Существуют также хорнианские аналитические исследования елизаветинской и викторианской культур. Я считаю, что хорнианский подход будет плодотворен при исследовании практически любого общества.
Хорни называет невроз «личной религией». Она мало говорила о традиционных религиях, но ее теория может быть использована для их анализа, так как большинство из них включает погоню за славой и сопутствующие ей Надо, требования, гордыню и ненависть к себе. Они предлагают сделку с судьбой, при которой обещано вознаграждение за определенную веру, действия, жесты, ритуалы и черты характера. Большая часть Старого Завета прославляет сделку с судьбой «поклонника совершенства», при которой человек вовлекается в исполнение набора выработанных ритуалов и приказаний под ливнем угроз и обещаний. В Новом Завете главная сделка иная. Не покорность закону, но установка на смирение – прощение, веру и уступки – принесет награду. Большинство религий принуждают своих последователей жить в соответствии с идеальным образом себя, который меняется от теологии к теологии, обещая им славу, если они в этом преуспеют, и наказание, в противном случае. Иногда религия включает и защиту от неудачи, признаваемой неизбежной.
Анализ религии по Хорни облегчает наше понимание психологических потребностей и защит, находящих выражение в различных доктринах и ритуалах, и делает их для нас более осмысленными. Он помогает нам ухватить суть: что религия дает человеку, и какую муку он испытывает, когда его вере угрожают. Лишенные в результате крушения религии общей системы иллюзий, многие наши современники вынуждены изобретать личное невротическое решение, для которого существует слишком мало условленных оправданий и подтверждений. Хотя большинство религий основано на магической сделке, между ними существует серьезное различие, о котором необходимо помнить: некоторые религии поощряют, а некоторые запрещают эмоциональное благополучие. Бог может быть воображаемым добрым родителем, любящим и заботливым, а может быть и невротическим родителем, требующим, чтобы мы пожертвовали своим подлинным я ради его славы.
Философские системы также могут быть достойными объектами психологического анализа, поскольку и они служат выражением желаний человека и его защит. Такие философы, как Артур Шопенгауэр, Серен Кьеркегор и Фридрих Ницше, весьма привлекательны для изучения в хорнианском духе. Главная стратегия Шопенгауэра, видимо, уход, у Кьеркегора – смирение, у Ницше – агрессия; и в каждом случае интересно посмотреть, какой искусной разработке подвергается защита в руках гения. Понимание психологической ориентации какой-либо философской системы может помочь нам увидеть не только то, из чего она возникла, но и природу ее влияния и цели, к которым она зовет. Иногда это объясняет ее непоследовательность, являющуюся выражением внутренних конфликтов философа.
В моих кратких заметках я мог лишь указать на размах и силу мыслей Карен Хорни. Ее зрелая теория, и в особенности «Невроз и личностный рост», – заметный вклад не только в теорию личности и психоаналитическую практику, но и в культурологию, литературоведение и биографический жанр. Она использовалась Марикой Весткотт при исследованиях в области полоролевой идентификации: «Феминистское наследие Карен Хорни» (1986); «Относительность женственности и идеальное я» («Американский психоаналитический журнал, 1989). Возможности ее теории, как в этих областях, так и в областях политической психологии, религии и философии, еще только начинают изучаться.
Д-р Бернард Перис, Университет Флориды,
Директор Международного Общества Карен Хорни.
Введение: Нравственность эволюции
Невротический процесс – это особая форма человеческого развития, чрезвычайно неудачная из-за растраты творческой энергии, на которую она обрекает человека. Она не только качественно отличается от здорового взросления и роста, но и прямо противоположна ему во многих отношениях, причем в гораздо большей степени, чем мы думаем. При благоприятных условиях энергия людей идет на осуществление их собственного потенциала, то есть на воплощение в действительность всей совокупности возможностей, которые потенциально им присущи. Такое развитие далеко от единообразия. В соответствии со своим особым темпераментом, способностями, пристрастиями, условиями детства и дальнейшей жизни человек может стать мягче или жестче, осторожнее или доверчивей, уверенным или не слишком уверенным в себе, созерцательным или общительным, он может проявить свои особые дарования. Но в какую бы сторону он ни направился, он будет развивать свои, именно ему присущие задатки.
