Доктор Уилфред Р. Байон:
Почему, проводя эксперимент с профессором, вы попросили его подумать о чем-то болезненном для него, а вам неизвестном? Как вы считаете, имеет ли какое-то значение тот факт, что при повторном эксперименте он понимал, что вам что-то известно о неприятном для него случае, и это обусловило различие в эмоциональной реакции, наблюдавшейся в двух описанных вами случаях?
Профессор Юнг:
Да, безусловно. Моя идея строилась на том, что для меня более приемлемо, если я уверен, что мой партнер ничего не знает; если же я знаю, что и ему об этом известно, это совсем другое дело, последнее было для меня неприемлемым. В жизни каждого врача есть такие неприятные случаи, о которых коллегам лучше не знать. Я был почти уверен, что он взорвется, как мина, как только я намекну ему о том, что я в курсе дела. И он действительно взорвался. Таковы мои соображения на этот счет.
Доктор Эрик Б. Штраус:
Не мог бы доктор Юнг пояснить, что он имеет в виду, когда называет чувство рациональной функцией? Еще я не совсем понял, что доктор Юнг подразумевает под чувством как таковым. Большинство из нас, употребляя термин «чувство», имеют в виду некоторые полярные качества типа удовольствия, боли, напряжения и расслабления. Далее, доктор Юнг считает, что различие между чувством и эмоцией заключается лишь в степени. Если дело всего лишь в степени, почему тогда он располагает их, так сказать, по разные стороны границы? И наконец, доктор Юнг считает, что одним из критериев или даже основным критерием является тот факт, что, в отличие от эмоций, чувство не сопровождается физиологическим изменением. Как мне кажется, эксперименты, проведенные профессором Фрейндлихером [5] из Берлина, ясно показали, что простые чувства (удовольствие, боль, напряжение и расслабление) на самом деле сопровождаются физиологическими изменениями; так, например, с помощью современной аппаратуры можно очень точно зарегистрировать сопутствующие чувствам изменения кровяного давления. Профессор Юнг:
Это правда, что чувства, если они носят эмоциональный характер, сопровождаются физиологическими изменениями; однако, безусловно, есть и такие чувства, которые не вызывают изменений в физиологическом состоянии. Эти чувства имеют не эмоциональную, а четко выраженную умственную природу. В этом и заключается различие, которое я провожу. Поскольку чувство является оценочной функцией, легко понять, что это вовсе не физиологическое состояние. Это может быть нечто столь же абстрактное, как и мышление. Вы ведь не считаете абстрактное мышление физиологическим состоянием. Термин «абстрактное мышление» говорит сам за себя. Дифференцированное мышление рационально; точно так же может быть рациональным и чувство, несмотря на тот факт, что многие люди вовлечены во всеобщую терминологическую путаницу.
Нам нужно найти какое-то слово для обозначения оценочной функции. В отличие от прочих термин «чувство» является вполне подходящим. Конечно, вы можете подобрать любое другое слово, необходимо лишь оговорить это особо. Я вовсе не возражал бы, если бы большинство мыслящих людей пришли к выводу о том, что «чувство» является неудачным наименованием данной функции. Если вы говорите, что предпочтительнее использовать другой термин, так будьте добры, найдите его, ибо факт остается фактом: оценочная функция существует, и поэтому мы должны ее как-то назвать. Обычно ощущение ценности передается словом «чувство». Однако я вовсе не намерен цепляться за термины. В этом отношении я абсолютно либерален. Просто, употребляя тот или иной термин, я всегда сначала даю определение того, что в данном случае имею в виду. Если кому-то хочется считать, что чувство – это эмоция или причина повышения кровяного давления, у меня нет возражений. Но я вкладываю в это слово иное значение. Если люди придут к выводу, что в предложенном мною значении употреблять слово «чувство» нельзя, я тоже не буду возражать. В немецком языке есть слова Empfindung и Gefühl. Если вы почитаете Гете или Шиллера, то заметите, что и поэты путают эти два понятия. Немецкие психологи уже давно настаивают на том, что слово Empfindung для обозначения чувства употреблять нельзя. Они предлагают называть словом Gefühl (чувство) оценочную функцию, а словом Empfindung – ощущение. В наши дни уже никто из психологов не скажет: «…чувства моих глаз, ушей или кожи». Люди, конечно, могут сказать, что их ухо или большой палец обладают чувствами, но в научном языке подобные выражения уже не используются. Если отождествлять эти два понятия, то можно было бы выразить словом Empfindung состояние высшей экзальтации, однако это будет похоже на то, как, например, француз скажет «les sensations les plus nobles de l’amour» [6]. Над ним будут смеяться. Это прозвучит шокирующей бессмыслицей!
