Сборник - Простые ответы на вечные вопросы

Протоиерей Павел Великанов

«Да, игра – это бой, схватка с невидимым, но могучим и коварным противником – вечно усмехающимся над человеком слепым роком; это дерзкий вызов случаю, отчаянная попытка своей собственной волей изменить круг предначертанности. И разве же не были в этом смысле игроками и Магомет, и Наполеон? Разве не поставили они на карту и собственную жизнь, и жизни миллионов людей, круто изменив привычный ход истории? А Гомер и Шекспир? Да и сам Достоевский разве не переступил черту судьбы, предуготовившую ему путь военного чиновника, но он поставил на “Бедных людей” и выиграл. Ведь выиграл же? И ад мертвого дома прошел – теперь он чувствовал неодолимое желание пройти и ад рулетки, этой игры с жизнью. Потому что это действительно ад или, вернее, один из кругов его, образ и символ преисподней. Жизнь, совесть, честь, любовь – все бросается в общее, крутящееся пекло колеса рулетки, перемешивается с франками, талерами, слитками золота, тысячами, сотнями тысяч, может быть, и с миллионом – и… мгновения ожидания – адское колесо крутится, крутится, и кажется, в нем сосредоточена сейчас вся вселенная со всеми своими страстями, надеждами и возможностями, но остановилось – и тут самый страшный, самый критический миг: кто выиграл, кто проиграл – ты или рок? Что на что обменяно?..»[40]

В музеях древнего искусства можно встретить изображение одной из античных богинь. Молодая женщина куда-то катится на крылатом колесе. Ее глаза закрывает повязка, в руках – рог изобилия. Это богиня древних римлян Фортуна, богиня удачи. Римляне полагали, что удача человека не зависит ни от каких других причин, кроме как от случайности. А значит, любое счастье капризно и недолговременно. Летит по миру Фортуна с закрытыми глазами и сыплет на кого попало из рога изобилия свои дары. Вот они попали на тебя… но «колесо Фортуны» повернулось, и богиня уже далеко…

Судьба слепа и мрачна: ей безразличен обреченный. Нет ей дела до трудов и потов, человеческих грехов или добродетелей, ведь она – богиня Случая и Хаоса. Сергей Аверинцев рассказывает, как воспринималась судьба в языческом мире: «Судьба не просто скрыта в некоей темноте, но сама есть темнота, не высветленная никаким смыслом, – и притом именно в качестве несвободы. Для того, кто верит в нее, судьба – реальность, но в ней нет никакой “истинности”, а поэтому ее можно практически угадывать методами гадания, ведовства, но ее невозможно познать, ибо в ней принципиально познавать нечего»[41].

В древнем мире, где господствовало язычество, понимали, что раз судьба неразумна, то «подглядеть» или «подслушать» ее можно, только на время перестав быть личностью. Так вещала от имени судьбы дельфийская Пифия, когда приходила в состояние транса. Какая бездна лежит между такими прорицаниями и словами ветхозаветных пророков, от которых требовалось не только осознание происходящего, но предельное мужество предстоять Богу и открывать Его волю даже ценой собственной жизни! Именно поэтому большинство прорицателей, ворожей и гадалок – женщины, для которых легче переступить порог сознательного. Если библейский пророк видит все в мировой перспективе, то вещания Пифии ограничиваются только конкретной ситуацией: ведь все равно не в силах человека изменить свой рок. Его можно только подсмотреть в запретную щелочку.

Судьба есть «суд», точнее – «приговор», но не Суд Божий как действие Высшей Справедливости, но как суд, увиденный глазами человека. Судьба есть нечто неотвратимое, бессмысленное, жестокое и непреклонное. Как сказал Сенека, «судьба ведет послушного и силой влечет непокорного»…

Самый смелый вызов культу судьбы был брошен верой в Единого Бога. В библейском понимании жизнь мира есть открытый и свободный диалог Творца и творения, в котором нет места судьбе. Уже первые христиане знали, что воды крещения смывают полученную при рождении печать созвездий и освобождают из-под власти судьбы. Так постепенно в христианском мире судьба осталась лишь в народных верованиях и суеверных обычаях.

