Кросскультурный характер свойственной человеку дуалистической интерпретации действительности подтверждается также и тем, что представители каждой культуры с тех пор, как возник наш вид, придерживались веры в существование незримых духовных защитников, которых мы называем божествами. Согласно доктору Герберту Бенсону «нам не известно ни одной цивилизации, в которой не было бы веры в Бога или в богов»{15}. Человек не только музыкальное, математическое и языковое животное, но и духовное животное. Но если любые формы кросскультурного поведения свидетельствуют о генетически наследуемых чертах, значит, можно предположить, что то же самое справедливо и для склонности нашего вида верить в духовную реальность? Разве сам факт, что все человеческие культуры, какими бы обособленными они ни были, верят в существование некой духовной сферы, не свидетельствует о том, что подобное восприятие должно представлять собой неотъемлемую характеристику человека как вида, рефлекс?
…
Человек не только музыкальное, математическое и языковое животное, но и духовное животное
Если мы наследуем свои духовные наклонности и убеждения, разве не подразумевает это, что мы должны обладать генами, вместе с которыми данный инстинкт передается от одного поколения следующему? Более того, если мы наследуем свою склонность к вере в духовную реальность, разве не должно существовать у нас некое физиологическое место, из которого исходят все эти «духовные» восприятия, ощущения и знания? Поскольку все восприятие, ощущения и знания берут начало в мозге, отсюда следует, что «духовное» сознание должен порождать тот же орган. Следовательно, если вера в духовную действительность является кросскультурной характеристикой человека как вида, значит, мы наделены опирающейся на нейрофизиологию «духовной» функцией или тем, чему я дал неофициальное название «Божьей» части мозга.
Теория Карла Густава Юнга
Приступая к изучению вероятного наследования нами духовных склонностей, я обнаружил, что подобными поисками занимались и другие: к их исследованиям и трудам я мог обратиться. Из всех, кто занимался подобными вопросами, труды основоположника аналитической психологии Карла Юнга я счел наиболее дельными и уместными. Но применение мне удалось найти в первую очередь теории «коллективного бессознательного», развитой Юнгом.
Наставник Юнга, Зигмунд Фрейд, дал миру понятия личного сознания и подсознания. По Фрейду, личное сознание представляет собой те мысли, чувства, воспоминания и стремления, которые мы осознаем. Под личным сознанием скрыт более глубинный слой сознания — подсознание индивида. Согласно Фрейду в подсознании содержатся первичные потребности, инстинкты, компоненты личности, воспоминания о впечатлениях раннего детства, вытесненные воспоминания и прочие внутренние конфликты. Хотя мы не осознаем, что все перечисленное есть в нас, тем не менее эти элементы играют существенную роль во всем, что мы делаем, говорим и осмысливаем. С точки зрения Фрейда, сознание и подсознание — два главных компонента, обуславливающих все человеческое поведение.
Юнг продолжил исследования с того места, на котором остановился Фрейд (чего Фрейд так и не простил ему), предположив, что существует еще более глубинный и основательный слой сознания человека, чем личное подсознание. Юнг утверждал, что под личным подсознанием располагается и действует как его фундамент так называемое коллективное бессознательное.
Согласно Юнгу, если личное сознание и личное подсознание проистекают из личного опыта, то коллективное бессознательное представляет собой компоненты, осознания и внутренние импульсы, которые мы наследуем и, следовательно, является неотъемлемой частью сознательного опыта, которым совместно пользуются все представители нашего вида. Если содержимое личного подсознания возникает из личного опыта в процессе развития, то содержимое коллективного бессознательного — та часть нашего существа, которая сформировалась в процессе развития человека как вида, следовательно, является общей для всего человечества. Значит, коллективное бессознательное существует как часть наших врожденных свойств и «обладает содержимым, более-менее одинаковым повсюду и для всех. Другими словами, оно идентично для всех людей и образует общую психическую основу надличностных свойств, имеющихся у каждого из нас… существовавшую с древнейших времен»{16}.
Если философ Джон Локк считал, что мы рождаемся как «tabula rasa», чистая доска, в ожидании, когда один только наш опыт как определяющий фактор сформирует нас, Юнг, подобно Канту, утверждал, что мы рождаемся с набором предварительно запрограммированных режимов восприятия. Как и Кант, Юнг, по всей видимости, направил свои поиски внутрь, в природу человеческого сознания.
