раз. Конкретная цифра не имеет принципиального значения – это чисто техническая деталь. Соединяем в тысячу или миллион раз усиленный по мощности интернет с настолько же усиленной по напряжению в проводах мировую высоковольтную электрическую сеть и получаем примерно то, что имелось перед Потопом, и остатками чего пирамиды и являются. То есть Египетские пирамиды были одной из частей мощнейшего мирового интернета следующего уровня, который сочетал в себе передачу данных с передачей энергии. Еще раз повторю, что мелкие технические детали, например, напряжение в сети или количество бит в секунду, не имеют ни малейшего значения – тут важен сам принцип сочетания передачи энергии с передачей информации. Но стоят ли все эти миллиарды густо замешанных на мегавольтах терабит того, чтобы продать за них свою душу вечную? Кто-то посчитает, что стоит, а кто-то от скуки просто зевнет и включит новейшую и до икоты смешную комедию. Именно так и поступали люди еще за день и даже за минуту до Потопа. А кто-то, возможно, и задумается. Вот именно для них я и пишу эту книгу…
***
Постоянно идет воспевание и прославление любопытства как едва ли самого главного и достойного высшего восхищения человеческого качества. Некогда Ленин бросил русскому народу «тягчайшее», как он думал, обвинение: «Русские не любопытны!» Это обвинение действительно было справедливым, но отсутствие любопытства у огромной массы русского простонародья означало только то, что они лучше других народов выполняли волю Бога, отказываясь быть любопытными ко всему, от чего исходил тлетворный запашок безбожия и непокорности воле Бога, значит, исходила опасность для души! Но высшие классы стали любопытствовать, и мы очень хорошо знаем, к чему это любопытство к разного рода мерзостям привело в 1917 году.
***
Несколько слов о нежелании Церкви обсуждать то, что было до Потопа. В доме пылает пожар, воды не хватает, чтобы заливать огонь. Пожарные запыхались от бега с ведрами. Со всех ручьями течет пот. Я тоже помогаю и на бегу делаю краткое замечание, что, видимо, кто-то курил и неосторожно бросил спичку – осторожнее бы надо со спичками. Тут же начинается дикая истерика: «Нельзя спички упоминать! Мне папа с мамой запрещали, когда я был маленьким! Сейчас мне уже 50, а я прекрасно помню! А тем более курение нельзя! Это плохо, плохо!» В это время на нас обрушивается крыша. Из-под обломков продолжают слышаться сдавленные полузадушенные стоны о том, что о спичках говорить ни в коем случае нельзя, и что от курения может заболеть горлышко и животик, и что перед едой нужно мыть руки, и что мне должно быть очень стыдно-стыдно за мое столь безответственное поведение…
Или другая ситуация. В доме прорвало канализацию. Хлещет со всех сторон. Вы и другие люди стоите по колено в нечистотах. Некоторое время вы сосредоточенно думаете, а потом протягиваете руку к телефону, чтобы позвонить в экстренную службу, но тут же эту руку от телефона отдергиваете, поскольку суровые осуждающие взгляды и резкие возгласы ваших товарищей по несчастью напоминают вам о том, что в приличных домах говорить на подобные сомнительные темы категорически запрещается. Вы должным образом пристыжены, решительно отворачиваетесь от телефона и продолжаете стоять, не издавая ни единого звука, пока кто-то не предлагает поговорить о чем-нибудь возвышенном, например, о горячо любимом всеми присутствующими Достоевском. Разговор некоторое время поддерживается, хотя и без особого энтузиазма и постепенно затухает. Видимо, из-за того, что фекалии уже достигают вашей груди, а скоро – и подбородка. Через некоторое время вы начинаете захлебываться. Но вы, как и окружающие вас люди, стараетесь делать это молча, не нарушая общепринятых правил…
***
Ребенок вырос, и ему уже далеко за тридцать, а стилистика общения с ним остается на уровне «Ай-я-яй» и «Будет очень бо-бо!». Но ведь в этом возрасте это уже не работает. Тут необходимо уже не «бо-бо», а что-то более похожее на «Мы имеем дело с интегральным элементом мощной распределительной станции мировой энергосети с пиковыми сетевыми напряжениями, превышающими сто миллионов вольт, и обладающей многоуровневой защитой от проникновения в нее посторонних. Одно неверное движение, и от тебя даже уголька не останется. Так что лучше своими пальчиками в нее не лезть. А еще лучше – вообще в ее сторону не смотреть!». Детская стилистика ставит под сомнение вашу умственную полноценность или честность. С определенного возраста люди начинают думать, что тот, кто с ними говорит с использованием такой стилистики, либо их считает слабоумными идиотами, либо сам является слабоумным идиотом. Либо то и другое одновременно. Ребенок с раннего детства знает, что между собой взрослые говорят на взрослом языке! Как вы думаете, почему подавляющее большинство людей считает верующих слабоумными? Ведь считает же, разве не так? Да, обычно верующим открыто этого говорить никто не станет, но ведь и слабоумным никто не говорит в лицо, что они слабоумные, но, однако же, все так думают – с жалостью, но думают. Обидеть не хотят, вот и молчат. А, вообще-то, и сами верующие – большинство из них – внутренне ощущают себя в этом смысле ущербными, стыдятся своей ущербности, как если это была некая постыдная неприличная болезнь, в которой вслух признаваться не принято. Впрочем, выходить из этой ситуации им помогает другая застарелая болезнь или, можно сказать, традиционная игра, в которую в силу самых разных причин люди играют как с окружающими, так и сами с собой. Мы постоянно играем в эту часто бывающую утомительной для нас игру, хотя никогда в этом и не признаемся – особенно себе. Правила в этой игре не вполне определены и по ходу игры могут меняться. Игра эта очень старая – даже древняя – и называется она лицемерием. Лицемерие это – как внешнее, так и внутреннее – в определенных кругах имеет хождение под названием «смирение». Также не менее популярно – но уже в других кругах – название «воспитанность и хорошие манеры». Впрочем, названия могут быть какими угодно, но глубинный смысл игры от этого ничуть не меняется и всегда остается прежним – лицемерием, а по сути, ничем иным, как одним из изводов лжи. И пока поставим на этой констатации точку – чтобы вас окончательно не усыпить. Играть в эту старинную игру всем нам время от времени бывает весьма утомительно и неприятно, но и перестать в нее играть мы тоже не можем в силу разных причин, главная из которых – это глубоко укоренившаяся привычка, незаметно, с самого раннего детства, сделавшая лицемерие неотъемлемой частью нашего взрослого «я».
