Со II века по Р. Х. понятие «Новый Завет» начинает применяться также к совокупности книг, написанных по внушению Святого Духа учениками Христа – апостолами. Наученные Самим Христом (Ин. 17: 8: «…ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли…») апостолы – свидетели и очевидцы служения Бога-Слова – и в устной и в письменной форме донесли до последующих поколений христиан новозаветное откровение. Священное Писание, со ссылкой на Второе послание ап. Павла к фессалоникийцам, принято называть одной из форм апостольского Предания: «Храните предание, которому научены или словом или посланием нашим (2 Фес. 2: 15). Уже в I в., при жизни святых апостолов, новозаветные книги рассматриваются наравне с книгами Ветхого Завета и также называются Писанием (см.: 2 Петр. 3: 16, где говорится о посланиях ап. Павла).
Первое христианское поколение бережно сохраняло письменные апостольские памятники (по выражению св. Иустина Мученика – «воспоминания») дел и учения Господа Иисуса Христа и наставления Его учеников и обменивалось ими (так, ап. Павел в Послании к колоссянам просит после прочтения обменяться его посланиями с лаодикийской общиной (Кол. 4: 16)).
Формирование новозаветного канона
Писание Нового Завета состоит из двух разделов: Четвероевангелие (Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна) и Апостол, последний включает в себя Деяния святых апостолов, четырнадцать посланий ап. Павла, два соборных послания ап. Петра, одно соборное послание ап. Иуды, одно соборное послание ап. Иакова, три соборных послания и Откровение (Апокалипсис) ап. Иоанна Богослова. В целом двадцать семь книг.
В отличие от Ветхого Завета, среди новозаветных книг нет неканонических. Под каноническими книгами Нового Завета, или каноном (от греч. – правило), понимается набор священных книг, написанных апостолами, засвидетельствованных Церковью как богодухновенные и данных верующим в качестве руководства веры и истины. Все книги новозаветного канона признаются богодухновенными, то есть написанными по внушению Святого Духа.
Формирование новозаветного канона началось сразу с возникновения Церкви и происходило в несколько этапов[2]. Работа по сбору письменных трудов апостолов началась еще при жизни самих апостолов, то есть в таких условиях, когда были живы авторы и другие авторитеты, способные удостоверить подлинность или неопровержимо засвидетельствовать подложность.
Во II веке список книг Нового Завета, имевшийся в разных христианских общинах, даже весьма удаленных друг от друга, был почти идентичен. К концу IV века канон новозаветных книг был сформирован (так, в правилах Карфагенского Поместного Собора 397 года приводится список из всех двадцати семи книг), хотя относительно отдельных книг еще некоторое время были сомнения в разных частях Церкви (в Западной Церкви – в отношении Послания к евреям, в Восточной – в отношении Апокалипсиса). Подлинность известных нам четырех канонических Евангелий сомнений никогда не вызывала.
Непросто выявить все критерии, которыми руководствовались древние христиане при определении авторитетности того или иного Писания, но о трех можно говорить уверенно: соответствие вере Церкви, апостольское происхождение и согласие Церквей. Но эти критерии никогда не применялись святыми отцами механически; процесс формирования канона – это процесс благодатный, без какого-либо автоматизма. Бог, вдохновивший написание апостолами посланий, руководил и процессом отделения достоверного от ложного, а также сохранения Писания в Церкви неискаженным.
Повод к осмотрительности в деле определения собственно апостольских произведений дан ранним появлением различных лжеучений, лжеучителей и их книг, написанных в том же стиле, что и новозаветные книги. Уже ап. Павел во Втором послании к фессалоникийцам указывал на появление подложных писем, написанных как бы от его имени (2 Фес. 2: 1), а достоверность своих писем он подтверждал личной подписью (например, 2 Фес. 3: 17; 1 Кор. 16: 21; Кол. 4: 18). Первичный контроль самих апостолов, а также строгая разборчивость и благоговейное уважение, с которым первые христиане подошли к собранию новозаветных писаний, не позволяет сомневаться в том, что апостольские писания не претерпели каких-либо значительных изменений[3]. Отношение священных писателей к попыткам «исправить несовершенство» апостольского учения выражено словами ап. Иоанна Богослова: «И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей» (Откр. 22: 18–19).
