«Какие мы птички, такая у нас и клетка»
Монахиня Анастасия[151]: Мы с матушкой Феодорой, нынешней игуменией монастыря равноапостольной Нины в Бодбе, были первыми послушницами отца Гавриила. Он произвел на нас такое впечатление, что мы слушались только его, буквально следовали за ним по пятам, хотя уже жили в монастыре, где был свой устав и настоятель. Так что мы оказались такими послушницами-непослушницами. Отец Гавриил смирял нас и смирил, как смог. Был случай, когда сила веры и духа отца Гавриила заставила нас просить милостыню с протянутой рукой тогда, когда нас, коренных жителей Тбилиси, все узнавали, но делали мы это не задумываясь, без колебаний.
Митрополит Серафим: Мне вспоминается случай, произошедший в одном русском монастыре незадолго до революции. В храм со сквернословиями вошел юродивый, монахи тотчас вывели его вон. Верующие были смущены: как он в Божием храме посмел произносить такие богохульные речи! Но очень скоро наступил 1917 год, и в тот же храм вошли большевики, именно с теми словами, которые тогда предрек юродивый. Отец Гавриил тоже иногда произносил вслух слова, приходившие на ум другому человеку (кстати, я с первой встречи даже боялся думать при нем о чем-то не духовном!). Он не сквернословил, но мог сказать такое, что вовсе не подобало лицу духовному. И люди понимали, что он читает их мысли и видит их поступки. Как-то отец Гавриил сидел во дворе церкви в Тбилиси. Служба уже началась, когда во двор храма впопыхах вбежала женщина. Отец Гавриил видел ее впервые, но очень громко назвал ее по имени – то ли Ирина, то ли Марина – и спросил: «Почему ты опаздываешь? Зачем ты вступила в спор с этим молодым человеком?» Оказалось, она опоздала из-за того, что по дороге в автобусе встретила иеговиста и поспорила с ним. Так отец Гавриил обличил ее в том, что свое время, свои духовные и физические силы она напрасно отдала этому юноше, который все равно ничего не понял и только хотел ее переспорить. А она из-за этого не только опоздала на службу, но и влетела во двор храма впопыхах, без надлежащего духовного настроения.
Зураб Варази: Однажды я спросил отца Гавриила:
– Отче, вот Вы произносите молитву за правительство. А если я, допустим, не люблю президента, моя молитва ведь неискренняя получается?!
Он улыбнулся:
– Кто самый маленький и самый любимый у вас дома?
Я ответил:
– Мой сын Николай.
– Ты за своего Николая молишься?
– Да.
– А кроме Николая, кто есть еще любимый у вас дома?
– Родители.
– За них тоже молишься?
– Да.
– Вокруг вас живут, наверное, соседи? И за них просим Бога?
– Да.
– А в городе есть люди, добрые и недобрые? Мы должны же просить, чтобы недобрые стали добрыми?!
– Да, – отвечаю.
– Ну как тебе не стыдно?! За всю страну молишься, и за одного президента помолиться не хочешь?! Всегда искренней будет такая молитва: «Пусть Бог наполнит его сердце добром, а голову мудростью». Так молитесь, и будет мудрым и добрым ваш президент. Ведь вы всегда хотите, чтобы вашим правителем была царица Тамара, а вашим священником – святитель Николай. Нет, какие мы птички, такая у нас клетка! Искренне молитесь Богу, и Он подаст вам все самое хорошее!
Монахиня Анастасия: Он всегда говорил, что самое главное – человек, надо просто любить человека. Неважно, мусульманин он или католик. Отец Гавриил любил каждого. Как-то священник, который навещал заключенных, спросил его, можно ли причастить такого-то. И отец Гавриил ответил: «Причащать надо всех. Те, кто в тюрьме, они страдают. Причащать или не причащать – не тебе судить! Это не твоя Плоть и Кровь. Ты не имеешь права дать Ее или не дать. Люди сами открывают свое сердце Богу и сами ответственны перед Ним и перед своей совестью, когда решают принять Христа». Он не любил фальшь. Он не любил слов ради слов и очень ценил в людях искренность.
Митрополит Серафим: Когда он чувствовал, что идет очень гордый человек, желая смирить его, мог закричать: «Стань на колени!» Как-то в 1992 году мы стояли во дворе Светицховели[152]: старец, две бабушки, одна – грузинка, другая – русская, и я. И вот одна из бабушек начала хвалить отца Гавриила, да так приторно, что я, молодой иеродиакон, повернулся к ней и, желая прекратить эту сахарную похвальбу, сказал: «Отец Гавриил, что она говорит? Разве она не знает, что ты самый грешный человек на земле?!» Бабушка от удивления разинула рот и ждет, что сейчас отец Гавриил меня стукнет посохом по голове. Но он посмотрел на меня, улыбнулся: «Смотри, какой язык!» И этим смирил и меня, и бабушку, и тем более, прежде всего, – себя самого.
