Так же и с обычными слушателями. Мало толку пережевывать повеления с частицей «не»: «не ругайтесь, не курите, не грешите, не скорбите». Мы – регенты. Нам нельзя говорить «не фальшивьте» – нам нужно дать чистую настройку. Кроме отрицательной частицы «не», в проповеди должен присутствовать позитивный призыв: «Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными. Взыщите Бога, и жива будет душа ваша».
Другими словами, «пойдем к Нему, а не к Его дарам; к Нему Самому, а не к Его свойствам; пойдём вверх и перестанем растекаться по плоскости».
Миссионерские записки. Часть 1.
Инкультурация
Если вдруг придется проповедовать в чужой стране, то мало будет овладеть языком. Нужно будет полюбить людей этой страны. Придется вначале просто пожить среди них. Молча. Нужно будет понять, над какими шутками они смеются, и над чем смеяться у них категорически запрещено. Нужно будет вслушаться в мелодии их плачевных песен, тех самых, что поются на похоронах. Нельзя будет обойти вниманием и другие песни, те, что поются на свадьбах. Придется всмотреться в глаза тамошних стариков, сидя у костра по вечерам и слушая вместе со всеми их рассказы о прежних временах. На все это уйдет немало времени. На одно только изучение языка уйдут годы. То, что апостолам давалось даром и сразу, нам нужно приобретать долго и с трудом. Впрочем, апостолов ждала неминуемая смерть мучеников, а мы надеемся умереть в своей постели на руках родственников или заботливой сиделки. Может здесь и скрывается причина того, что мы с трудом получаем крохи, а апостолы без особого труда получали целые ломти? Но как бы то ни было, язык – не главное.
Главное сродниться с теми, кто получит от тебя, вернее, через тебя, пищу бессмертия. На умном языке это называется «инкультурация». Она нужна везде. Если пришлось священнику тянуть лямку пастыря в ВДВ, то придется ему разделить многие «тяготы и лишения военной службы». Зато когда он пробежит с бойцами кросс, прыгнет разок с парашютом, похлебает каши из общего котла, бойцы со временем скажут: «Батя – наш человек. Говори, отец. Чего там у тебя? Мы слушаем»
Это – инкультурация в субкультуру. Она специфическая в случае с военными, медиками, преподавателями, шахтерами, геологами. И она, конечно же, необходима в случае встречи с культурой иного народа.
Западная спесь столетиями прививала миссионерам предвзятость и высокомерие. Они шли к язычникам нередко, как к говорящим животным, чтобы превратить их в людей. На самом деле мы всегда идем к людям,у которых есть всегда какие-то нравственные нормы и понятия. Иногда они могут удивить миссионера высотой своих нравов. У них есть поэзия? Потрудись ознакомиться с ней. Ведь в ней пропела и выразила себя душа народа, который ты хочешь облагородить Христовой верой. У них есть предания о героях, эпос, легенды? Познакомься с ними, поскольку в них, как в зеркале, увидишь нравственный облик народа, его духовный портрет.
В общем, долгое время молчания ожидает успешного в будущем миссионера. Долгое время молчаливого жевания местного хлеба, заработанного вместе с туземцами. Потом они сами скажут: «Расскажи нам о своей Родине. Как у вас молятся? Какому Богу? Какими словами?» И это будет Самим Богом благословенный момент для первой настоящей проповеди.
Города
Наш христианский мир никогда не был до конца христианским. Есть только один до конца, до донца, до капельки христианский город. Это тот, в основании которого – двенадцать апостолов, а ворота – из цельных жемчужин. Его стены измерил любимый ученик Воскресшего Господа. Солнца и Луны там нет, а светильник его – Агнец. В этот город не войдет ничто нечистое. Именно он и есть – сообщество спасенных, город беспримесного христианства.
Вдохновленные описанием этого видения, люди неоднократно пытались построить и создать на Земле максимально близкую копию этого города. Успехи бывали разными, от полных провалов до узнаваемых подобий. Теперь же большинство городов планеты, кажется, решили соревноваться в том, кто из них менее всего похож на Небесный Град. Сходные черты или стыдливо прикрываются рекламными щитами, или с остервенением вымарываются масляной краской. Но это не должно нас пугать. Город, как был, так и остался главным местом евангельской проповеди. Павел шел в Антиохию и Петр стремился в Рим, не взирая на то, что там были амфитеатры, лавки ростовщиков, роскошь власть имущих, толпы блудниц и праздного люда. Наоборот, именно этот факт и влек апостолов в города. Утомившиеся от разврата, издергавшие нервную систему в поисках удовольствий, жители городов лучше хитрых и неторопливых крестьян реагировали на проповедь. Сбитые в кучу, оглохшие от вечного уличного шума, горожане больше кого бы то ни было жаждали, чтобы к ним отнеслись, как к личности, как к человеку любимому и неповторимому.