Книги, категорически отвергнутые Церковью как подложные, называются апокрифическими (ἀπόκρυφος – тайный, сокровенный). Так во II веке по Р. Х. называли свои писания гностики, уверяя, что их книги содержат в себе высшее тайное знание. На Западе это значение расширили. Блж. Августин («О граде Божием») называет так книгу, происхождение которой отцам неизвестно. Блж. Иероним Стридонский противопоставляет апокрифические книги каноническим, то есть не признаёт апокрифы богодухновенными книгами. В Восточной Церкви термин «апокриф» применяется по преимуществу к подложным, еретическим книгам, запрещенным для употребления, но апокрифами названы были также и книги о жизни Иисуса Христа, содержание которых предполагает существование канонических Евангелий и стремится дополнить их какими-то подробностями. Среди таких апокрифов есть книги, по содержанию соответствующие церковному Преданию (например, Протоевангелие Иакова и Евангелие Никодима).
Оригинальные тексты апостолов до нашего времени не дошли. Сейчас имеются лишь списки с них, сделанные в разное время (древнейшие из них датируются началом II в.). Исследованием подлинности текста и близости его к оригиналу занимается текстология, одно из направлений библеистики. По словам известного библеиста Брюса Мецгера, «необходимость текстологического исследования Нового Завета обусловлена двумя обстоятельствами: во-первых, до нас не дошло ни одного автографа, и, во-вторых, известные нам списки отличаются друг от друга. Текстолог ставит перед собой задачу установить на основании разнородных списков, какой текст следует считать наиболее близким к оригиналу»[4]. Но чрезвычайно важно, чтобы научные исследования велись в рамках церковной традиции, в контексте Священного Предания, а не вне его. Порой результаты текстологических изысканий (например, обнаруженные ошибки переписчиков, поздние вставки и исправления, расхождения в разных рукописях) приводят исследователей к выводу об ущербности Писания: якобы в нем уже трудно выделить «что есть слово Божие и что человеческое»[5] – и к мысли, что подлинное учение Христово было искажено с течением времени. Но это не так. Неслучайно, что такие выводы, немыслимые для православного христианина, формируются прежде всего в протестантской среде, для которой в виду ее отказа от церковного Предания эти научные изыскания представляются путем к полноте истины. Для православной библейской науки изучение древних текстов и выявление разночтений в рукописях не имеют такого первостепенного значения, это лишь некие дополнительные знания, от которых мало зависит понимание смысла Божественного Откровения, хранимого в Церкви. Как пишет свт. Филарет (Дроздов): «Дивное дело провидения Божия в сохранении священного Писания в Церкви состоит в том, что Божественное учение незатмено в нем вариантами и разностию переводов, что разные чтения или не изменяют существеннаго смысла, или встречаются в предметах, не касающихся существенных истин откровения Божия»[6].
Понятие о новозаветной экзегезе[7]
И Евангелия, и послания апостолов являются внутренним документом Церкви – в том смысле, что они адресованы верующим и правильно поняты могут быть только в Церкви (см. приложение 1).
Задача библейской науки по определению русского библеиста XIX века Н. Н. Глубоковского: «Признав их [Писаний] богодухновенное происхождение, восстановить литературную историю этих памятников по сохранившимся известиям, чтобы сделать сами памятники более доступными для человеческого восприятия. Что до содержания, то задача еще уже и определеннее. Мы должны лишь в возможной мере постичь мысль священного писателя, приблизиться к ней и уловить ее во всей первоначальной чистоте, не привнося ни малейшего призвука со своей стороны»[8]. Узость и определенность не делают задачу постижения «мысли священного писателя» простой и легкой. Церковная традиция утверждает, что основное правило толкования Писания заключается в признании, что сообщенное от Бога может быть только Богом и раскрыто: понимание Писания есть Божий дар. «Испытающим [Писание] потребно озарение свыше, чтобы и найти искомое и сохранить найденное», – предупреждает блж. Феодорит Кирский.
