Два основных факта, важных в этом отношении, можно считать установленными. Первый из них – это факт раздражимости по крайней мере высших растений по отношению к достаточно многочисленным воздействиям, общим с теми воздействиями, которые способны вызвать реакцию также и у большинства животных: это температурные изменения, изменения влажности, воздействие света, гравитация, раздражимость по отношению к газам, к некоторым питательным веществам, наркотикам и, наконец, к механическим раздражениям. Как и у животных, реакции растений на эти воздействия могут быть положительными или негативными. В некоторых случаях пороги раздражимости растений значительно ниже порогов, установленных у животных; например, X. Фулер (1934) приводит величину давления, достаточную для того, чтобы вызвать реакцию растения, равную 0,0025 м.г.
Другой основной факт заключается в том, что, хотя чаще всего раздражимость растений является диффузной, в некоторых случаях мы все же можем уверенно выделить специализированные зоны и даже органы раздражимости, а также зоны специальной реакции. Значит, существуют и процессы передачи возбуждения от одних зон к другим.
Известные опыты Дарвина-Ротерта с гелиотропической реакцией молочных проростков проса показывают это с полной очевидностью. Эти простые опыты заключаются в том, что в одном случае искусственно затемняется та зона стебля, которая обычно гелиотропически изгибается, и растению дают одностороннее освещение; оказывается, что при этом условии изгибание стебля в данном месте все же происходит. В другом случае затемняются семядоли растения, обычное же место изгиба стебля оставляют открытым; если теперь подвергнуть растение одностороннему освещению, то в этих условиях оно не дает гелиотропной реакции, т. е. изгибание его стебля не происходит.
Уже в прошлом столетии был поставлен вопрос о приложимости к растениям закона Вебера (М. Массар, 1888). Дальнейшее развитие исследования подкрепило возможность выразить отношение между силой раздражения (степень концентрации вещества в растворе, сила света) и реакцией растения (П. Парр, 1913; П. Старк, 1920) [195] .
Если к этим данным присоединить тот уже указанный нами выше факт, что жизнедеятельность высших растений осуществляется в условиях одновременного действия многих внешних факторов, вызывающих соответствующую сложную реакцию, то принципиально можно допустить также и наличие у них раздражимости по отношению к воздействиям, выполняющим функцию соотнесения организма с другими воздействующими свойствами, т. е. наличие опосредствованной деятельности, а следовательно, и чувствительности.
Некоторые факты кажутся говорящими за правильность этого предположения. Мы имеем в виду данные, приводимые И.В. Мичуриным. Работая над проблемой межвидового скрещивания, И.В. Мичурин открыл следующий замечательный факт. Бывают случаи, когда пыльца, внесенная на рыльце материнского растения другого вида, не вызывает соответствующей реакции, и плод не завязывается. Достаточно, однако, прибавить к вносимой на молодое растение пыльце самое небольшое количество пыльцы, взятой от растения того же вида, что и материнское растение, как завязывание плода происходит, причем большая часть завязей представляет собой результат оплодотворения чужой пыльцой. Таким образом, причина неудачи в первом случае относится не за счет невозможности основного процесса завязывания плода, но, по-видимому, за счет того, что чужая пыльца не вызывает необходимых предварительных процессов в пестике материнского растения. Прибавление же пыльцы растения того же вида вызывает эти процессы, а вслед за ними и основной процесс – теперь уже безразлично по отношению к пыльце своего или другого вида. Следовательно, те свойства пыльцы, которые вызывают реакцию растения, обеспечивающую внешнее сближение с пыльцой и те свойства, от которых зависит собственно завязывание плода, не совпадают между собой и могут быть разделены: растение может быть «обмануто».
Но ведь именно это несовпадение и было принято нами в предварительном анализе в качестве критерия чувствительности. Мы, однако, исходили при этом из признания необходимости еще одного момента, а именно, возможности изменения этого рода отношений, так как только их динамика, как мы показали это дальше, обеспечивает существование этих состояний в качестве состояний специфических, отделяющихся от состояний собственно витальных.
