В рациональном мире можно было бы надеяться на заключение между израильтянами и палестинцами мирного договора, согласно которому израильтяне уступили бы контроль над оккупированными территориями и эвакуировали большинство поселений, а палестинцы отказались бы от права на возвращение. При таких обстоятельствах Великий Израиль, хотя бы как экономическое понятие, стал бы центром притяжения в Средиземноморском регионе, на который ориентировались бы не только Западный берег реки Иордан и сектор Газа, но и Иордания, Южный Ливан и Южная Сирия, включая Дамаск. Но на данный момент едва ли найдутся еще два народа, которые были бы столь далеки друг от друга психологически и различия между которыми были бы так же глубоки, сковывая любые их политические инициативы, как израильтяне и палестинцы. Можно только надеяться, что политическое землетрясение в арабском мире в 2011 г. подтолкнет Израиль к серьезным территориальным уступкам.
Ближний Восток висит на волоске судьбоносных человеческих взаимосвязей, и больше всего из-за замкнутости и излишней плотности его географии. География никуда не делась в процессе революции в таких областях, как средства коммуникаций и вооружения. Она просто стала еще более важной и ценной для еще большего количества людей.
В таком мире всеобщие ценности не могут не зависеть от обстоятельств. Мы молимся за сохранение хашимитской Иордании и объединенной Сирии, как молимся и за окончание диктатуры мулл в Иране. Демократия в Иране могла бы стать в будущем дружественной нам, и Большой Иран от Газы до Афганистана был бы, скорее, силой, действующей во благо, а не во вред. Это могло бы коренным образом изменить все прогнозы в отношении Ближнего Востока. «Хезболлу» и ХАМАС можно было бы обуздать, а перспективы мира между Израилем и Палестиной стали бы менее призрачными. В Иордании сложно представить более умеренный и прозападный режим, чем монархия, которая сейчас при власти. А Саудовская Аравия — потенциально наш враг. В Сирии же постепенно должна установиться демократия, как бы ни препятствовали этому суннитские джихадисты политической организации Великой Сирии, как это произошло в Месопотамии в 2006–2007 гг.
Европейские лидеры в XIX и в начале XX в. были поглощены так называемым восточным вопросом: то и дело вспыхивающими очагами нестабильности и националистических настроений, ставших результатом медленного развала Османской империи, который, казалось, никогда не закончится. Восточный вопрос был закрыт, когда разразилась Первая мировая война. Она во многом определила развитие современной системы арабских государств, в котором свою роль сыграли вековые географические особенности и концентрация населения, о которых так красноречиво пишет Ходжсон. Но спустя 100 лет живучесть этой постосманской государственной системы в самом центре «Ойкумены» нельзя принимать как должное.
Глава 15
Бродель, Мексика и военно-политическая стратегия
Ученый-историк из Оксфордского университета Хью Тревор-Ропер в 1972 г. писал, что ни одна группа ученых не оказывала более «плодотворного влияния» на изучение истории, чем так называемая школа «Анналов», основанная в 1929 г. Люсьеном Февром и Марком Блоком. Эта группа ученых собралась вокруг парижского журнала Annales d’histoire economique et sociale («Анналы экономической и социальной истории»), по названию которого и получила свое имя. Самым выдающимся из представителей этого научного направления был Фернан Бродель. В 1949 г. Бродель опубликовал книгу «The Mediterranean and the Mediterranean World in the Age of Philip II» («Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II»), работу, которая совершила переворот в исторической науке и в которой автор сделал акцент на географии, демографии, материальной культуре и окружающей среде.[455] Бродель привнес в этот исторический труд саму природу, безмерно обогатив, таким образом, эту дисциплину, а также помог вернуть географии ее законное место среди академических наук. Его объемный двухтомный труд особенно впечатляет, если учесть, что бо́льшую его часть он написал в немецком плену во время Второй мировой войны. В широком полотне повествования Броделя неизменные и вечные силы природы, а также окружающая среда ведут к формированию исторических тенденций, существовавших веками. Так, те политические события и региональные войны, о которых мы говорим в нашей книге, кажутся практически предопределенными, если не просто мелочами. Именно Бродель помогает нам понять, как на плодородных, поросших лесами землях центральной части Европы, требовавших для успешного земледелия от отдельного крестьянина небольших усилий, сформировались в конечном итоге более свободные и динамичные общества по сравнению с теми, которые развились в Средиземноморском регионе, где более бедные почвы, которые в силу этого делали земледелие довольно рискованным предприятием, нуждались в орошении, что, в свою очередь, привело к формированию олигархий. Эти неплодородные почвы в сочетании с непостоянным, засушливым климатом толкали греков и римлян на завоевания.[456] Одним словом, мы обманываем себя, когда верим, что полностью управляем своими судьбами. Бродель же помогает нам осознать, что чем больше мы понимаем пределы собственных возможностей, тем бо́льшую силу нам это придает для того, чтобы повлиять на исход событий в этих пределах.
