заорала на Раймонда: «Куда ты так гонишь!!!» Он сердито огрызнулся: «Если тебе не нравится, как я веду, можешь убираться». Она: «Твоя езда сводит меня с ума, я умираю от страха». Все последующее время этой поездки они молчали. Что произошло? Ответ лежит в интерпретации Раймондом эмоционального обмена: «Она мне не доверяет», «Она пытается меня контролировать», «Ей нравится меня критиковать». Каждая такая интерпретация могла быть правильной, но ни одна не имела отношения к тому, что Глория пыталась передать Раймонду: она просто боялась. Он же в своих интерпретациях даже не коснулся центрального вопроса: не еду ли я действительно слишком быстро (с точки зрения безопасности)? Не приводят ли мои действия к тому, что Глория чувствует беспокойство?
Сосредоточиваясь на собственной субъективной оценке значения чего-либо, можно скорее усугубить, а не решить проблемы. Во время психотерапевтического сеанса с Раймондом я указал ему на то, что, если бы он обратил внимание на тревоги или жалобы Глории и попытался решать реальные проблемы, скорее всего, в значительно меньшей степени испытывал бы чувство оскорбленности. На что он запротестовал: поступая так, он «сдался» бы, «капитулировал». Тогда я предположил, что это может быть ощущением капитуляции лишь в случае, если он видит их взаимоотношения исключительно как соревнование в том, кто сильнее.
Я предложил Раймонду заменить в его умозаключениях понятие «контроля» на «сотрудничество»: отойти от сосредоточения внимания на вопросах «кто прав, кто виноват» или «кто выигрывает, кто проигрывает». Такая смена ориентировки оказалась полезной. Он стал меньше беспокоиться о том, что Глория всячески «добивается своего», и в большей мере – участвовать в решении реальных проблем. Ему также стало доступно понимание того, что компромисс не означает проигрыш или подчинение другому человеку, и что он будет вознагражден за него лучшими отношениями.
Вообще люди хорошо умеют решать свои проблемы. Трудности возникают, когда в дело вступают обида, гнев, подозрение и недоверие. Конфликтующие стороны – будь то супруги или национальные лидеры – должны нарабатывать умение отбрасывать субъективные смыслы, приписываемые друг другу в процессе общения, и сосредоточиваться на объективных моментах, составляющих смысловое содержание взаимоотношений. Обращаясь к рассмотрению явно имеющейся, открыто выраженной проблемы, они делают первый шаг к ее решению.
Тщательное изучение и изменение своих убеждений: смыслы и значения, приписываемые конкретной ситуации, формируются под влиянием конкретных же убеждений, которые, будучи инкорпорированными в когнитивные структуры и схемы, выходят на первый план под действием раздражающих факторов, которые в этой ситуации заложены. Как правило, они имеют условную форму «Если… то…» Соответствие чего-либо, наблюдаемого в рассматриваемой ситуации, условию, которое сформулировано после «если», приводит к заключению, что смысл происходящего описывается тем, что идет после «то».
Убеждения, приводящие к дистрессу, являются важными компонентами алгоритма возникновения чувства враждебности, но они также встречаются и в случаях депрессивных состояний. Тип объяснений, который человек приписывает поведению своего обидчика, определяет, будет он гневаться или впадать в депрессию. Если он решит, что причина его раздражения или расстройства – какой-то индивидуум или группа людей, то, скорее всего, в нем проснется гнев. Если же в качестве такой причины он посчитает собственные недостатки и промахи, то – опять же, скорее всего – впадет в депрессию.
Вот примеры имеющих условную форму убеждений, приводящих к дистрессу:
• Если человек меня критикует, значит, он меня не уважает.
• Если я не получаю должного уважения, значит, я уязвим для дальнейших нападок.
• Если мой жизненный партнер не выполняет мои пожелания, значит, ему/ей на меня плевать.
• Если человек склонен откладывать дела на потом, значит, я не могу на него полагаться.
Когда важная проблема в принципе может затронуть внутренние убеждения, имеется тенденция к чрезмерно обобщенным или экстремальным интерпретациям. Например, когда Раймонд соотносил свое убеждение относительно неуважения с конкретным критическим комментарием, он делал вывод, который был призван поддержать его общий взгляд на то, как Глория к нему относится («Она думает, что я – просто кусок дерьма»). Аналогично, отталкиваясь от склонности Раймонда к прокрастинации, Глория делала такое обобщение: «Он никогда не чувствовал и не будет чувствовать свою ответственность за домашние дела». Постоянно повторяясь, обобщения такого рода вели к формированию более категоричных убежденностей, таких как «Он безответственен» или «Он просто лентяй по жизни». С течением времени словесные ярлыки затвердевали в форме негативного имиджа другого человека. А когда происходило и это, негативный образ становился основой, отталкиваясь от которой делались интерпретации поведения друг друга. Каждое последующее столкновение при общении с этим человеком фильтровалось через данный негативный образ.
Модификация правил и императивов: правила – как другой класс убеждений – носят более императивный характер, чем убеждения условной формы, поскольку они напрямую поощряют или запрещают определенные типы поведения. Система предписаний и запретов трансформирует пожелания, носящие относительно «пассивный» характер, такие как «Я бы хотел, чтобы моя жена относилась ко мне более уважительно», в абсолютные правила: «Моя жена должна быть более уважительной». В нормальных обстоятельствах императивы типа «должен/ должна» оказывают ценную помощь в мотивировании нас самих, а также других людей, на дела, которые мы считаем важными. Аналогично императивы типа «не должен/не должна» полезны для блокирования устремлений и желаний, которые могут вылиться в нежелательное поведение. Однако люди с шаткой самооценкой – такие как Раймонд – используют оба этих императива направо и налево, чтобы защититься от нанесения себе кем-то любого возможного вреда. Когда другие люди не соблюдают предписания или запреты, обычно это вызывает разочарование и критику.
Вот предписания и соответствующие им запреты:
Императив «должен» может принимать крайне специфическую форму, например: «Мой супруг должен быть более нежным». Приходя вечером после работы домой, Раймонд думал следующее: «Глория должна относиться ко мне с любовью (так как я много и усердно работаю)». А когда она вместо этого обращалась к нему «в командном тоне», он чувствовал себя униженным и озлоблялся. Она нарушала его важное правило: «Показывай мне свою признательность и привязанность». В общем случае люди не осознают, насколько часто у них в голове мелькают мысли на тему «должен/должна» и насколько они эгоцентричны. Когда я просил некоторых из моих, можно сказать, «хронически злобных» пациентов фиксировать факты появления у них автоматических мыслей с помощью наручного счетчика, который им предоставил, они были поражены, обнаружив, что в течение дня нажимали на прибор от ста до двухсот раз. Они во многих ситуациях отмечали у себя мысли типа: «Он не должен мне надоедать», «Она должна улыбаться, когда я с ней разговариваю», «Он не должен меня прерывать, когда я с ним говорю». Терапевтический эффект оказывал сам факт осведомленности о наличии у себя этих мыслей: императивы утрачивали большую часть влияния на настроение