Однако под действием внутреннего принуждения человек может начать отчуждаться от того, что ему свойственно на самом деле. И тогда главная часть его сил и энергии смещается на выполнение другой задачи: превращения себя в абсолютное совершенство посредством жесткой системы внутренних предписаний. Ничто меньшее, чем богоподобное совершенство, не удовлетворяет его идеальному образу себя и не утоляет его гордости теми возвышенными достоинствами, которыми (как он считает) он обладает, мог бы обладать или должен обладать.
Этот стиль невротического развития, детально представленный далее, вызывает у нас нечто большее, чем чисто клинический и теоретический интерес к патологическим феноменам. Здесь мы сталкиваемся с фундаментальной проблемой нравственности, а именно: с проблемой нравственности человеческой страсти влечения к совершенству, с проблемой нравственности религиозного долга, повелевающего достигнуть совершенства. Ни один серьезный исследователь вопросов человеческого развития не усомнится в нежелательности гордыни или самомнения, или в нежелательности влечения к совершенству, мотивированного гордыней. Но существует широкий разброс мнений о желательности или необходимости системы дисциплинирующего внутреннего контроля ради того, чтобы гарантировать нравственность поведения человека. Принимая даже, что эти внутренние правила способны задавить нашу непосредственность, разве не должны мы, в соответствии с заветом христианства («Будьте совершенны...»), стремиться к совершенству? Не будет ли попытка обойтись без таких правил рискованной, фактически разрушительной для нравственной и общественной жизни?
Здесь не место для обсуждения всех тех многочисленных путей, которыми ставили этот вопрос и отвечали на него на протяжении истории человечества, да и я не готова к такому обсуждению. Я хочу только указать, что один из существенных факторов, от которых зависит ответ, – это характер нашей веры в природу человека.
Вообще говоря, существуют три основные концепции назначения морали, основанные на разном истолковании сущности человеческой природы. От навязанных запретов и ограничений не могут отказаться те, кто верит (какими бы словами это ни называлось), что человек по природе грешен или движим примитивными инстинктами (Фрейд). Целью морали тогда становится приручение или преодоление status naturae (естественного состояния) человека, а не его развитие.
Цель морали становится иной для тех, кто верит, что человек от природы и «добр» и одновременно «плох» (грешен или деструктивен). Тогда сердцевиной морали становится подстраховка конечной победы врожденной доброты, очищенной, направленной или усиленной такими элементами, как вера, разум, воля или благодать – в соответствии с особенностями главенствующей религиозной или этической концепции. Здесь ударение не ставится исключительно на победе над злом или на подавлении зла, поскольку есть и позитивная программа. Однако она опирается или на некую сверхъестественную помощь, или на сильный идеал разума или воли, который сам по себе подразумевает применение запрещающих и сдерживающих внутренних предписаний.
И, наконец, проблема нравственности предстает совершенно иной, когда мы считаем, что врожденными у человека являются конструктивные силы развития, эволюции, и именно они побуждают человека к осуществлению заложенных в нем возможностей. Это не означает, что человек в своей основе добр и хорош, поскольку противное подразумевало бы заранее данное человеку знание о добре и зле. Это означает, что человек по природе своей добровольно стремится к самоосуществлению, и его система ценностей вырастает из этого стремления. Ясно, что он не может раскрыть свой человеческий потенциал, если не верит в себя, не активен и не продуктивен, если он не строит отношения с людьми в духе взаимности, если отдается, по выражению Шелли, «поклонению темному идолу Я» («dark idolatry of self») и постоянно приписывает свои недостатки несовершенству окружающих. Вырасти, в истинном смысле слова, он сможет только возлагая ответственность за это на самого себя.
