После молитвы Баал Шем послал к чулочнику сказать, что хотел бы заказать у него четыре пары чулок. Вскоре заказ был готов, и мастер принес его Баал Шему. Чулки были очень добротными, из превосходной шерсти. «Сколько ты хочешь за пару?» – спросил равви Израэль. «Полтора гульдена». – «Полагаю, хватит и одного». – «Что ж, пусть будет один», – согласился чулочник.
Баал Шем заплатил ему. Затем стал расспрашивать: «Как ты проводишь свои дни?» – «Делаю чулки». – «А как ты их делаешь?» – «Сначала я изготавливаю сорок или пятьдесят пар. Затем помещаю их в форму, ставлю в теплую воду и кладу под пресс, покуда они не станут такими, какими должны быть». – «А как ты их продаешь?» – «Я почти не выхожу из дома. Купцы сами приходят ко мне и покупают. Также они привозят хорошую шерсть, которую специально для меня приобретают, и я им за это плачу. Теперь же я вышел из дома только ради равви». – «А что ты делаешь утром, перед тем, как отправиться на молитву?»
– «Тоже делаю чулки». – «А какие псалмы ты поешь за работой?» – «Когда работаю, я пою те псалмы, которые знаю наизусть».
Когда чулочник ушел, Баал Шем сказал своим ученикам: «Сегодня вы лицезрели краеугольный камень, на котором держится весь Храм до прихода Мессии».
МОЛИТВА ЗАНЯТОГО ЧЕЛОВЕКА
Говорил Баал Шем: «Представьте себе человека, который целый день бегает по улицам и рынкам. Он даже забывает, что существует Творец мира. Только когда наступает время послеполуденной молитвы, он вспоминает: «Я должен помолиться». И тогда из самых глубин сердца из него исходит вздох раскаяния, что целый день он провел в тщете и суете. Так он стоит посреди улицы и молится. В этот момент Бог радуется, очень радуется за него, и молитва этого человека достигает Небес».
У одного поселянина, который многие годы в Дни Благоговения*[66] приходил в синагогу к Баал Шему, был сын, столь скудоумный, что он не мог даже различать буквы и поэтому не понимал смысла священных слов. В Дни Благоговения отец не брал его с собой в город, потому что сын все равно ничего не понимал. Но когда ему исполнилось тринадцать лет и он вошел в возраст Закона, отец взял его с собой на праздник Йом–Кипур, опасаясь, что в его отсутствие сын в день поста будет есть, как в обычный день, потому что тот не ведал никаких правил.
У мальчика была маленькая свистулька, в которую он обычно свистел, когда сидел на лугу и пас овец и телят. Свистульку эту он всегда носил с собой в кармане рубашки; отец о ней ничего не знал. Во время праздника мальчик в течение многих часов стоял в синагоге и молчал. Но когда началась дополнительная служба*[67], он сказал: «Отец, у меня есть маленькая свистулька. Я хочу в нее посвистеть». Отец заволновался и запретил ему это делать, и мальчик сдержался. Но когда началась послеполуденная служба, сын снова стал просить: «Отец, можно мне посвистеть в свистульку?» Отец рассердился и сказал: «Где она у тебя?» Когда мальчик показал, отец засунул ему в карман свою руку, чтобы сын не смог достать свистульку. Однако, когда началась завершающая молитва, мальчик вырвал карман из–под руки отца, достал свистульку и тихо засвистел. Все были поражены и смущены. Но Баал Шем невозмутимо продолжал произносить слова молитвы, причем гораздо бойчее и легче, чем обычно. Позднее он сказал: «Этот мальчик облегчил мне молитву».
Однажды, перед Новым годом, Баал Шем приехал в некий город и спросил, кто здесь читает молитвы в Дни Благоговения. Ему ответили, что это делает рав города. «А как он читает молитвы?» – поинтересовался Баал Шем.
«В День Искупления (Йом–Кипур), – сказали ему, – он читает молитвы покаяния в грехах самым сладостным тоном».
Баал Шем послал за равом и, когда тот пришел, спросил, в чем причина такого странного способа покаяния. Рав ответил: «Последний из слуг царя, тот, обязанность которого – подметать перед дворцом, когда работает, поет радостные песни, ибо сознает, что делает работу, которая обрадует царя». Сказал тогда Баал Шем: «Позволь и мне побыть с вами».
Рассказывают.
