частицу, то совершите ошибку. Не следует позволять своему разуму играть с этим. Возьмем, например, наиболее трудную для понимания догму о непорочном зачатии: рационализировать ее бесполезно. Если вы оставите все как есть, как это было передано нашими предками, тогда это остается истиной; но если вы попытаетесь рационализировать эту догму, то все пойдет прахом, потому что тогда вы сдвинете ее на уровень нашего играющего интеллекта, который не в состоянии понять эту тайну. Это секрет непорочности и непорочного зачатия, а это самый важный психологический факт. Печальная правда заключается в том, что мы больше этого не понимаем. Но известно, что в предшествующие века человек вовсе не нуждался в подобном роде интеллектуального понимания. Мы этим гордимся, хотя гордиться тут нечем. Наш интеллект абсолютно не способен понимать подобные вещи. Психологически мы продвинулись очень недалеко в понимании правды, экстраординарной правды ритуала и догмы. Поэтому подобные догмы не должны подвергаться какой-либо критике.
Поэтому, вы понимаете, если я имею дело с настоящим христианином, настоящим католиком, то всегда стараюсь быть поближе к догме и говорю: «Вы привязаны к ней! И если вы начнете критиковать ее так или иначе интеллектуально, то я начну вас анализировать, и тогда вы у меня на сковородке!» Когда католик приходит ко мне, я спрашиваю: «Вы исповедовались в этом своему духовнику?» Естественно, он говорит: «Нет, он не поймет». – «И зачем вы тогда вообще исповедуетесь?» – «О-о, всякие там грязные мелочи роли не играют, а вот о главных грехах он никогда не говорит». Как я уже говорил, у меня было очень мало католиков – шесть. Я гордился этим и говорил им: «Вы понимаете, что все то, что вы мне говорите, действительно очень серьезно. Идите теперь к своему духовнику и исповедуйтесь. И неважно, поймет он вас или нет. Это говорится перед Богом, и если вы этого не сделаете, то поставите себя вне Церкви. Тогда мы начнем анализ, и тогда станет “жарко”, так что для вас будет лучше вернуться в лоно матери Церкви». Так что, вы понимаете, я вернул этих людей обратно в Церковь с тем же результатом, как если бы сам Папа дал мне частное благословение учить некоторых важничающих католиков, как правильно исповедоваться.
Например, была одна дама, игравшая очень важную роль в обществе. Она была ревностной католичкой и летом всегда приезжала в Швейцарию на каникулы. Там есть один известный монастырь, и она обычно отправляется туда для исповеди и духовного окормления. Будучи интересной персоной, она более, чем следовало бы, заинтересовалась своим духовником, а тот проявил несколько больший интерес к ней, и вот получился конфликт. В результате духовник переместился в клаузуру [78], а она буквально пала духом, после чего ей посоветовали обратиться ко мне. И вот она пришла в полном возмущении по поводу вмешавшейся администрации, а я отправил ее назад, к ее духовному авторитету, посоветовав рассказать обо всем. И, когда она вернулась в Рим, где жила и где находился ее духовный наставник, тот спросил ее: «Ну, хорошо. Я знаю тебя уже много лет. Как случилось, что сейчас ты смогла исповедаться так легко и свободно?» И она сказала, что научилась этому у доктора. Вот вам и история о том, как я получил частное благословение Папы.
Я считаю, что, если пациент является действительным членом церкви, ему следует относиться ко всему серьезно. Он должен быть подлинным и искренним членом этой церкви, и ему не следует идти к доктору для решения своих проблем, когда он верит, что должен искать их разрешения у Бога. Например, когда член Оксфордской группы приходит ко мне на лечение, я говорю: «Вы принадлежите к Оксфордской группе; поскольку это так, то и все свои вопросы вы должны решать там. Я не могу сделать это лучше, чем Иисус».
Я расскажу вам одну историю. Алкоголик-истерик проходил лечение в одной из групп Оксфордского движения, и те использовали его в качестве демонстрационного образца, послав по всей Европе, где он со всей искренностью рассказывал, как плохо себя когда-то вел и как затем совершенно излечился с помощью группы. И после того, как он повторил свою историю двадцать или, может быть, пятьдесят раз, он почувствовал себя совершенно больным и снова запил. Духовный восторг попросту испарился. И что же теперь они собрались с ним делать? Они заявили, что он фигура патологическая и ему следует отправиться к доктору. И вот что получается: на первой стадии его вылечил Иисус, а на второй его лечит доктор! Я был вынужден отказаться и отказался от этого случая. Я послал этого человека обратно к тем людям и сказал: «Если вы верите, что Иисус однажды исцелил его, то он исцелит его и на этот раз. Если же он не может сделать этого, не считаете ли вы, что я в состоянии сделать это лучше, чем Иисус?» Но именно этого они как раз и ожидают: когда человек пребывает в патологическом состоянии, Иисус ему не поможет, а вот доктор поможет.
Пока их собрат верит в движение Оксфордской группы, он остается там; точно так же пока человек пребывает в лоне католической церкви, он ее член, как бы хорошо или плохо ему ни было, и должен исцеляться методами и средствами церкви. И я вас уверяю, что такие люди могут быть излечены этими средствами – это непреложный факт! Отпущение грехов, святое Причастие могут исцелить их даже в очень серьезных случаях. Если переживание святого Причастия реально, если сам ритуал и догма полностью выражают психологическую ситуацию данного индивида, он будет излечен. Если же ритуал и догма не полностью выражают психологическую ситуацию индивида, то он излечен не будет. Такова причина, почему имеет место протестантизм, и почему протестантизм так изменчив, неопределенен, сомнителен, почему он раскалывается и раскалывается. Это я говорю не в качестве возражения протестантизму; это то же самое, что и история с кодексом Наполеона.
Уже после того, как кодекс Наполеона действовал в течение года, человек, которому было поручено исполнение приказов Наполеона, возвратился с огромной папкой. Наполеон взглянул на нее и спросил: «Ну, как? Мой Кодекс уже мертв?» – потому что этот человек внес очень много предложений в составление проекта. Но тот ответил: «Напротив, Сир, он жив!»
Раскол протестантизма на новые деноминации – мы имеем их четыреста или даже более – является признаком жизни. Но увы! Это не самый лучший жизненный знак в смысле церкви, потому что отсутствует догма и нет ритуала. Нет типичной символической
