Опыт, – и здесь Лэйнг вспоминает один из самых интимных опытов своей жизни, – подобен музыке. Он диахроничесски развертывается во времени, включая отдельные переживания, но эти переживания еще не есть опыт. Музыка – это также последовательность нот разной высоты, однако мелодия – это не сумма нот и не ноты сами по себе, но система взаимоотношений, переплетений, последовательность, образующая целостность ансамбля. Точно так же опыт – это сложно организованный ансамбль переживаний. Мелодию нельзя исследовать и на основании этого исследования получить опыт ее проживания, ее, прослушав, можно лишь пережить заново. Если этот ансамбль нот не слышен как мелодия, доказать это невозможно. Нет иного способа, кроме как услышать музыку, нет способа, кроме как пережить, чтобы познать какой-либо опыт. Только такой подход, по мнению Лэйнга, может сохранить целостность опыта. «В теории мир уже раздроблен на части. Так ли уж нужно стараться раздробить его и в практике?» [451] , – спрашивает он своих читателей.
Лэйнг идет от обратного: от, на его взгляд, «неправильного» ракурса исследования опыта к стихии опыта как таковой. И, по традиции, первым этапом на этом пути является критика объективизации опыта в естественных науках и медицине. В этой критике Лэйнг отталкивается от того факта, что объективный мир, описываемый наукой, не является действительным, реальным миром. Напротив, это очень сложный искусственный объект, артефакт, созданный благодаря множеству операций, которые исключают из объекта реального весь непосредственный опыт.
Наука, по мнению Лэйнга, требует отказаться от всего субъективного как от помехи, препятствующей объективному исследованию. Она настаивает на отказе от ощущений, чувств и предрассудков. Однако при этом наука забывает, что, несмотря на это многократно повторяющееся в истории философии и науки правило отказа от всякой субъективности, субъективность эта постоянно всплывает в научном исследовании как инструмент познания. Действительно, исследователь не может избавиться от глаз, которыми он смотрит на мир вокруг себя, которыми он вглядывается в стекло микроскопа, поэтому он не может избавиться и от субъективности ощущений. Не может он отказаться и от обобщения фактов, которое является обязательным требованием научной объективности, однако обобщение это он совершает в субъективной стихии мышления. Здесь Лэйнг вскрывает очень важный момент: субъективный опыт никогда не уходит из науки, он просто превращается в инструмент. Напоминая, что не следует забывать об этой субъективной составляющей науки, Лэйнг пишет:
...
Я не прошу хирурга, вправляющего кость, или дантиста, удаляющего нерв зуба, в то время, когда он, надеюсь, полностью сконцентрировался на своей безличной задаче, питать ко мне какие-то личные чувства или намерения.
Однако хирурги или ученые иногда забывают, что именно посредством необъективных ментальных операций мы обращаемся к тому, что является «объективным». Необъективные процессы дают нам объективный мир.
Такой своеобразный парадокс: необъективные акты творят объективность. Мы можем передать «объективный» мир только если сами будем объективными. Нет ничего более субъективного, чем объективность, которая слепа к субъективности [452] .
По этим причинам, как заключает Лэйнг, необходимо найти баланс между непосредственным, необузданным, сырым опытом и требованием абсолютной объективности. Объективный ученый может использовать свою субъективность во благо, превратив ее в инструмент своего объективного исследования.
Психиатрия использует общие для всей науки стратегии. Она требует объективности диагностики и теории, однако забывает, что выстраивает эту объективность с опорой на исключительно субъективный опыт. По сути, исходя из утверждений Лэйнга, психиатрия представляет противоречие объективности и субъективности в науке наиболее наглядно.
Психиатрическая диагностика осуществляется на основании теории симптомов и синдромов. Психика человека мысленно разделяется на части, а части методом соответствия относятся или не относятся к какой-либо диагностической группе. Таким образом получается объективная картина болезни или здоровья. Психиатрический диагноз при этом выступает способом идентификации нежелательного, неодобряемого поведения, но идентификация эта проводится путем ряда соответствующих объективной теории шагов.
