Это безмятежное процветание продолжалось до начала 1720 года. Предупреждения парламента о том, что запуск в обращение слишком большого количества бумажных денег рано или поздно приведет страну к банкротству, игнорировались. Регент, не имевший ни малейшего понятия о философии финансовых отношений, считал, что система, однажды принесшая хорошие результаты, не может развалиться. Если пятьсот бумажных миллионов обеспечили такую выгоду, то еще пятьсот миллионов обеспечат вдвое большую выгоду. Это было величайшее заблуждение регента, которое Ло не пытался развеять. Небывалая жадность людей подпитывала эту иллюзию, и чем выше был курс Миссисипских акций, тем больше печатали банкнот ему вдогонку. Эту возведенную таким образом пирамиду можно без натяжки сравнить с помпезным дворцом, построенным Потемкиным, этим царственным русским варваром, чтобы удивить императрицу и угодить ей. Огромные ледяные блоки громоздили один на другой; выполненные во всех деталях ледяные ионические колонны образовывали величественный портик, купол из того же материала сиял на солнце, которое могло лишь позолотить, но не растопить его своими лучами. Дворец блестел издалека, словно из хрусталя и алмазов, но однажды подул теплый ветерок с юга, и величавое строение растаяло. В конце концов никто не смог даже подобрать его фрагменты. То же самое произошло с Ло и его системой бумажных денег. Как только ее коснулось дуновение народного недоверия, она обратилась в руины, и никто не мог воздвигнуть ее вновь.
Первый легкий сигнал тревоги прозвучал в начале 1720 г. Принц де Конти, оскорбленный тем, что Ло отказался продать ему новые акции Индийской компании по их номинальной стоимости, послал людей в банк с требованием обменять на металлические деньги такое огромное количество банкнот, что для транспортировки потребовалось три телеги. Ло пожаловался регенту, обратив особое внимание последнего на зло, которое может произойти, если такой пример найдет подражателей. Регент, также отдавая себе в этом отчет, послал за принцем де Конти и приказал ему под угрозой сильной немилости вернуть банку две трети монет, которые он оттуда вывез. Принц был вынужден подчиниться деспотичному приказу. К счастью для Ло, де Конти был непопулярной персоной: все осуждали его подлость и алчность и соглашались, что он обошелся с Ло несправедливо. Тем не менее странно, что это, если можно так выразиться, бегство от банкнот не заставило ни Ло, ни регента прекратить их выпуск. Скоро нашлись те, кто на почве недоверия повторили поступок де Конти, совершенный им на почве мстительности. Все больше сообразительных маклеров справедливо полагали, что рост курса акций и количество банкнот в обращении не может быть бесконечным. Бурдон и ла Ришардье, известные спекулянты, спокойно и постепенно конвертировали свои банкноты в металлические деньги и перевели их в банки других стран. Кроме того, они постоянно и в большом количестве скупали столовое серебро и ювелирные изделия и тайно пересылали их в Англию и Голландию. Брокер Вермале, почуявший надвигавшуюся бурю, скопил золотые и серебряные монеты на сумму почти в миллион ливров, которые он сложил в крестьянскую телегу и накрыл сеном и коровьим навозом. Затем он переоделся в грязный крестьянский холщовый халат, или рабочую блузу, и в безопасности вывез свой драгоценный груз в Бельгию, где вскоре нашел способ переправить его в Амстердам.
До той поры каждый мог без труда достать металлические деньги. Но эта система не могла культивироваться долго, не провоцируя их дефицит. Отовсюду слышались голоса недовольных и требования разобраться в сложившейся ситуации. Генеральные штаты долго решали, что же предпринять, и Ло, к которому обратились за советом, предложил издать указ о девальвации металлических денег на пять процентов по сравнению с бумажными. Этот указ был опубликован, но вскоре заменен новым, согласно которому монеты обесценивались на десять процентов. Вместе с тем были ограничены единовременные банковские выплаты монетами: до ста ливров золотом и до тысячи серебром. Все эти меры были не в состоянии вернуть доверие к бумажным деньгам, несмотря на то, что ограничение наличных платежей до столь узких рамок поддерживало кредитоспособность банка.