В городе Сатанове жил некий книжник, который без конца размышлял о том, почему существует то, что существует, и почему вообще что–то существует. Однажды в пятницу, после молитвы, он остался в Доме Учения (Бет–мидраше), чтобы заняться своими размышлениями; но мысли его запутались, и он, как ни пытался привести их в порядок, не мог этого сделать. Святой Баал Шем Тов почувствовал это издалека; он сел в повозку и, благодаря своей чудесной силе, в одно мгновение достиг Дома Учения в Сатанове, где сидел тот человек, мучаясь неразрешимыми вопросами. Баал Шем сказал ему: «Ты допытываешься, есть ли Бог, а я вот глуп, а верую». То, что нашелся человек, знавший о его тайных муках, взволновало сердце усомнившегося книжника, и оно открылось для Великого Таинства.
Некий натуралист приехал издалека, чтобы увидеть Баал Шема. При встрече он сказал: «Мои исследования показывают, что в соответствии с законами природы Красное море должно было расступиться в тот самый час, когда его пересекали дети Израиля. Так где же здесь чудо?»
Баал Шем ответил: «Разве ты не знаешь, что природа сотворена Богом. И сотворил Он ее так, что в тот самый час, –когда дети Израиля пересекали Красное море, волны его должны были расступиться. Это и есть великое чудо!»
Говорил Баал Шем: «Что означают слова людей, что Истина шествует по всему миру? Они означают, что она не стоит на месте, что она – вечный странник».
Баал Шем сказал эти слова одному цадику, который любил произносить проповеди и увещания: «Что ты знаешь об увещании! Во все дни своей жизни ты не ведал греха и мало общался с людьми, окружающими тебя. Поэтому что ты можешь знать о прегрешениях!»
Говорил Баал Шем: «Я позволяю грешникам приближаться ко мне, если они не горды. А книжников и безгрешных людей я до себя не допускаю, если они горды. Потому что с грешником, знающим, что он грешник, и поэтому ни во что себя не ставящим, – с ним Бог, ибо Он «пребывает с ними посреди нечистот их». Но о гордящихся тем, что их не касается грех, Бог, как мы знаем из Гемары, говорит: «В мире нет такого места, где бы Я был с ними».
Баал Шем говорил одному из своих учеников: «Презреннейший из презренных, которого ты только способен себе представить, дороже мне, чем тебе – единственный сын».
Рассказывают.
Во дни Баал Шема в соседнем с ним городе жил один гостеприимный богач. Каждому бедному страннику он давал пищу, питье и денег в придачу. Но при этом он желал непременно слышать от всех, кому благодетельствовал, слова восхваления в свой адрес; однако, если эти слова не выглядели естественно, он отвергал их, и, если восхваления казались чересчур длинными или слишком короткими, он высказывал в адрес гостей язвительные замечания.
Как–то Баал Шем поручил одному из своих учеников, равви Вольфу Кицесу, съездить куда–то по делам и сказал, чтобы по дороге он заехал к тому богачу. Равви Вольф заехал и был хорошо принят и богато одарен, однако в ответ произнес лишь несколько слов благодарности, да и то как–то рассеянно. Наконец богач сказал: «Разве ты не считаешь, что именно таким и должно быть гостеприимство?»
«Кто знает…» – ответил равви Вольф. Больше богач не смог добиться от него ни одного слова. На ночь хозяин, по своему обычаю, лег вместе с гостями, потому что перед тем, как уснуть, он любил болтать с ними и выслушивать от них что–нибудь приятное о себе. Когда богач задремал, равви Вольф коснулся мизинцем его плеча. И богачу приснилось, что его пригласили к царю и он пил с ним чай. Но вдруг царь упал и умер, и богача обвинили в том, что он отравил царя, и посадили в тюрьму. Потом в тюрьме случился пожар, и богачу удалось бежать; в итоге он очутился в какой–то далекой стране. Потом богач стал водоносом, но это была очень тяжелая работа, дававшая скудный заработок, поэтому он уехал в другую страну, где воды было мало и она стоила дороже. Но был там странный закон, согласно которому деньги платили только тогда, когда ведра были наполнены до краев, а ходить с полными ведрами и не расплескать их – очень тяжело. Однажды, идя осторожно, медленно, шаг за шагом, он все–таки упал и сломал обе ноги; так он лежал, вспоминал свою прошлую жизнь и плакал. В этот момент равви Вольф снова коснулся мизинцем плеча спящего хозяина дома; тот проснулся и сказал: «Возьми меня с собой к своему учителю».
Баал Шем встретил богача с улыбкой. «Хотел бы ты знать, чего стоит все твое гостеприимство? – спросил он. – Не более чем полное ничтожество».
Тут пробудилось сердце этого богача и обратилось к Господу, а Баал Шем наставил его в том, как возвышать свою душу.