Нам неизвестны опыты, которые имели бы своей прямой или косвенной задачей выяснение того, может ли быть изменена реакция растений путем воспитания, т. е. может ли растение «приучиться» впоследствии к завязыванию плодов в условиях данного межвидового скрещивания, уже без всякого примешивания своей пыльцы. Во всяком случае, такое допущение теоретически мыслимо. Но если мы даже примем это допущение, то все же остается еще одно необходимое для возникновения чувствительности условие, которого лишены растения.
Оно выступило с особенной ясностью в наших исследованиях возникновения кожной чувствительности к неадекватным раздражителям. Это наличие «пробующих» реакций, наличие «поиска». Ибо только при поисковой деятельности может произойти требуемое активное соотнесение одного воздействия с другим. Мы выразили эту необходимость, как необходимость того, чтобы «трасса деятельности» – в простейшем случае всегда, конечно, внешней деятельности – проходила через воздействие данного агента. Соотнесение должно осуществиться здесь не только во времени, но и в пространстве.
Будет ли это локомоторное движение или движение отдельного органа – безразлично, но оно должно 6ыть. На высших ступенях развития оно может превратиться во внутреннюю активную деятельность, но от этого совсем особого случая нам надлежит сейчас отвлечься.
Существует ли возможность такой деятельности, таких движений у растения? Данные самого тщательного анализа и классификации движений, наблюдаемых у растений (Г. Молиш, В. Палладин) полностью исключают такую возможность. Основным типом движения растений остаются движения ростовые. Непосредственный образ прикрепленности и своеобразной неподвижности растений не случайно удерживается в нашем сознании вопреки так ясно наблюдаемым иногда у них движениям.
Может быть, именно с этой особенностью связано и столь же глубокое своеобразие условий всякой вообще индивидуальной (онтогенетической) изменчивости растений под влиянием внешних воздействий. Как показано Т.Д. Лысенко [196] , такие изменения могут происходить у растений только в точках роста и, следовательно, в дальнейшем не способны ни изгладиться, ни превратиться а другие; в этом, очевидно, и состоит коренное отличие формы приспособления у растений от форм приспособления у животных.
Итак, с точки зрения развиваемой нами гипотезы о генезисе чувствительности, наличие чувствительности, в смысле способности собственно ощущения, у растений допущено быть не может. Вместе с тем, некоторые растения, по-видимому, все же обладают некой особой формой раздражимости, отличной от ее простейших форм. Это – раздражимость по отношению к таким воздействиям, реакция на которые опосредствует основные витальные процессы растительного организма. Своеобразие этих отношений у растений, по сравнению с подобными же отношениями у животных, состоит, однако, в том, что в то время как у последних эти отношения и связанные с ними состояния способны к изменению и развитию, в результате чего они выделяются и начинают подчиняться новым специфическим закономерностям, у растений эти отношения хотя и возникают, но не способны к развитию и дифференциации; разделение воздействующих свойств, обозначенных нами символами a и ά, возможно и у растения, но их несовпадение, несоответствие не разрешается в его деятельности, и эти отношения не могут стать отношениями, порождающими развитие соответствующих им внутренних состояний.
Из этого вытекают два вывода. Во-первых, тот вывод, который мы можем сделать в связи с самой проблемой чувствительности у растений. Очевидно, мы не можем говорить о чувствительности растений, но лишь как о чувствительности совершенно особого типа, столь же отличающегося от собственной чувствительности, т. е. от чувствительности животных, сколь и сама их жизнедеятельность отличается по своему типу от жизнедеятельности животных. Это, конечно, не исключает необходимости все же различать у растений явления чувствительности и явления раздражимости; наоборот, нам кажется, что применительно к высшим растениям это различие сохраняет некоторое значение и, может быть, еще сыграет в дальнейшем свою роль в проблеме воспитания их функциональных способностей.
Второй вывод, который может быть сделан из рассмотрения проблемы чувствительности растений, относится к чувствительности животных и той деятельности, в которой она формируется.
