Вездесущий Господь слышит человека везде и необязательно заходить в храм, чтобы быть услышанным. И в летящем самолете, и в глубокой шахте, и в подводной лодке, где бы ни был обращающийся к Нему – на земле, под землей, под водой, в небе, – Бог услышит его, потому что Он пребывает рядом с человеком всегда и везде. Вопрос следует ставить иначе: Господь-то тебя слышит, а вот слышишь ли ты Его? Действительно ли ты жаждешь расслышать голос Божий, или если твои насущные потребности удовлетворены, то все и без того расставлено по своим местам?
Если это так, если христианин не задается вопросами – что значит слышать Бога, идти к Нему, что значит жить по вере? – то для него Церковь действительно делается лишь «местом торговли», а большая часть происходящего в ней – непонятным и скучным. Но если эти вопросы все же ставятся, то постепенно приходит осознание того, что Господь встречает в Церкви человека не только лишь для того, чтобы тот заказывал Ему молебны, не только лишь для того, чтобы тот ставил свечи перед иконами. В Церкви Бог дарует нам Самого Себя, а это – нестерпимый, тяжелейший, невозможный для каждого отдельного человека дар. Это великое Таинство совершается только в Церкви и больше нигде, потому что Церковь – обиталище Божественных даров и то единственное на земле место, где люди могут Его воспринять.
Вспомним, как на Тайной вечере Христос молитвенно обращается к Своему Отцу: все Мое Твое и Твое Мое (Ин. 17: 10). Эти самые главные слова и христианин должен сказать Богу, предавая себя в Его руки, вручая себя Ему, и услышать от Господа в ответ: «Все Мое – твое».
Вот так в свое время пришел в Церковь князь Владимир Святославович – воин, женолюб и любитель шумных пиров, ставший со временем святым равноапостольным князем Владимиром, прозванным в народе Красным Солнышком. Так пришла отъявленная блудница, ставшая впоследствии преподобной Марией Египетской… Именно ради таких людей Церковь и существует. Ради людей, отважившихся сказать Богу: «Господи, хоть я и не совершенен и, больше того, ужасен, отвратителен, но я хочу быть с Тобой! Все мое – Твое, Господи!», а в ответ готовых принять Христа.
Но многие перед этими словами в испуге останавливаются: «А мне всего Твоего не надо! Мне хотелось бы получить от Тебя только это и это. А всё – это слишком тяжело. Это – слишком страшно. Это – невыносимо». Но ведь всё – это и есть истинные дары Божии!
Они не покупаются в магазине, а раздаются – своим, родным и близким. Церковь – это Божий Дом, но не только, это еще и дом для каждого из нас, дом, где каждый из нас «прописан». Как часто можно услышать слова: «Зачем мне Церковь, если я и без Нее могу молиться Богу?» Не удивительно ли, что – к сожалению! – столь редко можно видеть, что человек действительно живет в Церкви, и столь обычно и привычно видеть, что он туда просто заходит за чем-то маленьким, «своим», когда вдруг оказывается жизненно необходимым совершить какой-то разовый обряд. Только тогда Церковь делается ему «нужна». А между тем ничего похожего на подобные отношения к Церкви Христовой в Евангелии мы не найдем.
Попробуем в этом разобраться. Почему Церковь все-таки наш Дом, а не магазин?
Невозможно войти в Церковь как в Дом (или вернуться в Церковь как в Дом) тогда, когда Бог для человека – некая абстрактная могущественная сила или «волшебный ящик», раздающий чудеса, здоровье и богатство. Или тогда, когда Он представляется грозным Властелином, наказывающим или милующим, сулящим очередное «звание» и Свои благодеяния за образцовое выполнение определенных правил поведения.
Понятие о родном доме у каждого человека прежде всего связано с другим дорогим образом – с семьей. Семьи бывают разные, но чем они должны быть (и слава Богу, если таковыми они и становятся) – это образом любви, передающейся из поколения в поколение. Образ семьи связан с образом отцовства и материнства. Если человек ищет в отношениях с Богом именно этого, если узнает в Боге своего Отца, то тогда и Церковь для него становится Домом.
