года перечисляет 40 частных банкиров в Стамбуле, и среди них нет ни одного турецкого мусульманина. Те, кого можно определить по именам — 12 греков, 12 армян, 8 евреев, 5 левантийцев или европейцев. Список из 34 биржевых брокеров в Стамбуле включает 18 греков, 6 евреев, 5 армян и ни одного турка
{72}. Подобным образом обстояли дела в османских провинциях и, в меньшей степени, в Северной Африке и Иране.
Еще более разительные перемены проявились в тех сферах, которые в результате имперской экспансии Европы с обеих сторон попали под прямое европейское правление. Западноевропейские нации, продвигающиеся морем с юга, и русские, расширяющие свою территорию по суше с севера, заключили исламские земли Ближнего Востока в гигантские клещи. На присоединенных территориях новые имперские хозяева, как и монголы столетия назад, пользовались навыками и знаниями местного немусульманского населения. Вскоре после того, как Армения вошла в состав России, армян стали принимать на российскую службу. Это обстоятельство предъявило разного рода вызовы с восточной границы как туркам, так и армянам Османской империи. Южнее — этот пример более известен в западном мире — экспедиция Бонапарта в Египет широко использовала в административной службе услуги коптов и других христиан.
Настроения мусульманского наблюдателя того времени ярко выражены в трудах египетского историка Аль-Джабарти, возможно, последнего из великих классических исламских историков. Принадлежа к улемам по происхождению и образованию, Аль-Джабарти не был слепым фанатиком, ненавидящим все немусульманское. Он признавал некоторые достоинства французского правления и отмечал, в частности, приверженность Франции правосудию, одному из качеств, наиболее почитаемых в мусульманской шкале политических ценностей. Однако он отрицательно отнесся к эмансипации немусульман Египта, равносильной прекращению зиммы. Аль-Джабарти неоднократно с горечью говорил о работе коптов и других зимми на французов. Он был особенно оскорблен тем, что они носили роскошные одежды, вопреки старому принятому обычаю имели оружие, осуществляли властные полномочия над делами и личностями мусульман, и их поведение в целом представлялось ему извращением истинного порядка, установленного Божьим законом. Аль-Джабарти был объективен, он видел во французах немало того, чем можно было бы восхищаться, а в османах — достаточно того, что подлежит критике. Тем не менее он горячо приветствовал возвращение османской власти, а вместе с ней и старого порядка, предполагающего, в частности, восстановление зиммы со всеми ограничениями для его соотечественников-коптов {73}.
Аль-Джабарти был не единственным мусульманином, отрицательно отреагировавшим на эгалитарные идеи Французской революции. С 1798 года, когда начались военные действия между Французской республикой и Османской империей, османские документы часто упоминают «абсурдные и нелепые» идеи равенства между людьми.
Тем не менее, несмотря на эти и другие подобные возражения, новые идеи укоренялись, и в течение XIX века концепция равных гражданских прав для представителей различных религий постепенно набирала силу. Ее поддерживало не только постоянно нарастающее давление европейских держав на реформы внутри империи, но и значительная группа реформаторов среди самих турок-мусульман, пытавшихся привести свою страну в соответствие с тем, что они воспринимали как современное Просвещение. Наконец, в великом рескрипте султана от февраля 1856 года вековые ограничения на немусульман были отменены и подданные османского государства независимо от вероисповедания официально признаны равными.
Этот указ об эмансипации отнюдь не все приняли с восторгом, и не одни лишь мусульмане были им недовольны. Для них, конечно, это означало потерю превосходства, которое они считали своим законным правом. Но и для христиан или по крайней мере для христианского истеблишмента это означало определенную потерю укоренившихся и признанных привилегий. Они оказались равны не только с высшими, но и с низшими. Такое изменение не вполне пришлось им по вкусу {74}.
С предоставлением юридического равенства джизья была официально отменена, и немусульманские подданные получили право на недавно введенную обязательную военную службу. В течение длительного времени, однако, их в действительности не призывали, а налагали на них особый налог, известный как бедель-и аскери, «военное послабление», заменивший отныне джизью. Он взимался таким же образом. К XX веку эта форма дискриминации была также отменена, а призыв на военную службу добавлен к гражданским привилегиям и открыт для немусульманских подданных.
Оказавшись в благоприятном положении в основном благодаря европейской поддержке, меньшинства в значительной степени полагались на европейскую защиту. Многие получили статус охраняемых лиц, иногда даже гражданство какого-нибудь государства Европы, и в течение XIX века несколько европейских держав установили фактические протектораты над целыми общинами немусульманских подданных султана. В то же время положение этих подданных осложнялось другими требованиями и стремлениями: к независимости от мусульманского государства, к равноправию внутри него. Все это — иностранное покровительство, внутреннее равноправие, национальное самоопределение — было явно несовместимо друг с другом, а также с основными принципами зиммы. Возникшая в результате напряженность привела к кульминации — но не развязке — драмы полного краха старого порядка.
Конец классической исламской системы и упразднение подчиненного статуса немусульман принесли значительное улучшение в формальное и правовое положение этих общин в своих странах. Фактическое же развитие их эмансипации в эпоху империалистического господства и националистического протеста, светского вызова и исламского ответа — это предмет для иного обсуждения.
Глава II. Иудео-исламская традиция {75}
На протяжении большего периода Средневековья самыми многочисленными и активными евреями были именно евреи ислама. Евреи христианских стран, евреи Европы, являлись меньшинством, к тому же относительно незначительным. Почти все важное и существенное в еврейской жизни происходило, за малым исключением, в странах ислама. Еврейские общины Европы сформировали своего рода культурную зависимость от евреев гораздо более развитого и утонченного исламского мира, простирающегося от мусульманской Испании на Западе до Ирака, Ирана и Центральной Азии на Востоке.
В позднем Средневековье — сколько-нибудь точную хронологию установить невозможно — произошел серьезный сдвиг. Число евреев ислама уменьшилось, как относительно, так и абсолютно, и центр тяжести еврейского мира переместился с Востока на Запад, из Азии в Европу, из исламского мира в христианский.
Демографической статистикой мы, разумеется, не располагаем и о численности евреев в мусульманских странах можем лишь догадываться. Но из документов, находящихся в нашем распоряжении, особенно примерно с 900 года, мы можем получить приблизительное представление о доле евреев в общей численности населения. По оценкам профессора Ш.-Д. Гойтейна, евреи составляли около одного процента населения мусульманских стран, но в городах их проживало гораздо больше; в основном это были горожане, а в деревнях их и так небольшое количество постоянно уменьшалось {76}.
Евреи исламского мира стали меньшинством среди евреев в целом. Когда-то они были подавляющим большинством еврейского народа, потом их число
