Это экзистенциальное желание свободы потихоньку было подавлено, но в условиях необходимости защищать свою собственность на смену подлинному желанию свободы пришла идеология. В последние десятилетия мы видим ту же парадоксальную тенденцию. Параллельно с уменьшением фактической свободы человека в западных демократиях значительно уменьшился и авторитаризм. Но изменился не сам факт зависимости, а ее форма. В XIX веке те, кто правил, действовали открыто, через прямое правление: короли, правительства, священники, начальники, родители, учителя. С изменением методов производства в основном благодаря увеличению роли машин, а также вследствие замены концепции тяжелой работы и экономии на концепцию потребления («счастья») явное подчинение определенной персоне было заменено подчинением структуре — бесконечному конвейеру, гигантским предприятиям, правительствам, которые убедили человека в его свободе, в том, что все делается в его интересах, что он, народ, и есть реальный начальник. Именно из-за гигантской силы и размеров бюрократического аппарата государства, армии, промышленности, замене персонифицированного начальника неперсонифицированной бюрократией человек стал еще более бессилен, чем был раньше, но сейчас он не осознает свое бессилие.
Для защиты от такого индивидуально и социально раздражающего знания человек создал идеал абсолютной, неограниченной «личной» свободы. Одним из проявлений этого стало установление сексуальной свободы. Как молодые люди, так и их немногим более старшие родители пытались реализовать идеал свободы, отрицая любые ограничения в сфере сексуальных отношений. Уверен, это был в целом здоровый процесс. После 2 000 лет религиозного поношения сексуальные желания и их удовлетворение перестали считаться греховными, а затем уменьшились постоянное чувство вины и постоянная готовность искупить эту вину путем обновленного повиновения. Но даже принимая во внимание историческую важность «сексуальной революции», мы не должны игнорировать ее менее приятные «побочные эффекты». Она старалась установить свободу прихоти вместо свободы.
В чем разница? Прихоть — это любое спонтанно возникающее желание без какой-либо структурной связи с личностью в целом и ее целями. (У маленьких детей они являются частью нормальной манеры поведения.) Желание само по себе — даже самое иррациональное и мимолетное — сегодня требует своего исполнения; пренебрежение им или просто попытка отложить его расцениваются как нарушение личной свободы. Если мужчина случайно встречает женщину, если у него есть несколько свободных часов, то я уверен, что ему легко может прийти в голову идея переспать с ней. После возникновения этой идеи он решает действовать соответствующим образом необязательно потому, что женщина его особенно привлекает, или потому, что его сексуальные потребности так велики, а из-за непреодолимой потребности действовать, даже если он просто загадал желание. Или, скажем, одинокий подросток идет по улице и ему неожиданно приходит в голову мысль, как это будет здорово пырнуть ножом молодую медсестру, проходящую мимо, — и он закалывает ее до смерти. Это не просто несколько примеров того, как люди следуют своим страстям. То, что первый из них — это акт любви, а второе — убийство, вносит, конечно, существенную разницу. Но общее в них то, что они носят характер прихоти. Если поискать между этими крайностями, то каждый может найти для себя такие примеры.
Основной показатель прихоти состоит в том, что она отвечает на вопрос «Почему бы и нет?», а не на вопрос «Зачем?». Я уверен, что любой, наблюдающий ежеминутно за поведением людей, удивится, как неожиданно часто они, отвечая на вопрос, сделали бы они то или иное, начинают с фразы «А почему бы и нет?». Это «А почему бы и нет?» означает, что люди поступают определенным образом лишь потому, что не находят причин так не делать, а не потому, что находят причины делать именно это; это значит, что перед нами прихоть, а не проявление воли. Следовательно, прихоть — это, по сути, результат глубокой внутренней пассивности, смешанной с желанием избежать скуки. Желание основано на активности, прихоть на пассивности.
Самой важной областью, в которой действует иллюзия личной свободы, является сфера потребления. Потребитель — это король супермаркетов и автомобильных рынков. Множество брендов каждого товара состязаются за его благосклонность. Они долгие месяцы пытались соблазнить его с телеэкранов, и он кажется себе могущественным человеком, когда делает выбор между мыльным порошком А, В или С, и все умоляют его отдать им свой голос на политических выборах. Король-покупатель не знает, что он не влияет на то, что ему предлагается, и его предполагаемый выбор и не «выбор» вовсе, так как различные бренды в основном схожи, а иногда даже производятся одной и той же корпорацией.