В наше время ситуация должна повториться. Нас не должны пугать смог, уличная толчея, сырая тень, отброшенная небоскребами. Там живут люди, истомившиеся без благодати. У этих людей есть иллюзия знакомства с христианством, но она улетучится от первой услышанной, увиденной православной Литургии или проповеди. Христос предстанет перед их взором, как Долгожданный Незнакомец, как Тот, о Ком слышали, но Чьей благодати еще не ощущали. Для этого нужно иметь в себе часть некую апостольского огня. В ровную меру этой части задача будет и пониматься, и исполняться. Это не дерзость и не харизматические мечты. Это – вызов Телу Церкви и причастникам благодати. Это – индикатор принадлежности к Единой Святой и Апостольской Церкви. Нет желания благовествовать жителям Москвы и Токио так, как Павел благовествовал рабам и гражданам Вечного Города, значит и принадлежность к Церкви, начавшейся от Апостолов сомнительна.
Не надо бояться городов. Надо бояться своих похотей, глупости и гордости. Павел был должен и ученым, и невеждам. Православие сегодня должно и жителям Рио, и жителям Нью-Йорка. Они ведь тоже по замыслу должны оказаться в том городе, где нет болезней, печали и воздыхания.
Простые вещи
Проповеднику часто кажется, что простые вещи, элементарные положения вероучения людям понятны. А значит нужно нырять в глубину и доставать оттуда сокровища, т.е. искать и раскрывать сложные темы. Но это – ошибка.
Темы простые, элементарные сплошь и рядом непонятны. Всезнайство в области различных наук, усложнение социального общежития ознаменовались бытовой дикостью в вопросах религии. Поэтому пастырь обречен на повторение банальностей. Банальностей, которые, вместе с тем, похожи на открытие Америки.
Апостол Павел в послании к Евреям сетовал на то, что по возрасту им давно пора быть учителями других, а он вынужден говорить с ними о началах веры и об обращении от мертвых дел к Богу Живому. Нечто подобное происходит и с нами. Уже все великое в истории было. И великая аскеза, и богословские взлеты, и страдания за веру, и извлечение сотен смыслов из каждой черточки в Писании. Но нам опять предлежит, оставив на время исихазм и столпничество, говорить о том, Бог есть и будет Страшный Суд. Нужно говорить о том, что поиск незыблемого счастья в этом мире есть обманчивая мечта, что мир испортился вместе с человеком из-за греха, что вместо того, чтобы стать всецелым раем, мир стал всецелым исправительно-трудовым лагерем. После того, как воскрес Христос, смерть для верующего стала амнистией и выходом на волю. А до этого дня освобождения нужно с жалостью и состраданием относиться к таким же, как ты, узникам, делать добро ради Христа, а не для возврата или похвалы и запасаться терпением. Еще молиться надо. Понемножку, но часто. Молиться, но не замаливаться.
И не надо пускаться в сложности. С упорством человека, кое-кому могущего показаться ограниченным, нужно ежедневно говорить простые вещи на простом языке. Это нам они кажутся банальностями. Людям, сплошь и рядом, они – открытие Америки.
Миссионерские записки. Часть 2
Тяжелый труд
Мастерство не может существовать без ежедневного упражнения. Ежедневный тяжелый труд по развитию мастерства всегда сопряжен с самоотречением, самопожертвованием. Уже не себе принадлежит музыкант, по шесть часов в день, а то и больше, терзающий скрипку. Его занятия трудно назвать работой. Это скорее служение. Не будем хмуриться и бурчать, что к этим трудам подмешано тщеславие, гордыня и т.д. В мире людей тщеславие подмешано ко всему вообще. Но мы обратим лучше внимательный взор на этот пот и нервное напряжение, на этот труд затворника, продолжающийся годами.
Жалкие десятки или сотни часов проводит на сцене во фраке музыкант за всю жизнь. Зато в долгие годы суммируются часы, проведенные вдали от чужих глаз, наедине с инструментом и партитурой. Я говорю это не в целях пропаганды искусства. Вернее, не только в этих целях. Мне хочется лишь сказать, что если репетиции заменить на домашнюю молитву, на чтение и размышление, а концерт – на общение с паствой с кафедры, то там, где в музыке мы видим Ойстраха, на кафедре увидим Златоуста.