Один святой сказал: «Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец». Я думаю, можно было бы переиначить эти слова так: кому Бог не Отец, тому Церковь никогда не откроется, как Отчий Дом. Кто Господа воспринимает иначе, кто ограничивает свое отношение с Ним отношениями «купли-продажи», стремясь нечто «получить» за определенную мзду и при этом совершенно не имея желания ни видеть, ни слышать, что Бог ему говорит, тот никогда не сможет почувствовать той материнской заботы, с какой Церковь покрывает своих детей, детей Божиих. Тот никогда не сможет понять, что такое Церковь.
* * *
Мы привыкли относиться к дарам, как ни к чему не обязывающим приятным безделушкам, вроде подарков на день рождения или на Новый год: на краткое время они окрыляют радостью, но вскоре забываются, словно их и не было. Как легко «переподаривать» ненужные подарки! Но не таковы дары Божии…
Нам следует всегда помнить, что, принимая Дар, который нам дается в Церкви – Самого Христа, – мы приобщаемся не только ликующей радости Его Воскресения, но и Его Распятию. Это действительно так. Чего обычно ищет человек в Таинстве покаяния? Очень часто – чувст ва облегчения от того, что он наконец освобожден от груза греха, который так долго тяготил. Но ведь на самом деле прощение – это бремя, это тяжкий дар и огромная ответственность, без осознания которой никакого прощения быть не может. Если человек способен с легкостью забыть о том, что был прощен, то он не изменится к лучшему, не станет другим.
Всякое принятие дара предполагает ответную любовь, желание не просто принимать и пользоваться, но желание сделаться достойным этого дара, желание становиться похожим на Христа, а значит – следовать за Ним так, как этому учит Евангелие. То же самое справедливо и в отношении причащения Святых Таин. Мы знаем, зачем нам необходимо Причастие: мы освящаемся и исполняемся благодатью. Так Господь подает нам силы, так Он приходит к нам, чтобы очистить, чтобы соединить нас с Собой. При этом мы подчас не слышим главного, а именно слов Спасителя: Тело Мое, за вас ломимое (1 Кор.
11: 24), и Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26–28). Мы не понимаем и даже не хотим понять, что причащаемся страданиям Христовым, Его Кресту, Смерти, Сошествию в ад и Воскресению.
Перед Причастием читается молитва Иоанна Златоуста: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго…» Таким образом, причастники исповедуют Христа Сыном Божиим, как это сделал в свое время апостол Петр (Мф. 16:15–19). Но нельзя при этом не вспомнить и других слов первоверховного апостола, которые за этой молитвой стоят: Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти (Лк. 22: 33). Ведь если я причастился страданий Христовых, значит, вместе с этим Причастием Господь отдает мне всего Себя! Не ту малую часть, которую мне хотелось бы получить, а самое главное, что за этим стоит, – путь к Воскресению через Крест, страдания и ад. Но вот этого-то зачастую совсем не хочется. Но именно этого ждет от человека Господь.
Верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь
О том, что значат эти слова и почему в Церковь необходимо верить?
Ежедневно в утренних молитвах мы читаем или по крайней мере должны читать Символ веры[1]. Вот только понимаем ли мы его? Пытаемся ли мы в нем разобраться? Даже в словах: «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша» – заключено много непостижимого, потому что тайна Святой Троицы не может быть осознана умом человеческим и определена нашим чувственным опытом. Потому-то Пресвятая Троица и остается объектом веры, а не знания, и с этим человек готов согласиться. Однако когда мы доходим до слов: «Верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь», – вдруг оказывается, что и в Церковь требуется верить столь же безоговорочно, как и в троичную единосущность Бога.
В Символе веры вообще нет ни «главного», ни «второстепенного»; просто его члены следуют друг за другом. Никто ведь не станет утверждать, что вера в БогаОтца важнее веры в Бога-Сына и веры в Святого Духа, только на том основании, что исповедание совершается именно в таком порядке! Получается, что вера в Церковь не менее значима, чем вера в Святую Троицу. При этом перед нами встает очень непростой вопрос: а как вообще можно веровать в Церковь? Ведь отношение к Церкви осмысляется людьми, живущими в ее стенах, называющих себя ее чадами. В церковь можно ходить, к Церкви можно принадлежать, в Церкви можно приобщиться к Святым Таинствам, Церковь призвана осуществить то-то и то-то… Выходит, Церковь есть нечто такое, во что нельзя веровать, но чем можно пользоваться в нашей повседневной жизни, поскольку верят все-таки априори[2] во что-то неочевидное.