Доктор Эдвард А. Беннет:
Вы считаете, что человек, страдающий маниакальной депрессией, осознает доминирующую функцию в период депрессии?
Профессор Юнг:
Я бы не сказал. Наблюдая случаи маниакальной депрессии, вы вполне можете обнаружить, что в маниакальной фазе превалирует одна функция, а в депрессивной – другая. Например, живые, мирные, сангвинистичные и добродушные люди в маниакальной фазе, ни о чем слишком не раздумывающие, внезапно становятся крайне задумчивыми, как только начинается депрессия, ими овладевают навязчивые мысли, и наоборот. Я знаю нескольких интеллектуалов, склонных к маниакальной депрессии. В маниакальной фазе они свободно мыслят, весьма продуктивно, ясно и абстрактно. Затем наступает депрессивная фаза, и у них появляются навязчивые чувства, их преследует ужасное настроение, именно настроение, а не мысли. Все это, конечно, психологические тонкости. Лучше всего наблюдать эти процессы у людей лет сорока или немного старше, которые долгое время вели специфически интеллектуальный образ жизни или же жили чувствами, ценностями, но внезапно все перевернулось с ног на голову. Есть целый ряд интересных случаев подобного рода. Имеются замечательные литературные иллюстрации, например, Ницше. Это наиболее впечатляющий пример психологической метаморфозы в среднем возрасте. В молодые годы стиль мышления Ницше – французский афористический, однако позднее, в возрасте тридцати восьми лет, при написании «Так говорил Заратустра» его охватило дионисийское неистовство, и он полностью отрицал все, что было написано раньше.
Доктор Беннет:
А меланхолия не экстравертна?
Профессор Юнг:
Так нельзя сказать, поскольку это вещи несоизмеримые. Сама по себе меланхолия может быть определена как интровертное состояние, но это вовсе не предпочтительная установка. Называя какого-то человека интровертом, вы имеете в виду, что он более склонен к интроверсии, но экстравертная сторона у него также присутствует. Всем нам присуще и то и другое, иначе мы вообще были бы не в состоянии приспосабливаться, влиять на окружающих и находились бы вне самих себя. Депрессия – это всегда интровертное состояние. Меланхолики погружаются в своего рода эмбриональное состояние, и поэтому у них можно обнаружить накопление специфических физических симптомов.
Доктор Мэри К. Лафф:
Поскольку профессор Юнг определил эмоцию как овладевающее индивидом навязчивое состояние, мне неясно, как он различает то, что называет «инвазией» (вторжением) и «аффектами».
Профессор Юнг:
Порой вы переживаете так называемые «патологические» эмоции, сталкиваясь при этом с весьма специфическими проявлениями этой эмоции – скажем, мыслями, которые вам никогда не приходили в голову; порой это ужасные мысли или фантазии. Например, некоторые люди, будучи сильно рассерженными, жаждут не просто мести или чего-то похожего, а переживают ужасные фантазии, планируя убийство своего врага, с отрезанием рук или ног и тому подобными жестокостями. Последнее не что иное, как вторжение фрагментов бессознательного, и если речь идет о совершенно патологической эмоции, то перед нами действительно состояние помутнения сознания: человек доходит до безумного бреда и делает совершенно безумные вещи. Это и есть инвазия. В принципе, это патология, но фантазии подобного рода не исключены и в пределах нормы. Я слышал иногда, как вполне невинные люди говорили: «Я разорву его на куски», и таких людей действительно посещают подобные кровавые фантазии; они и впрямь готовы «размозжить» голову своему противнику; им представляется, что они совершают то, что в спокойном состоянии просто называется метафорой. Когда эти фантазии оживают и люди начинают бояться самих себя, мы говорим об инвазии.
Доктор Лафф:
Может быть, это то, что вы называете психозом помраченного сознания?
Профессор Юнг:
Вообще это не обязательно должен быть психоз. И даже не обязательно, чтобы это была патология; подобное случается и с нормальными людьми, когда они оказываются во власти определенных эмоций. Однажды я пережил очень сильное землетрясение. Это случилось впервые в моей жизни. Я был попросту ошарашен мыслью о том, что земля не какая-то твердыня, а шкура гигантского животного, которое трясется подобно лошади. Эта мысль преследовала меня до тех пор, пока я не вспомнил, что точно так же объясняют землетрясение японцы: ворочается огромная саламандра, несущая на себе землю [7]. Таким образом, я удовлетворился тем, что это была внезапно всплывшая в сознании архаическая идея. Подобное событие кажется мне весьма примечательным, и я думаю, оно совсем не патологическое.
