Имеется много людей, испытывающих тревожность, у которых не развилась жадность. Данный факт указывает на дополнительное присутствие здесь некоторых особых условий. Все, что может быть сказано с достаточной степенью достоверности об этих условиях, — так это то, что жадные люди не верят в свою способность к творчеству и поэтому вынуждены полагаться на внешний мир для осуществления своих потребностей; тем не менее они считают, что никто не хочет ничего им дарить или предоставлять. Те невротики, которые ненасытны в своей потребности в любви, обычно проявляют ту же самую жадность в отношении материальных благ, когда ради них жертвуют своим временем или деньгами или когда речь идет о получении ими полезных советов в конкретных ситуациях, реальном оказании им помощи при затруднениях, получении ими подарков, информации, сексуального удовлетворения. В некоторых случаях эти желания определенно обнаруживают потребность в доказательстве любви; однако в других случаях такое объяснение неубедительно. В этих последних случаях испытываешь впечатление, что данный невротик просто хочет что-то получить — любовь или что-либо иное — и что стремление к любви, если оно вообще имеется, лишь маскирует вымогательство определенных осязаемых благ или выгод.
Эти наблюдения порождают вопрос о том, не может ли жадность к материальным вещам в целом являться базальной потребностью, а потребность в любни — лишь путем достижения этой цели. На этот вопрос нет общего ответа. Стремление к обладанию, как мы увидим позднее, является одной из фундаментальных форм защиты от тревожности. Но опыт также показывает, что в определенных случаях потребность в любви, хотя она является преобладающим способом защиты, может быть вытеснена столь глубоко, что не проявится на поверхности. Жадность в отношении материальных вещей может затем длительно или временно занимать ее место.
В связи с вопросом о роли любви и привязанности можно условно выделить три типа невротиков. Относительно лиц первой группы нет никакого сомнения в том, что эти люди стремятся к любви, в какой бы форме она ни проявлялась и какие бы методы ни применялись ради ее достижения.
Невротики, принадлежащие ко второй группе, стремятся к любви, но, если терпят неудачу в каких-либо взаимоотношениях — а, как правило, они обречены на неудачу, — полностью отстраняются от людей и не идут на сближение с другим человеком. Вместо попыток установить привязанность к какому-либо человеку они испытывают навязчивую потребность в вещах, еде, покупках, чтении или, вообще говоря, в получении чего-либо. Такое изменение может иногда принимать гротескные формы, как у тех лиц, которые после перенесенной ими любовной неудачи начинают навязчиво поглощать пищу и прибавлять в весе. При появлении новой любовной связи они снова худеют, а очередная неудача вновь оканчивается злоупотреблением пищей. Иногда можно наблюдать аналогичное поведение у пациентов. После острого разочарования в аналитике они начинают навязчиво есть и столь значительно прибавляют в весе, что их становится трудно узнать, и снова сбрасывают вес, когда их отношения с аналитиком улучшаются. Такая неумеренность в отношении пищи также может вытесняться, и тогда она проявляется в потере аппетита или функциональных желудочных расстройствах некоторого типа. В этой группе личностные отношения нарушены более глубоко, чем в первой группе. Такие лица все еще желают любви и все еще осмеливаются стремиться к ней, но любое разочарование может порвать нить, которая связывает их с другими.
Третья группа невротиков была травмирована столь сильно и в столь раннем возрасте, что их сознательное отношение стало позицией глубокого неверия в какую-либо любовь и привязанность. Их тревожность столь глубока, что они довольствуются малым — лишь бы им не причиняли какого-либо явного вреда. Они могут приобрести циничное, глумливое отношение к любви и будут предпочитать удовлетворение своих реальных потреоностеи в материальной помощи, совете, сексуальной сфере. Лишь после избавления от большей части своей тревожности они оказываются в состоянии желать любви и ценить ее.
Различные отношения, свойственные этим трем группам, могут быть суммированы следующим образом: ненасытность в любви; потребность в любви, чередующаяся с жадностью вообще; отсутствие явно выраженной потребности в любви в сочетании с общей жадностью. Каждая группа обнаруживает возрастание как тревожности, так и враждебности.