Но ведь как соблазнительна вера в судьбу! Если все предначертано фортуной, нет ни вины, ни греха, и можно позволить себе что угодно! Если есть судьба, значит, нет никакой свободы и ответственности! Сколько было погублено жизней – глупо, безрассудно – тех, кто вверял себя прихотливому водительству судьбы, слагая со своих плеч Богом данное бремя свободы! Ведь с судьбой нужно сражаться не за игральным столом или гороскопом: это ее излюбленное место, там она царствует! Человек выходит на настоящую брань, когда начинает противостоять хаотическому, бессмысленному, безличностному – и прежде всего в себе самом. Поэтому и даны человеку заповеди как абсолютные ориентиры, вырывающие из обреченности на грех. Там, где действует Бог, судьба уже не может подступиться.

Протоиерей Павел Великанов

В этом классическом хайку – японском трехстишии – нельзя не услышать глубокой скорби о жизни, приведшей в никуда.

Предначертание, призвание – не слишком популярная сегодня тема для размышлений. Современник давно уже привык к «ситуативному мышлению». Сегодня в большой цене умение в мгновение ока решить любую появившуюся проблему. А вот суметь увидеть всю жизнь разом, как на ладони, – и начало ее, и неизбежный конец – едва ли увеличит доходность предприятия или поможет в продвижении по служебной лестнице.

Да и есть ли оно, это призвание? Разве не каждый человек – кузнец своего счастья? Куют, стучат молотами, пот градом сыпет – да только никак выковать не могут. А может, стоит остановить этот грохочущий механизм по массовому производству счастья и послушать тишину; быть может, тогда мы услышим чей-то Голос?

Ведь призвание – от глагола «звать». Чей же это голос? Едва ли наш собственный. Бога? А почему нет? Но вот вопрос: Бог действительно нас куда-то зовет или всего лишь Своим перстом выводит линию жизни в камне обстоятельств: хочешь – иди по этой колее; не хочешь – тебя раздавят идущие сзади?

С другой стороны, призвание – значит приглашение. На которое можно ответить отказом. Много званых, а мало избранных (Мф. 20, 16). Точнее, не званных Богом – нет. Но почему так мало услышавших и последовавших?

Нередко под «призванием» понимают склонность или способность к какому-то виду деятельности, как правило, творческой. «Писать стихи – его призвание!» – поэтому он считает, что имеет право забыть о таких банальных вещах, как супружеская верность или отеческий долг…

Однако среди значений этого слова есть еще одно: призвание – это предназначение, миссия данного человека, определенная не им самим, а свыше.

Христианское Откровение свидетельствует однозначно: Богу от человека не нужно ничего. Потому он и Бог, что ни в чем не нуждается. Призвание человека – это определенное задание, необходимое самому человеку, которое дается в первый момент его появления в раю. И это задание – точнее, задача – очень проста: быть счастливым самому и через это сделать ликующим и торжествующим в непрекращающемся празднике бытия все мироздание.

И где же оно, это счастье? Оно и везде, и в то же самое время нигде: «Мы ищем счастия по сторонам, по векам, по статьям, а оное везде и всегда с нами… – пишет Григорий Саввич Сковорода, самобытный малороссийский мыслитель. – Нет его нигде затем, что оно везде есть. Не ищи его нигде, если не сыщешь везде. Оно преподобное солнечному сиянию, отвори только вход ему в душу твою»[43]. Но дверь души отворяется усмирением хаотических и призрачных желаний и обретением мира душевного. А что такое мир душевный, как не «сродность», следование своей природе, точнее – Божественному замыслу о человеке, тому идеалу, соответствовать которому и было предначертано человеку еще до сотворения мира:

«Нужно узнать свою природу, вслушаться в себя, понять, что именно мне, а не кому-нибудь другому; нужно и смело определиться в жизни сообразно истинным влечениям своего духа. Все то для тебя худая пища, что не сродная, хотя бы она и царская»[44]. Именно здесь – в несродности – и видел Сковорода причину всех бед и в каждом человеке, и в обществе. Найди свою призванность, обрети сродную себе стать – и когда оно найдено, все остальное прилагается.