Юнг сделал немало выводов на основании сравнительного анализа различных мифов народов мира. Он обнаружил, что мифологии — схожие между собой собрания преданий, легенд, притч, поучительных историй, существующие во всех культурах с тех пор, как появился наш вид. Каждая человеческая культура зашифровывала в своей мифологии собственные социальные и духовные нормы, обряды, обычаи, нравственные устои и убеждения. Юнг пришел к выводу не только о том, что мифология есть у каждой культуры: он обнаружил поразительное сходство различных мифологий. Он изучал иудео-христианские Ветхий и Новый Завет, зороастрийскую Авесту, скандинавские Эдды, исландские саги, исламский Коран, египетскую и тибетскую «Книги мертвых», «Теогонию» Гесиода, «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, «Энеиду» Вергилия, кельтские саги, клинопись армянского Урарту, японские «Кодзики» («Записи о деяниях древности») и «Нихонги» («Анналы Японии»), вавилонские предания, угаритские мифы Палестины и Сирии, китайскую «Шицзин» («Книгу песен»), индуистскую «Ригведу», «Махабхарату» и «Рамаяну», каноны буддизма тхеравада, мифы различных культур Африки, Полинезии, Южной и Центральной Америки, манускрипты средневековых алхимиков — и повсюду в этих письменных источниках встречал общие темы.
Сходство между мифами разных культур мира было настолько значительным, что Юнг заключил: содержание этих мифов наверняка порождено одной и той же неотъемлемой психической основой, общей для нашего вида в целом. Эту основу он назвал нашим коллективным бессознательным. По-видимому, человек как вид наделен неким импульсом, не только побуждающим каждую культуру творить собственную мифологию, но и придерживаться при этом одних и тех же всеобщих тем. Эти общие темы Юнг называл архетипами. Ввиду их всеобщего характера, Юнг выдвинул предположение, что человек как вид обладает неотъемлемой религиозной функцией:
На протяжении исследования архетипов коллективного бессознательного мы убедились, что человек обладает религиозной функцией и что она оказывает на него столь же значительное влияние, как половой инстинкт или инстинкт агрессии. Первобытный человек занят осуществлением этой функции, формированием символов и строительством религии так же, как земледелием, охотой, рыболовством и удовлетворением своих прочих основных потребностей{17}.
…
Сходство между мифами разных культур мира настолько значительное, что можно сделать вывод: содержание этих мифов порождено одной и той же неотъемлемой психической основой, общей для нашего вида в целом
Вдохновленный теориями Юнга, в частности, его гипотезой о наличии у людей того, что он назвал «естественной религиозной функцией», я в большей мере, чем когда-либо, убедился, что духовная восприимчивость действительно передается людям по наследству. Однако моя интерпретация отличалась от юнгианской в первую очередь тем, что если Юнг считал человеческое сознание функцией разума, то я воспринимал его как функцию мозга. Разум подразумевает возможность существования в нас некоего неосязаемого, трансцендентального компонента, а мозг — нет. Если сторонники «разума» считают когнитивную деятельность функцией души, «призраком из машины», то сторонники «мозга» называют когнитивную деятельность функцией нейрофизиологии, механическим рефлексом.
Опираясь на знания в области нейрофизиологии (науки, которой во времена Юнга просто не существовало), я взял на вооружение более рациональный, механистический, научный подход к человеческим ощущениям, восприятию, эмоциям и когнитивной деятельности, то есть к содержимому человеческого сознания.
А если применить эту новую передовую науку, нейрофизиологию, не только к сознанию, но и конкретно к идее коллективного бессознательного, выдвинутой Юнгом? Что, если можно рассмотреть коллективное бессознательное с биологической точки зрения, свести его к нейрохимическим процессам? Если то, о чем Юнг говорил как о естественной религиозной функции, можно объяснить как генетически наследуемую предрасположенность? Применяя нейрофизиологию к изучению человеческой духовности, я счел, что вполне возможно построить исключительно механистическую и научную интерпретацию не только духовности, но и Бога.