Психиатрическая теория представляет своего рода модель, в которой по шаблону различные виды переживаний или действий относятся или не относятся к симптомам болезни. Эта простая операция и лежит в основе психиатрической диагностики. И в подобной трактовке Лэйнга нет ничего нового. Однако он указывает, что всякая новая альтернативная научная теория просто представляет новую модель истолкования и диагностики, а сама суть, сама процедура остается прежней. Происходит это, поскольку психиатрия, будучи не только практикой, но и научной дисциплиной, призвана исключать все субъективное и разделять его по объективным классам и группам признаков и симптомов.
Это постоянство диагностической сетки, независимое от направленности теории, Лэйнг подтверждает примером экзистенциального анализа Людвига Бинсвангера. Он рассматривает самый известный его клинический случай – случай Эллен Вест. Эта пациентка, по мысли Бинсвангера, страдала от желания стать словно эфир и парить в воздушном пространстве, она хотела уничтожить в себе все физическое, в том числе и тело, что притягивало ее к земле, и, словно птица, устремиться в небо. Ее телесное существование тяготило ее, поэтому она всячески стремилась уничтожить этот физический компонент, в частности, изводя себя диетами и мучаясь от голода. Она стремилась к чисто ментальному, не связанному с физическим миром бытию.
Такая интерпретация, как после краткого представления случая указывает Лэйнг, развита на основании совершенно иной, по сравнению с медицинской, парадигмы – с опорой на фундаментальную онтологию Мартина Хайдеггера. Однако, на его взгляд, в проекте экзистенциального анализа психиатрическая диагностика представлена во всей своей крайности и нелепости. Живой опыт пациентки, как и в классической психиатрии, объективируется, деиндивидуализируется и, в конце концов, представляется как объективная диагностическая картина, хотя и развитая на основании философской системы. Лэйнг заключает:
...
Как жутко и зловеще! Просто немыслимо! Бинсвангер и другие эксперты сохраняют свою власть, хороня жизнь и вопли боли в могиле слов. Крики есть лишь симптомы истерии. Страх – симптом паранойи. <…> Слабость – это психастения. Ее экзистенциальный гештальт, словно перевернутый гороскоп, показывает развертывание шизофренического расстройства, которому было предопределено разрушить ее. Бедная маленькая богатая девочка [453] .
Такая карикатурность экзистенциального анализа показывает, по мнению Лэйнга, все то же свойственное науке противоречие, только теперь акцентированное в психиатрии. За объективными данными и объективностью диагноза на самом деле скрывается опыт психиатра.
Как отмечает Лэйнг, большинство психиатров используют в своей диагностической и терапевтической практике критерий, в начале XX в. предложенный Карлом Ясперсом. Тот говорил, что при диагностике психоза, в частности шизофрении, можно использовать критерий понимания: если психиатр может понять связи между переживаниями пациента, т. е. структуру его опыта, то он болен неврозом или, может быть, даже нормален, если же нет – перед ним больной психозом. Лэйнг вслед за Хельмом Штирлином называет этот критерий «аксиомой пропасти», т. е. существования пропасти, которая отделяет нормального человека (психиатра) от больного. На этом различии и построена, на его взгляд, диагностическая система психиатрии.
Однако, подчеркивает Лэйнг, развивая уже озвученные идеи, если повнимательнее присмотреться к этому критерию, то обнаружится, что пропасть эта не объективная, а субъективная. Она не связана с объективной реальностью, с набором объективных критериев, она переживается психиатром в опыте при столкновении и общении с другим человеком. Психиатр общается с пришедшим к нему человеком и на основании своего переживания, своих чувств, возникающих в присутствии другого, своего опыта коммуникации с ним, определяет, болен тот или нет.
Выходит, заключает Лэйнг, что психиатрия повторяет общенаучную ошибку. Говоря об объективности и требуя объективности, она не видит лежащего в основе своей диагностической системы живого, субъективного опыта психиатра, который он использует как инструмент объективной диагностики. Говоря о симптомах, Лэйнг пишет:
...
Они – названия различных типов переживаний психиатра… <…> Объективная психиатрия базируется не на биологии, а на верованиях. Биология как таковая – не более чем оправдание биологической психиатрии [454] .
