такая помощь нужна, но, не имея природного артистического дара, они никогда не научатся лгать очень хорошо. Мои объяснения по поводу признаков обмана и способов, с помощью которых лжец может показаться убедительным, не особенно помогут таким людям. Даже могут навредить. Нельзя научиться лгать лучше, узнав, что следует и чего не следует делать. И я сильно сомневаюсь, что упражнения в этом принесут кому-нибудь большую пользу. Смущающийся лжец, продумавший каждое свое движение, похож на лыжника, который, съезжая по склону, думает о каждом своем движении.
Однако существуют два исключения, два урока лжи, которые могут помочь кому угодно. Лжецам следует тщательно и досконально продумывать и запоминать все детали своей лжи. Большинство лжецов обычно не в состоянии предвидеть все возможные вопросы и все неожиданности, с которыми могут столкнуться. И у лжеца должны быть заготовлены и прорепетированы ответы на случай непредвиденных обстоятельств, причем с запасом. Для того чтобы с ходу сочинить убедительный ответ, который будет соответствовать всему, сказанному ранее, и тому, что потребуется сказать далее, необходимы такие умственные способности и выдержка в стрессовой ситуации, которыми обладают очень немногие люди. Второй урок, который к данному моменту, вероятно, уже усвоен читателями, говорит о том, насколько трудно лгать, вообще не допуская ошибок. И в большинстве случаев ложь проходит незамеченной лишь потому, что те, на кого она рассчитана, не берут на себя труд ее обнаруживать. Ибо лгать без малейшего признака, указывающего на обман, очень трудно. Я никогда не пытался учить кого-либо лгать лучше. Мое мнение о том, что такие попытки не принесли бы большой пользы, основано на логических рассуждениях, а не на фактических доказательствах. Но надеюсь, что я прав, поскольку мне хотелось бы, чтобы мои исследования помогали тем, кто выявляет ложь, а не лжецам. Это не означает, что я считаю ложь безусловным злом. Многие философы убедительно утверждают, что по крайней мере в некоторых случаях ложь морально оправдана, а правда иногда может быть жестокой и горькой [265].
И все-таки мои симпатии на стороне тех, кто уличает лжецов, а не лжет сам. Возможно, это объясняется тем, что целью моей научной работы является поиск признаков, позволяющих понять природу человеческих эмоций. Меня интересует не столько сам обман, сколько истинные, ощущаемые человеком эмоции, которые скрываются за обманом. Мне доставляет удовлетворение найти отличия между истинными и напускными выражениями лица, обнаружить признаки плохо скрытых эмоций, понять, что притворные проявления эмоций только напоминают истинные, но на самом деле от них отличаются. В такой постановке исследование обмана касается гораздо более широкого круга вопросов. Оно дает возможность стать свидетелем удивительной внутренней борьбы между сознательной и бессознательной сферами нашей жизни и узнать, насколько мы умеем управлять внешними проявлениями нашего внутреннего мира.
Несмотря на то, что мои симпатии на стороне верификаторов, а не лжецов, я понимаю, что уличение во лжи не всегда является благом. Если вы разоблачите обман, когда ваш друг из вежливости скрывает, что ему скучно, вы его обидите. Муж, который притворяется, что ему смешно, когда жена неумело рассказывает анекдот, или жена, прикидывающаяся, что ей интересна история о том, как ее муж починил какое-нибудь устройство, могут оскорбиться, если их заподозрят в притворстве. A в случае военной хитрости с помощью обмана порой защищаются национальные интересы страны. Например, во время Второй мировой войны кто из жителей стран-союзников не захотел бы, чтобы Гитлер был введен в заблуждение и не знал, на каком побережье Франции – в Нормандии или в Кале – состоится высадка войск союзников?
Хотя Гитлер очевидно имел полное право попытаться разоблачить ложь стран-союзников, обнаружение лжи не всегда оправдано с моральной точки зрения. Бывают случаи, когда следует ценить добрые намерения независимо от того, что человек думает или чувствует на самом деле. Иногда человек имеет право на то, чтобы ему поверили на слово. Обнаружение лжи – это нарушение права на частную жизнь, права каждого держать некоторые чувства или мысли при себе. Несмотря на существование ситуаций, когда такое нарушение оправдано – уголовные расследования, покупка машины, обсуждение условий контракта и так далее, – есть и такиеобласти жизни, где предполагается, что у человека есть право скрывать свои личные чувства и мысли и ожидать, что другие примут то, что он сочтет нужным сообщить.
Охладить пыл неумолимого обличителя лжи должны не только соображения альтруизма или уважения к праву на тайну частной жизни. Иногда человеку лучше, если он заблуждается. Хозяину лучше, если он считает, что гость отлично провел время; жена станет счастливее, если будет думать, что хорошо умеет рассказывать анекдоты. Ложная информация может быть не только приятнее правды, она может быть и полезнее. Притворное заявление плотника «Я отлично себя чувствую» в ответ на вопрос начальника «Как у тебя сегодня дела?» может дать более важную информацию, чем дал бы его правдивый ответ «Я все еще не могу оправиться после вчерашнего домашнего скандала». Его ложь правдиво говорит о его намерении хорошо выполнять свою работу несмотря на личные огорчения. Тем не менее даже в этих, казалось бы, очевидных случаях ложь может восприниматься по-разному. Начальник мог бы лучше распределить работу, если бы знал, что плотник на самом деле сильно расстроен. Жена научилась бы лучше рассказывать анекдоты или решила бы вообще их не рассказывать, если бы заметила притворство своего мужа. И все-таки, я думаю, стоит отметить, что иногда в результате разоблачения лжи рушатся отношения, теряется доверие, появляется информация, которую скрывали не без основания. Верификатор должен, по крайней мере, осознавать, что выявление признаков обмана – в некотором смысле наглость, поскольку это делается без разрешения и без учета желаний другого человека.
