меньшинство. Не стану скрывать, что сам я не в состоянии правильно сопоставить здесь выгоды и потери, но, как мне кажется, у меня найдется гораздо больше соображений в подтверждение урона, а не выигрыша. Если же вновь вернуться к вопросу о воздержании, буду настаивать на том, что оно наносит и другой вред, помимо неврозов, и что значение неврозов пока не оценено в полной мере.
Вообще задержка полового развития и сексуальной активности, предмет устремлений наших образования и культуры, сама по себе, конечно, не вредна. Она есть насущная необходимость, если принять во внимание поздний возраст, в котором молодые люди образованного сословия достигают самостоятельности и становятся способными зарабатывать на жизнь. (Между прочим, тут проявляется тесная взаимосвязь между всеми нашими культурными учреждениями, и поневоле вспоминаешь, сколь трудно изменить что-либо одно без оглядки на целое.) Но воздержание, которое затягивается надолго после порога в двадцать лет, уже начинает вызывать сомнения в своей полезности – и влечет за собой иные нарушения, даже если оно не приводит к неврозу. Да, считается, будто схватка с таким могучим инстинктом и накопление необходимых для этой борьбы этических и эстетических сил «закаляют» характер; что ж, это справедливо для некоторых натур с особо благоприятной душевной организацией. Следует также признать, что различие индивидуальностей, столь заметное в наши дни, становится возможным лишь при наличии половых ограничений. Но в подавляющем большинстве случаев борьба с сексуальностью поглощает энергию личности, причем как раз в ту пору, когда молодой человек нуждается во всех доступных силах, чтобы отвоевать себе положение и место в обществе. Соотношение возможной сублимации и необходимой сексуальной активности различается, естественно, от человека к человеку и даже от одного призвания к другому. Трудно вообразить воздержанного художника, однако воздержанный молодой ученый отнюдь не является редкостью. Этот последний может посредством воздержания высвобождать силы для занятий наукой, тогда как первый считает, полагаю, что его художественные достижения изрядно вдохновляются сексуальным опытом. В целом у меня не сложилось впечатления, будто сексуальное воздержание способствует увеличению числа деятельных и самостоятельных людей действия или оригинальных мыслителей, отважных борцов за свободу и реформаторов. Гораздо чаще оно оборачивается появлением благовоспитанных слабаков, которые со временем как бы растворяются в многолюдной массе тех, кто склонен неохотно следовать указаниям сильных личностей.
Тот факт, что половое влечение обыкновенно ведет себя своевольно и непреклонно, подтверждается и плодами усилий по соблюдению воздержания. Культурное воспитание лишь старается подавить влечение временно – до брака, с тем чтобы впоследствии дать ему полную свободу действий (и использовать на благо общества). Но крайние меры в этом случае более успешны, чем попытки ослабить влечение; посему подавление нередко заходит слишком далеко и приносит нежелательные результаты: когда влечение высвобождается, то выясняется, что оно необратимо нарушено. Поэтому полное воздержание в юности зачастую не лучшая подготовка к браку для молодого человека. Женщины это чувствуют и предпочитают видеть среди женихов тех, кто уже доказал свою мужественность с другими женщинами. А вредные последствия строгого воздержания от половой близости до замужества для женской природы особенно очевидны. Ясно, что воспитание вовсе не склонно недооценивать задачу подавления чувственности девушки до замужества, иначе откуда бы в нем взялись все эти самые решительные меры. Половые отношения возбраняются, соблюдению целомудрия придается немалое значение, а еще женщин стараются оградить от искушений по мере взросления, удерживая в неведении обо всех подробностях того положения, которое ей отводится в жизни, и не допуская никаких любовных порывов, не ведущих к браку. В результате, когда родители девушки внезапно позволяют ей влюбиться, она оказывается несостоятельной для этого психологического достижения и вступает в брак, нисколько не уверенная в своих чувствах. Вследствие этого искусственного замедления любовной функции она не может предложить ничего, кроме разочарований, тому мужчине, который копил для нее все свои желания. В своих душевных метаниях она все еще привязана к своим родителям, чей авторитет привел к подавлению ее сексуальности, а в своем физическом поведении она показывает себя холодной, лишая мужчину сколько-нибудь полного сексуального удовольствия. Не могу сказать, существуют ли анестетичные женщины вне культурного воспитания (на мой взгляд, это вполне возможно), однако я склонен думать, что наше воспитание действительно порождает такой женский тип, и те женщины, которые зачинают без удовольствия, почти не выказывают впоследствии желания вновь переносить муки деторождения. Выходит, что подготовка к браку расстраивает цели самого брачного союза. Когда впоследствии задержка в развитии преодолевается и у жены пробуждается способность любить в расцвете ее женственности, отношения с мужем уже давно испорчены, а в награду за предыдущую покорность ей остается выбор между неудовлетворенным желанием, неверностью или неврозом.
Сексуальное поведение человека часто задает образец для всех других его откликов на жизнь. Если мужчина настойчиво добивается внимания объекта своей любви, мы не сомневаемся в том, что он столь же упорно будет стремиться к достижению иных целей; но если он по каким-либо причинам воздерживается от удовлетворения своего могучего полового влечения, то и в других областях жизни, скорее всего, станет вести себя примирительно и покорно. Особое применение того утверждения, будто сексуальная жизнь закладывает образец для осуществления иных функций организма, не составит труда выявить применительно к женскому полу в целом. Воспитание запрещает женщинам проявлять интеллектуальный интерес к половым вопросам, однако они, тем не менее, испытывают крайнее любопытство; еще воспитание их пугает, осуждая такое любопытство как неженственное, как признак греховности. Тем самым женщин как бы отгоняют от всякого размышления, и знание теряет для них свою ценность. Запрет на мышление распространяется за пределы полового влечения – отчасти из-за неизбежной взаимосвязи с другими вопросами, а отчасти автоматически, подобно запрету мужчинам мыслить о религии или запрету верноподданным подвергать осмыслению свою лояльность. Не думаю, что женское «физиологическое слабоумие» («physiologischen Schwachsinn») нужно объяснять биологическим противопоставлением интеллектуального труда и сексуальной активности, как утверждал Мебиус в работе, которая вызвала широкое обсуждение [21]. По моему мнению, несомненную интеллектуальную неполноценность многих женщин можно, скорее, объяснить торможением мышления из-за подавления сексуальности. Вообще при рассмотрении воздержания недостаточно строго проводится различие между двумя его формами, а именно, между воздержанием от какой бы то ни было сексуальной активности и воздержанием от половых отношений с противоположным полом. Многие люди, похваляясь успехами в воздержании, смогли превозмочь свою природу только с помощью мастурбации и тому подобных удовольствий, связанных с аутоэротической сексуальной активностью в раннем детстве. Но по причине этой связи такие замещающие способы сексуального удовлетворения вовсе не безвредны; они предрасполагают к многочисленным неврозам и психозам, обусловленным обратным развитием половой жизни и возвращением к ее