Можно сформулировать общий психологический закон: чем больше чувство безвластия и чем меньше подлинного желания, тем больше растет либо подчинение, либо неотступное желание удовлетворить ваши прихоти и своеволие.
Суммируя: главный путь избавления от навязанного своеволия — это концепция антиавторитаризма. Уверен, что борьба с авторитаризмом все еще имеет большое позитивное значение. Но антиавторитаризм может стать — и уже становится — оправданием для нарциссического самопрощения, для по-детски изнеженной жизни, полной неослабевающих наслаждений, в которой, согласно Герберту Маркусу, даже примат генитальной сексуальности представляется авторитарным, потому что он ограничивает свободу прегенитальных, то есть анально-извращенных отношений. Наконец, страх авторитаризма служит оправданием своеобразного вида безумия, желания убежать от реальности. Ведь реальность накладывает на человека свои законы, избежать подчинения которым он может только во сне, в состоянии транса или безумия.
Первым условием для достижения более чем скромных успехов в любой области, включая искусство жить, является «хотеть что-то одно»[11] . «Хотеть что-то одно» предполагает принятие решения, посвящение себя одной цели. Это означает, что человек целиком отдает себя одному предмету желания по своему собственному решению, что вся его энергия направлена на достижение избранной цели.
Если же энергия разделена по разным направлениям, то это не только уменьшает энергию стремления к цели, но и приводит к эффекту дополнительного ослабления потоков энергии из-за возникновения постоянных конфликтов между ними.
Навязчивый невроз — вот наш случай. Воля человека, который не уверен, должен ли он делать что-то или нечто противоположное, чьи чувства по отношению к самым важным для него людям являются слишком неопределенными, может быть полностью отключена от принятия какого-либо решения и в конечном счете от какого-либо действия вообще. В «нормальном» случае, когда цели не являются строго противоположными, небольшое количество энергии, конечно, тратится впустую, и возможность достижения любой цели серьезно уменьшается. И даже не важно, какая цель имеется в виду: материальная или духовная, высоконравственная или аморальная. Грабителю банков нужно стремиться к своей цели не меньше, чем ученому или скрипачу при условии, что они хотят сделать свое дело хорошо или хотя бы довести его до конца. Раздвоение приведет одного в тюрьму, других — к потере профессионализма, и они станут занудным и профессорами колледжа либо членами заштатного оркестра соответственно. Конечно, это поверхностный взгляд, реальность иная: вор, вероятно, нарвется на неприятности, ученый также разочаруется в себе, тогда как скрипач-любитель будет продолжать свою деятельность для собственного удовольствия при условии, что он не ждет от себя совершенства.
Легко заметить, что неразрешимые внутренние противоречия целей встречаются часто. В чем-то они вызваны расслоением в нашей культуре, которое задает людям противоположные кодексы норм, например, христианская благотворительность и альтруизм в противовес буржуазному безразличию и эгоизму.
И хотя на практике эгоизм обычно преобладает, но довольно много людей все еще находятся под влиянием старых норм поведения, правда, не настолько сильным, чтобы изменить их образ жизни.
В современном индустриальном обществе возможностей полностью посвятить себя чему-либо стало существенно меньше. В самом деле, если рабочий на бесконечном конвейере, бюрократ, перекладывающий бумаги, дворник или человек, продающий марки в почтовом окошке, попытались бы делать свое дело от всей души и с полной концентрацией воли, они скорее всего сошли бы с ума. Поэтому человек старается отвлечься по возможности от работы и занять свой ум размышлениями, мечтами или же ничем. Но все же есть еще некоторые профессии, которые позволяют самосовершенствоваться. Назовем несколько: ученый, врач, художник, даже секретарша, у которой интересная работа, медсестра, водитель автобуса, редактор, пилот, плотник. Возрастающая механизация и увеличение рутины, однако, сокращают эти возможности все больше и больше.