Монахиня Анастасия: Как-то в Самтавро[153]в Страстную Пятницу вынесли Плащаницу и читали молитвы. Зашел отец Гавриил и закричал: «Как вы плачете по Господу? Разве это плач? Это не плач!» И, упав на колени, зарыдал перед Плащаницей, словно перед ним лежал Сам Христос. Его плач произвел на всех колоссальное впечатление! Но он не был театральным – стенала и вопияла душа отца Гавриила.
Иногда батюшка прямо во время службы, если ему что-то не нравилось, мог начать кувыркаться на полу. Как это: 70-летний старец кувыркается на каменном полу церкви! Представляете, что думали люди?!
Митрополит Серафим: Мои друзья рассказали мне, как однажды, на следующий день после такого «кувыркания», они стояли у входа в монастырь и обсуждали и даже осуждали отца Гавриила за это. Вдруг останавливается машина, из нее выходит отец Гавриил (он откуда-то возвращался в монастырь). «Мы замолчали. Отец Гавриил подошел не спеша, наклонил голову и говорит: „Что, меня осуждаете?" Мы сразу поняли, что отец Гавриил знает все наши мысли и слова».
Митрополит Серафим: Однажды мы с батюшкой стояли рядом и разговаривали. К нам подошел юноша, который был наслышан об отце Гаврииле и искал его. Догадавшись, что отец Гавриил – не я, он посмотрел на старца: «Отец Гавриил, это ты?» Тот ответил: «Да, я». – «Я пришел к тебе, потому что я очень грешный. Я хочу тебе сказать…» Отец Гавриил не дал ему закончить: «Я знаю, что ты сделал и прощаю тебя, но пойди к священнику, исповедуйся, причастись, и то, что ты сделал, не повторяй больше» (отец Гавриил через откровение узнал о его грехе). Юноша упал на колени, поцеловал старца и встал. «Запомни, сынок, самое главное – любовь», – добавил батюшка. Юноша ушел. А ровно через секунду батюшка распевал свои песенки. Вот важная отличительная черта истинного юродства: ложный юродивый ведет людей к себе, а истинный – к Богу. Поэтому отец Гавриил, будучи в то время еще не рукоположен, и послал юношу к священнику: по церковному канону путь каждого человека лежит, может быть, и через грешного, но священника, который совершает при содействии Святого Духа Таинство Исповеди, принимает твое покаяние и причащает Святых Христовых Таин.
Помню, в 1993 году пришел к старцу молодой украинский батюшка. Старец принял его в своей маленькой башне. Что там было, какие песни отец Гавриил ему пел, не знаю, долго отец Р. не выходил, но, в конце концов, когда наш грузинский священник зашел туда, он увидел картину: сидит отец Гавриил, перед ним на коленях, снявши с себя священнический крест, плачет отец Р.: «Недостоин я священства!» Так подействовало на него общение со старцем Гавриилом, что он почувствовал свое недостоинство быть священнослужителем и глубоко каялся.
Зураб Варази: Я всегда думал, что отец Гавриил имел духовное образование – такой мудрец он был! На самом же деле он не окончил и пяти классов – откуда он все знал?! Однажды он беседовал с нами, и мы даже немного веселились. Вдруг он замер, воздел в молитве руки перед иконой Спасителя, его лик преобразился. Мне показалось, что он не здесь. Я спросил матушку: «Что с ним?» – «Тихо, молчи!» – предупредила она. Старец неподвижно стоял минут пятнадцать, глядя на икону, потом сложил крестообразно руки и произнес: «Господь грядет! Весь космос дрожит перед Ним! Материальная жизнь кончается! Люди думают, что все эти „трали-вали, тайрам-байрам“ так и будут длиться бесконечно. Нет, скоро все закончится! И вы этому окажетесь свидетелями!» Мы испугались: «Что такое увидел старец?» А он продолжил: «Главное – исполнять Божии заповеди. Любите друг друга, любите ближнего! А я вашу любовь донесу до Бога».
Митрополит Серафим: Я, грешный, удостоился того, что он подарил мне свою мантию на постриг. И меня, молодого послушника, в 1992 году постригали в его мантии. Почему? Мы искали мантию, а мантий нигде не было. Время такое тогда было – гражданская война, экономические неурядицы… Матушки из Самтавро отыскали для меня все, кроме мантии, и я уже собирался уходить. Рядом стоял отец Гавриил. «Одну минуту», – сказал он. Зашел в свою келью и вернулся с новой мантией. У него их было две – старая, в которой он катался по полу, и другая, новая, «гробовая». У нас на почетном месте она в соборе в Боржоми сейчас выставлена, люди к ней подходят и с благоговением молятся старцу Гавриилу.