Возвращаясь к главному направлению нашего обсуждения, нам следует теперь рассмотреть вопрос о тех особых формах, в которых проявляет себя ненасытность в любви. Основными формами ее выражения являются ревность и требование абсолютной, безусловной любви.
Невротическая ревность, в отличие от ревности здорового человека, которая может быть адекватной реакцией на опасность потери чьей-то любви, совершенно непропорциональна опасности Она диктуется постоянным страхом утратить обладание данным человеком или его любовь; вследствие этого любой другой интерес, который может быть у данного человека, представляет потенциальную опасность. Такой тип ревности может проявляться во всех видах человеческих отношений: со стороны родителей к своим детям, которые стремятся завести друзей или вступить в брак; со стороны детей к родителям; между супругами; в любых любовных отношениях. Отношения с аналитиком не составляют исключения. Они проявляются в повышенной чувствительности по поводу приема аналитиком другого пациента или даже в связи с простым упоминанием о другом пациенте. Формулой здесь является: «Вы должны любить исключительно меня». Пациент может говорить: «Я знаю, что вы ко мне относитесь по-доброму, но, поскольку вы, вероятно, относитесь к другим в равной мере доброжелательно, ваша доброта ко мне не имеет никакого значения». Всякое чувство любви и расположения, которое приходится делить с другими людьми или интересами, немедленно и полностью обесценивается.
Несоразмерная поводу ревность часто рассматривается как результат детских приступов ревности, когда имело место соперничество между детьми в семье или особое расположение к одному из родителей. Соперничество детей в семье в той форме, в какой оно имеет место среди здоровых детей (например, ревность к новорожденному), исчезает, не оставляя какого-либо шрама, как только ребенок ощущает уверенность в том, что он ничего не потерял из той любви и внимания, которые имел ранее. Согласно моему опыту, чрезмерная ревность, имевшая место в детстве и впоследствии не преодоленная, обусловлена невротическими обстоятельствами жизни ребенка, сходными с описанными выше невротическими условиями жизни взрослых. У ребенка уже существовала ненасытная потребность в любви и привязанности, возникающая вследствие базальной тревожности. В психоаналитической литературе взаимоотношение между реакциями инфантильной и взрослой ревности часто определяется двусмысленно, поскольку взрослая ревность называется «повторением» инфантильной. Если данное взаимоотношение подразумевает, что взрослая женщина ревнует своего мужа, потому что ранее также испытывала ревность к своей матери, это, по-видимому, не будет логичным. Сильно выраженная ревность, которую мы находим в отношении ребенка к родителям или к своим братьям или сестрам, не является первопричиной ревности в последующей жизни, но обе они проистекают из одних и тех же источников.
Выражением ненасытной потребности в любви, возможно еще более сильным, чем ревность, является поиск абсолютной любви. Форма, в которой наиболее часто предстает данное требование в сознании, такова: «Я хочу, чтобы меня любили за то, что я есть, а не за то, что я делаю». В таком желании мы пока не можем усмотреть ничего необычного Конечно, желание, чтобы нас любили ради нас самих, не чуждо каждому из нас. Однако невротическое желание абсолютной любви является намного более требовательным, чем нормальное желание, и в своей крайней форме невозможно для осуществления. Это — требование любви, в буквальном смысле не допускающей никаких условий или оговорок.
Это требование предполагает, во-первых, желание, чтобы тебя любили, несмотря на любое самое вызывающее поведение. Данное желание необходимо в качестве меры безопасности, потому что невротик в глубине души отмечает тот факт, что он полон враждебности и чрезмерных требований, и вследствие этого испытывает понятные и соответствующие по силе опасения, что другой человек может отреагировать уходом, или гневом, или местью, если эта враждебность станет явной. Пациент такого типа будет высказывать свое мнение о том, что очень легко любить приятного, милого человека, но что любовь должна доказать свою способность выносить любое поведение того, кого любишь. Любая критика воспринимается как отказ от любви. В процессе анализа могут возникать обида и негодование при намеке на то, что пациенту, возможно, придется что-то изменить в своей личности, несмотря на то, что это является целью анализа, потому что он воспринимает любой такой намек как фрустрацию своей потребности в любви и привязанности.
