репродуцироваться, то есть воспроизводить содержание травмы, которое сделалось автономным, и так будет до тех пор, пока травматическое раздражение не исчерпает себя полностью. Пока этого не случилось, сознательное «воплощение» бесполезно.
[501] На практике нелегко решить, является ли сновидение по существу своему реактивным или только символически репродуцирует некую травматическую ситуацию. Но анализ помогает разобраться в этом вопросе, потому что во втором случае репродукция травматической сцены незамедлительно прекращается при верном истолковании, тогда как на реактивную репродукцию анализ сновидения не подействует.
[502] Мы сталкиваемся с подобными реактивными сновидениями при патологических физических состояниях, когда, к примеру, острая боль влияет на течение сновидения. Но, по моему мнению, лишь в исключительных случаях соматические раздражения выступают определяющим фактором. Обыкновенно они всецело совпадают с символическим выражением бессознательного содержания сновидения, иными словами, используются в качестве средства выражения. Нередко также сновидения обнажают примечательную внутреннюю символическую связь между подлинным телесным заболеванием и какой-либо психической проблемой, причем физическое расстройство оказывается прямым миметическим выражением психической ситуации. Я упоминаю об этом любопытном факте, скорее, ради полноты картины, а не для того, чтобы привлечь внимание к этой загадочной симптоматике. Но мне кажется, что действительно существует некая взаимосвязь между физическими и психическими расстройствами, и значимость этой взаимосвязи обычно недооценивается; с другой стороны, эта взаимосвязь зачастую изрядно переоценивается вследствие присущей многим склонности воспринимать физические расстройства как всего лишь отражение психических нарушений – здесь особенно показательна история «Христианской науки» [438]. Сновидения вообще заставляют задуматься о совместимости тела и психического, и вот почему я затронул эту тему.
[503] Следующей детерминантой сновидений, заслуживающей упоминания, является телепатия. Подлинность этого явления на сегодняшний день уже не подвергается сомнению. Разумеется, не составит труда оспорить существование телепатии, не изучая имеющихся доказательств, но это было бы ненаучно, а потому о таком подходе не стоит и говорить. Я узнал на собственном опыте, что телепатия в самом деле воздействует на сновидения, о чем рассказывали с незапамятных времен. Отдельные люди особенно к ней чувствительны и нередко видят телепатически обусловленные сновидения. Но, признавая само явление телепатии, я нисколько не намерен выказывать доверие к расхожей теории о возможности воздействия на другого на расстоянии. Телепатия, повторюсь, безусловно существует, но вот ее теория не кажется мне такой уж простой. Во всех случаях нужно тщательно рассмотреть возможности согласования ассоциаций, параллельных психических процессов [439], которые, как было показано, играют важнейшую роль, прежде всего, в семьях и которые проявляют себя в тождественности или близкой схожести установок. Также надо принимать во внимание фактор криптомнезии, на который в особенности указывал Флурнуа [440]. Порой этот фактор приводит к удивительнейшим последствиям. Поскольку в сновидениях встречается любой сублиминальный материал, вполне естественно, что и криптомнезия подчас оказывается детерминантой. Мне частенько доводилось анализировать телепатические сновидения, в том числе те, где телепатическое значение не подразумевалось в момент начала анализа. Анализ позволил изучить субъективный материал, как обычно и бывает при анализе сновидений, а в итоге сны обрели значение, так или иначе связанное с текущей жизненной ситуацией сновидца. Но не удалось выявить никаких признаков телепатического сновидения. До сих пор я не открыл ни одного сновидения, в котором телепатическое содержание четко вскрывалось бы в ассоциативном материале, полученном в ходе анализа (то есть из латентного содержания сновидения). Оно всегда обнаруживается в явном содержании сна.
[504] Как правило, в литературе о телепатических сновидениях упоминаются только те сны, где какое-то чрезвычайно аффективное событие было предвосхищено «телепатически» во времени или в пространстве, то есть когда важность происшествия в общечеловеческом смысле (к примеру, смерть) объясняла его предугадывание или узнавание с расстояния – во всяком случае, как-либо о нем предупреждалось. Телепатические сновидения, которые я изучал, в большинстве случаев принадлежали к этому типу. Впрочем, лишь немногие из них отличались тем, что их явное содержание включало некое телепатическое предвидение чего-то совершенно несущественного, скажем, лица незнакомого и совершенно обычного человека, расстановки мебели в каком-то совершенно невзрачном помещении или получения маловажного письма и т. д. Разумеется, употребляя слово «несущественный», я хочу сказать всего-навсего, что ни посредством обычных расспросов, ни благодаря анализу мне не удалось отыскать содержание, значимость которого могла бы «обосновать» телепатическое предвидение. В подобных случаях (еще сильнее, чем в упомянутых ранее) очень хочется возложить ответственность на «случайность». К сожалению, гипотеза случайности представляется мне asylum ignorantiae [441]. Да, никто не станет отрицать, что случаются самые причудливые совпадения, но если полагаться на их вероятное повторение, это будет означать, что случай как таковой здесь исключается. Конечно, я не позволю себе заявить, будто за этими событиями стоит некий «сверхъестественный» закон, но все же есть что-то, чего не в состоянии объяснить наше нынешнее знание. Потому даже сомнительные телепатические элементы реальны по своей природе и словно смеются над всевозможными подсчетами вероятности. Я не отважусь предлагать теоретическое описание в этом контексте, однако замечу, что считаю правильным признавать реальность телепатических явлений и настаивать на ней. Такая точка зрения обогащает анализ сновидений [442].
[505] В противоположность известному заявлению Фрейда, будто сновидения являются, по сути, исполнением желаний, я сам, наряду с моим другом и соратником Альфонсом Мэдером, утверждаю, что сон есть спонтанное символическое самоизображение актуальной ситуации в бессознательном. Тут наше мнение совпадает с выводами Зильберера [443]. Это тем более отрадно, что мы пришли к сходным выводам независимо друг от друга.
[506] Данное мнение противоречит формуле Фрейда только постольку, поскольку в нем нет какого-либо определенного высказывания о значении сновидений. Наша формула просто говорит, что сновидение есть символическое представление бессознательного содержания. Она оставляет открытым вопрос о том, всегда ли это содержание подразумевает исполнение желания. Дальнейшие исследования, на которые ссылается Мэдер, показали, что сексуальный язык сновидений не обязательно истолковывать буквально [444]; это, вообще-то, архаический язык, который естественным образом использует все аналогии «под рукой», и при этом они нисколько не должны непременно отображать фактическое сексуальное поведение. Следовательно, будет неправильно понимать сексуальный язык сновидений буквально при всех обстоятельствах, а прочие элементы сна объяснять символически. Но стоит начать толковать сексуальные метафоры как символы чего-то неведомого, как наше представление о сущности сновидения моментально углубляется. Мэдер продемонстрировал это на практическом примере, заимствованном у Фрейда [445]. До тех пор пока сексуальный язык сновидений воспринимается буквально, нам доступно только непосредственное, внешнее и конкретное решение, иначе ничего не поделать: неизбежно проявляешь оппортунизм, поддавшись то ли врожденному малодушию, то ли лености. Нет никакой внятной концепции, значит, нет и решения проблемы. Зато оно сразу появляется, едва мы отказываемся от запутывающей конкретизации, то есть когда пациент перестает буквально