Географически Бродель определяет Средиземноморский регион как совокупность морей возле великой пустыни Сахара. Таким образом, он вернул Северной Африке ее выдающееся положение в исследованиях Средиземноморского региона и предоставил контекст для массовой миграции арабских рабочих в нашу эпоху с каменистых южных берегов Средиземного моря, где доминирует ислам (латинской культуре не удалось здесь распространиться), к северным — христианским — берегам. История Броделя, несмотря на основной акцент на испанском правителе Филиппе II, в действительности не о том, как отдельные люди преодолевают преграды на своем пути, а скорее, о том, как под влиянием безликих фундаментальных сил формируются люди и общества, их объединяющие. Сегодня в мире наступает время серьезных климатических изменений. Потепление арктических морей открывает новые возможности для торговых путей, потенциальное повышение уровня моря угрожает не только густонаселенным прибрежным странам в тропическом третьем мире, а мировая политика в значительной мере определяется наличием и доступностью нефти и других ресурсов. Именно сейчас, в этот сложный период в истории человечества, самое время обратиться к эпопее географического детерминизма Броделя. В самом деле, труды Броделя о Средиземноморском регионе определяют литературный контекст настроений в эпоху недостаточных ресурсов и судьбоносной роли окружающей среды в мире, где население постоянно увеличивается, а запасы пресной воды катастрофически уменьшаются.
Достижением Броделя и других представителей школы «Анналов», как пишет Тревор-Ропер, «является то, что они в широкое русло исторической науки внесли географию, социологию, право, умственную жизнь и таким образом подпитали, укрепили и освежили ее течение…». В конце концов, продолжает Тревор-Ропер, «география, климат и население определяют связи, экономику и политическую организацию».[457] Своими исследованиями Бродель, притом что у него, в отличие от Маккиндера, Спайкмена или Мэхэна, отсутствует особая геополитическая теория, сделал нечто более важное, поскольку сам он — нечто больше, чем географ или политический стратег. Он — историк, чье повествование имеет некую божественную особенность и в котором каждая деталь человеческого существования прорисована на полотне сил природы. Если география когда-либо и приближалась к литературе, то она это делает именно у Броделя. В определенном смысле Бродель — итоговое воплощение всех тех политических стратегов, с которыми мы уже познакомились выше.
Археолог из Оксфорда Барри Канлифф замечает, что, возможно, главнейшим вкладом Броделя в понимание истории является концепция «изменяющейся длительности временных циклов». В основе ее лежит longue duree («период большой длительности»): медленно, незаметно изменяющееся географическое время «ландшафтов, которые и дают возможности, и накладывают ограничения». Следующим этапом являются менее длительные «среднесрочные циклы», которые сам Бродель называет conjonctures («конъюнктурами»), то есть системными изменениями в демографии, экономике, сельском хозяйстве, общественной жизни и политике. Канлифф поясняет, что по сути своей это «коллективные силы, безликие и редко выходящие за пределы одного столетия». Вместе longue duree и conjonctures составляют по большей части скрытые «базовые структуры», в контексте которых разворачивается человеческая жизнь. Все мои размышления о роли географии имели своей целью подчеркнуть важность этих базовых структур. Бродель называет самый быстротекущий цикл l’histoire evenmentielle («событийной историей») — эти события представляют собой ежедневные политические и дипломатические неурядицы, которые являются предметом освещения в СМИ. Бродель проводит аналогию с морем: на самой большой глубине неторопливо перемещаются водные массы, несущие на себе все остальное; чуть выше — волны и приливы; наконец, на поверхности, по словам Канлиффа, — «мимолетная рябь, пена, появляющаяся и исчезающая за одну минуту».[458]