Вопреки всем усилиям, благородные металлы продолжали переправляться в Англию и Голландию. Все оставшиеся в стране монеты берегли как зеницу ока или прятали, и в конце концов их дефицит стал настолько ощутимым, что больше не могли осуществляться торговые операции. Тогда Ло отважился на дерзкий эксперимент он решил вообще запретить хождение металлических денег. В феврале 1720 г. был издан указ, который вместо того, чтобы в соответствии с его предназначением восстановить кредитоспособность банкнот, нанес им смертельный удар и поставил страну на грань революции. Этим пресловутым указом любому человеку запрещалось иметь в своем распоряжении более пятисот ливров (20 фунтов стерлингов) в монетах под угрозой крупного штрафа и конфискации найденных сумм. Было также запрещено скупать ювелирные изделия, серебряную и золотую посуду, а также драгоценные камни; доносчиков поощряли искать нарушителей, обещая половину обнаруженной ими суммы. Вся страна взвыла в отчаянии от этой неслыханной тирании. Ежедневно имели место самые одиозные гонения. Семейное уединение нарушалось вторжением доносчиков и провокаторов. Самых добродетельных и честных обвиняли в преступлении из-за имевшегося у них одного луидора. Слуги предавали своих хозяев, сосед шпионил за соседом, а аресты и конфискации стали столь частыми, что суды трещали по швам от непомерного количества заводимых дел. Стоило доносчику сообщить, что он подозревает кого-либо в укрывательстве денег в собственном доме, как тут же выписывался ордер на обыск. Лорд Стэйр, английский посол, говорил, что теперь невозможно было усомниться в искренности принятия Ло католичества, так как он основал самую настоящую инквизицию, сперва в высшей степени наглядно подтвердив свою веру в преобразование одного вещества в другое путем превращения золота в бумагу.
На головы регента и несчастного Ло сыпались все проклятия, какие только могла придумать народная ненависть. Монеты на сумму более пятисот ливров были незаконным платежным средством, а банкноты не хотел принимать никто, если мог этого избежать. Никто не знал сегодня, сколько его банкноты будут стоить завтра. «Никогда прежде, пишет Дюкло в «Секретных мемуарах о регентстве», — правительство не было таким капризным, и никогда прежде не было более неистовой тирании, осуществляемой руками менее твердыми. Те, кто были свидетелями ужасов того времени, и сегодня вспоминают его как страшный сон, не могут понять, почему не разразилась внезапная революция и почему Ло и регент не умерли страшной смертью. Они оба испытывали ужас, но люди не зашли дальше жалоб; всеми овладели угрюмая и робкая безысходность и тупое оцепенение, а помыслы людей были слишком низменными, чтобы отважиться на дерзкое преступление во имя общества». Однажды была сделана попытка организовать народное движение. Мятежные прокламации расклеивались по стенам и, вложенные в рекламные листки, рассылались по домам наиболее известных людей. Одна из них, приведенная в «Memoires dc la Hegence», была следующего содержания: «Господин и госпожа, сим уведомляем вас, что день святого Варфоломея повторится в субботу и воскресенье, если дела пойдут так и дальше. Советуем не выходить из дома ни вам, ни вашей прислуге. Храни вас Господь от огня! Предупредите ваших соседей. Написано в субботу, 25 мая 1720 года». Огромное число шпионов, наводнивших город, вызвало у людей взаимное недоверие, а после нескольких незначительных беспорядков, устроенных вечером группой неопознанных лиц, которых быстро разогнали, покою жителей столицы больше ничто не угрожало.
Курс Миссисипских, или, как их еще называли, Луизианских, акций очень резко упал, и на самом деле уже мало кто верил рассказам о несметных богатствах этого региона. Поэтому была предпринята последняя попытка вернуть доверие людей к Миссисипскому проекту. С этой целью в Париже указом правительства была объявлена всеобщая мобилизация бродяг. Как во время войны, было насильно завербовано свыше шести тысяч самых отвратительных отбросов общества, которым выдали одежду и инструменты, чтобы затем отправить их на кораблях в Новый Орлеан для разработки якобы имеющихся там в большом количестве месторождений золота. День за днем их с кирками и лопатами проводили строем по улицам города, а затем небольшими партиями отправляли во внешние порты для отплытия в Америку. Две трети из них так никогда и не прибыли в место назначения, а рассеялись по стране, продали свои инструменты за сколько смогли и вернулись к прежнему образу жизни. Менее чем через три недели половина из них вновь оказалась в Париже. Тем не менее этот маневр вызвал незначительное повышение курса Миссисипских акций. Многие чересчур доверчивые люди поверили, что их действительно ожидает новая Голконда[29] и что во Францию вновь потекут золотые и серебряные самородки.
