Но есть в этой истории и куда более интересный для нас момент. В частности, министр обороны Австралии Брэндан Нельсон тогда сказал: «Мы говорим в основном по-английски, а не на испанском, ливанском, арабском, китайском, японском, русском или любом другом языке. Поэтому, если вы хотите стать частью нашего общества, учите наш язык! Большинство австралийцев верят в Бога… христианские мужчины и женщины создали эту страну на христианских принципах, и это четко зафиксировано в документах. Безусловно, уместно выставлять это на стенах наших школ. Если Бог оскорбляет вас, то я предлагаю вам рассмотреть возможность переезда в другую часть света, потому что Бог – это часть нашей культуры».
А ведь эти его слова относятся и ко многим другим странам, которые были созданы христианами на определенных принципах, и это непреложный исторический факт. Но сегодня в той же самой Западной Европе набирает силу другой взгляд, согласно которому нынешние государства как будто лишены исторической памяти. Общественное пространство – это такой чистый лист, на котором каждый может написать что угодно, пока он не мешает другому. В 2007 году в Британии было сделано другое громкое заявление, ровно противоположное: в национальное законодательство неизбежно придется включить нормы шариата, чтобы мусульманам «не пришлось бы выбирать между преданностью национальной культуре и верностью стране». И сделал это заявление не исламский деятель, а архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс – старший клирик в англиканской Церкви (главой ее считается королева).
На самом деле мы в России тоже постоянно задаем себе эти вопросы. Мы рассуждаем о том, нужно ли вводить в школах уроки православия или в армии – капелланов, нужно ли показывать первых лиц государства на праздничных богослужениях, нужно ли государству признавать семинарские дипломы и богословские степени, – но на самом деле мы пытаемся решить одну глобальную проблему. Должно ли государство вообще опираться на церковную традицию, и если да, то как и в какой мере? Взять хотя бы предложения ввести многоженство или, наоборот, однополые браки – в самом деле, какие могут быть возражения против желания людей узаконить свои отношения? Только одно: в христианской традиции это не принято. Но имеет ли такой аргумент силу?
Сама эта проблема относительно нова. В традиционном обществе государство было немыслимо без государственной религии. Иноверцев могли терпеть, но они жили в особых районах, не обладали всей полнотой прав, да и не полностью подчинялись законам государства. Так, в средневековой Европе евреи жили в особых гетто, а европейцы на Москве вплоть до Петра – в одной-единственной слободе. Это, конечно, способствовало взаимному недоверию и враждебности.
Даже Реформация и последовавшие за ней религиозные войны еще не привели к веротерпимости. Подписанный в 1555 году Аугсбургский мир между католиками и протестантами провозглашал принцип «чье правление, того и религия» – у короля или князя-протестанта все государство становилось протестантским, у католика соответственно католическим. И только Новое время, с его революциями и конституциями, принесло простым гражданам право на самостоятельный выбор… Вот и не определятся европейские государства до конца, какими они хотят быть: полностью светскими или все-таки отчасти христианскими?
Пока что движение идет скорее в сторону полной светскости. После долгих дебатов в преамбулу Конституции Евросоюза, подписанной в 2004 году, так и не было включено упоминание Бога и христианских ценностей. Во многих странах (например, в Дании, Норвегии, Англии) есть государственные Церкви, но это все меньше значит для их внутренней жизни, а вот в Швеции Церковь была в 2000 году отделена от государства…
У нас движение идет скорее в обратном направлении, что вызывает активное неудовольствие атеистов и многих агностиков. Да впрочем, и большинство верующих вовсе не собираются строить свою политическую и общественную жизнь по средневековым образцам, это и невозможно в наш век. Просто люди не готовы относиться к обществу и государству как к «чистому листу», на котором кто угодно пишет что угодно. Так хорошо это или плохо, когда христианство становится частью политической культуры?
Все зависит от того, какой смысл вкладывается в это понятие. Есть люди, которые очень желают сделать Церковь своего рода госкорпорацией по идеологической части, с соответствующим финансированием и привилегиями. Это было бы для Церкви настоящей трагедией, связало бы ее намертво с конкретной формой государственного устройства, более того – с текущим курсом нынешнего правительства. Но никакое правительство не вечно, и мы уже видели, как в 1917 году падение монархии означало для многих и отказ от всякой церковности. Вообще, повеление Христа отдавать кесарю кесарево ясно учит нас исполнять законные требования власти, но и не спешить обслуживать эту власть. Кесарю все-таки должно отдавать только кесарево.
