за повторную активацию материнского имаго. Адлер [51], к примеру, приводит многочисленные возражения подобного рода против теории Фрейда. В своих «Метаморфозах и символах либидо» я попытался воздать должное обоим взглядам и столкнулся в результате с обвинениями с обеих сторон: меня упрекали в обскурантистской и двусмысленной позиции. Я словно очутился в положении нейтральной стороны в военное время, ведь известно, что даже самые честные намерения нейтралов нередко отрицаются.
[45] То, что для каузального взгляда является фактом, для финалистского служит символом, и наоборот. Все, что будет реальным и существенным для одной точки зрения, нереально и несущественно для другой. Поэтому мы вынуждены прибегать к антиномическому постулату и, кроме того, должны рассматривать мир как психический феномен. Конечно, науке необходимо знать, каковы объекты «сами по себе», но даже наука не может отвергать психологическую сторону познания, а сама психология должна особенно чутко воспринимать эти условия. Поскольку психика также тяготеет к финалистской точке зрения, психологически недопустимо принимать сугубо каузальное отношение применительно к психическим феноменам, не говоря уже о хорошо всем знакомой монотонности односторонних интерпретаций.
[46] Символическая интерпретация причин посредством энергетической точки зрения необходима для дифференциации психического, поскольку без символической интерпретации фактов причины остаются неизменной субстанцией, которая продолжает действовать постоянно, как видно на примере в старой фрейдовской теории травмы. Причина сама по себе не обеспечивает возможность развития. Для психики reductio ad causam есть прямая противоположность развитию; оно привязывает либидо к элементарным фактам. С точки зрения рационализма это все, чего можно пожелать, однако с точки зрения психики мы наблюдаем безжизненную и неутешительную скуку (впрочем, не следует забывать о том, что для многих людей близость либидо к основным фактам жизни является важнейшим условием). Правда, если данное требование исполняется, психика не в состоянии долго оставаться на том же уровне, она должна развиваться дальше, а причины трансформируются в средства достижения цели, в символические выражения дальнейшего развития. Исключительная важность причин, то есть их энергетическая ценность, тем самым исчезает и возникает снова в символе, сила притяжения которого отражает эквивалентное количество либидо. Энергетическая ценность никогда не уничтожается постановкой произвольной и рациональной цели: последняя всегда будет временной заменой.
[47] Психическое развитие невозможно исключительно при помощи интенции и воли; развитие требует притяжения символа, ценностное количество которого превышает ценностное количество причины. Но символ не может возникнуть до тех пор, пока разум не уделит достаточное время осмыслению элементарных фактов; иначе говоря, пока внутренние или внешние потребности жизненного процесса не приведут к трансформации энергии. Если человек жил всецело инстинктивно и автоматически, трансформация могла происходить в соответствии с чисто биологическими законами. У нас до сих пор имеется возможность наблюдать нечто подобное в психической жизни первобытных племен, жизнь которых одновременно совершенно конкретна и предельно символична. В цивилизованном человеке рационализм сознания, в прочих отношениях безусловно полезный, оказывается наиболее труднопреодолимым препятствием для гладкого преобразования энергии. Разум, всегда стремящийся избежать невыносимых для него антиномий, принимает либо одну, либо другую сторону в этом конфликте и упорно стремится сохранять верность ценностям, которые однажды избрал. Он будет продолжать вести себя так, пока человеческий разум слывет «неизменной субстанцией», тем самым устраняя всякую возможность символического взгляда на самого себя. Но ведь разум лишь относителен и в конечном счете проверяется на собственных антиномиях. Он тоже является средством достижения цели, символическим выражением переходной стадии на пути развития.
[48] Принцип эквивалентности – это одно из предположений практического свойства, важных для теории энергии; другим предположением, необходимым и дополняющим, выступает принцип энтропии. Трансформации энергии возможны только вследствие различий интенсивности. Согласно закону Карно [52], нагрев преобразуется в работу лишь через переход от более теплого к более холодному телу. Но механическая работа постоянно преобразуется в тепло, которое, вследствие непрерывно уменьшающейся интенсивности, не может быть снова преобразовано в работу. Так замкнутая энергетическая система постепенно сокращает различия в интенсивности до равномерной температуры, после чего дальнейшие изменения недопустимы.
[49] Как показывает опыт, принцип энтропии знаком нам исключительно в образе принципа частичных процессов, образующих относительно замкнутую систему. Психику тоже возможно рассматривать как такую относительно закрытую систему, в которой трансформации энергии ведут к выравниванию различий. Согласно формулировке Больцмана [53], этот процесс выравнивания соответствует переходу от невероятного состояния к более вероятному, из-за чего возможность дальнейшего изменения все более ограничивается. В психологическом отношении мы можем наблюдать этот процесс на практике в развитии устойчивой и относительно неизменной установки. После яростных колебаний в начале противоположности уравновешивают друг друга, и постепенно развивается новая установка, финальная устойчивость которой пропорционально больше величины первоначальных различий. Чем выше напряжение между парами противоположностей, тем больше энергия, от них исходящая; а чем больше энергия, тем сильнее ее группирующая, притягивающая сила. Такая возрастающая сила притяжения соответствует более обширному запасу группируемого психического материала, и чем шире этот запас, тем меньше шансы на последующие помехи, которые могут возникнуть от соприкосновения с материалом, ранее не подвергавшимся группировке. По этой причине установка, сформированная в результате длительного процесса выравнивания, отличается особенной устойчивостью.
[50] Повседневный психологический опыт служит доказательством этого утверждения. Самые жаркие конфликты, если их удается преодолеть, оставляют после себя ощущение безопасности и спокойствия, которое нелегко нарушить, или же душевную надломленность, крайне тяжело поддающуюся исцелению. Напротив, те же самые жаркие конфликты со всем их пылом необходимы для того, чтобы обеспечить важные и продолжительные результаты. Поскольку наш опыт ограничивается относительно замкнутыми системами, мы лишены возможности наблюдать абсолютную психологическую энтропию; но чем более замкнута психологическая система, тем отчетливее проявляется феномен энтропии [54]. Это особенно хорошо видно на примере тех душевных расстройств, которые характеризуются интенсивным отчуждением от окружающей среды. Так называемое «притупление аффекта» при раннем слабоумии (dementia praecox) или при шизофрении, возможно, правильнее трактовать как проявление энтропии. То же самое относится ко всем так называемым дегенеративным явлениям, которые развиваются в рамках психологических установок, перманентно исключающих всякую связь со средой. Сходным образом такие сознательно регулируемые процессы, как направленное мышление и направленное чувство, могут рассматриваться в качестве относительно замкнутых психологических систем. Эти функции опираются на принцип исключения нецелесообразного (непригодного), который подразумевает, среди прочего, избавление от факторов, препятствующих движению по избранному пути. «Нужные» же элементы остаются включенными в процесс взаимного выравнивания и получают между тем защиту от нарушающих равновесие влияний извне. Спустя некоторое время они достигают «вероятностного» состояния, которое проявляется, скажем, в «продолжительном» убеждении или в «глубоко укоренившейся» точке зрения и т. п. О том, насколько прочно укореняются подобные воззрения, может судить всякий, кто пытался «растворить» такую структуру, например, искоренить предрассудок или изменить умственную привычку.