У государства, равно как и у общества, существует потребность в общих ценностях и ориентирах. Почему, собственно, надо помогать больным и неимущим – может быть, с экономической точки зрения было бы полезно всех их уничтожить?
Уже ведь прозвучало предложение о постнатальных (послеродовых) абортах, то есть об умерщвлении сразу после рождения детей с физиологическими отклонениями. А если детей, отчего бы не стариков, не людей среднего возраста, не преступников, не расово неполноценных… добро пожаловать в новый, гуманистический Освенцим!
Противостоять этой логике может только ясно выраженный принцип: «Человеческая жизнь есть высшая ценность для государства». Но эта аксиома была принята, как мы видим, далеко не во всех государствах даже в XX веке.
Экономическая деятельность тоже невозможна без таких аксиом, как, например: «Человек имеет право на частную собственность, которую никто не может у него насильно отобрать». А если он плохо ей распоряжается? А если мне очень нужна эта собственность? Но нельзя ее отобрать, и все, как и детей убивать нельзя, и дискутировать тут не о чем. Особенно остро потребность в этих ценностях чувствуется в наши дни, когда люди разочаровались в капиталистическом «каждый сам за себя», но и к коммунистическому «все отнять и поделить» возвращаться совсем не хотят.
Есть ли третий путь? В готовом виде его нет и быть не может, но зато идеалы общественной солидарности, в сочетании с личной свободой и самостоятельностью выбора, мы можем найти именно в христианской традиции. Смешивать христианство и политику нельзя, это губительно для христианства. Но если их полностью разделить – это уже губительно для политики, так она переходит в полное владение князя мира сего. При этом подлинная христианская политика имеет мало общего с клерикализмом, то есть с отстаиванием узкосословных интересов духовенства. Нет, речь идет не о том, чтобы поддерживать наиболее выгодную нам партию или самый удобный законопроект, а о том, чтобы оценивать любые слова и действия политиков с точки зрения их соответствия основным христианским ценностям. А главное – стараться воплощать эти ценности в повседневной жизни, не стесняясь их и не ожидая, что некий добрый и сильный дядя все сделает за нас.
Ну а что касается далекой Австралии, то одна знакомая мне московская молодая семья – мама, папа и маленький ребенок – переехала туда на постоянное место жительства. Мама, кстати, была в одном из московских храмов регентом. Почему именно Австралия? – задавал я себе вопрос. Климат приятный, иммигрантов принимают легко? Или кенгуру такие забавные? Вообще-то, если честно, у них там есть родные, будет проще устроиться.
Но может быть, дело еще и в том, что Австралия – по крайней мере пока – собирается оставаться христианской страной. Искренне желаю австралийцам успеха!
Я и сам из тех, кто жалеет об исчезновении Российской империи, да что там Российской – и Византийской, и Римской, здесь ведь ощущается ясная преемственность! Глядя на современный наш мир, с его пошлым потребительством, с демагогическими правителями, с межнациональными войнами и нелепыми идеологиями, как не вздохнуть по тому времени, когда Помазанник Божий правил своими народами, сознавая свою ответственность перед Богом, а не перед телеэкраном, когда понятия чести и достоинства значили куда больше, чем спекулятивные цены, дутые кредиты и высосанные из пальца сенсации. А что говорить о том, как трудно приживаются республиканские институты в России, как постоянно сворачивают они на проторенную дорожку: царь и при нем избранные бояре… В общем, если предаваться маниловщине, – я бы хотел жить в империи.
Только в какой именно? Трудно решить. Образца 1913 года? Так в ней через несколько лет будет революция. Середины XIX века? Ну не по душе мне крепостное право и бюрократия, да и Кавказская война не особенно нравится, не говоря уж о Крымской. Допетровская Русь? Византия Палеологов? Рим времен Константина? В каждой эпохе найдутся свои темные стороны, ни одна не похожа на рай на земле, но каждая не похожа по-своему. Наше время – не исключение.
