Профессор Казанской духовной академии Знаменский отметил, что, как ни трудна была задача, взятая на себя архиепископом Феофаном – и по существу своему, и по новизне, – он выполнил ее более чем удовлетворительно для своего времени. Последующая практика содержания духовных школ долгое время по уровню сильно уступала указаниям, изложенным в «Регламенте».
Заведя в Петербурге собственную школу на р. Карповке, архиеп. Феофан и сам не смог выдержать высказанных им взглядов на соединение специального и общего образования и сделал ее просто общеобразовательным заведением, хотя это была лучшая школа того времени как по внутреннему устройству, так и по уровню обучения.
Место, выбранное для карповской школы, удовлетворяло требованиям «Регламента», не развлекало взоров воспитанников и было удобно для занятий. В школе преподавали Закон Божий, славянское чтение, русский, латинский и греческий языки, грамматику, риторику, логику, римские древности, арифметику, геометрию, географию, историю и рисование. «Учителями были датчанин Адам Селлий, профессор академии Теофил Сигфрид Байер и иностранец Георгий Фридрих Федорович. Старшие воспитанники, дошедшие до высших классов, обучали младших учеников и получали за это хотя небольшое жалование»[26]. Для развлечения в школе обучали вокальной и инструментальной музыке и даже устраивались сценические представления.
Составленная Феофаном инструкция для школы на Карповке в традиции своего времени отдает иезуитским духом, но многие ее положения часто встречаются и в последующих педагогических проектах:
«Устав, что надлежит знать и делать ученикам по дням и часам:
I. В простые дни поутру вставать в 6-м часу; в 7-м убираться честно; галстук, камзол; башмаки и чулки чтоб чисты были; голова чтоб расчесана; потом молиться. 8–9 первее изученное греческое протвердить, а потом латинского и русского языка обучаться; 10 гулять; 11 рисовать; 12 обедать.
II. По полудни 1-й гулять; 2 и 3 латинскаго и русскаго языка паки обучаться; 4 и 5 рисовать; 6 и 7, иным голосной, иным инструментальной обучаться музыке на перемену; 8 грамматика еллинского языка; 9 гулять и вечерять и потом молиться и ложиться. Во вторник и четверток по обеде гулять.
III. Во всякий день при трапезе читать от Св. Писания, тем, которые могут читать точно, по тридневным чредам. А чтениям быть следующим: а) в воскресные дни Деяния апостольская да прочитаются; б) в понедельник, вторник, среду и четверток книги исторические, начиная от Бытия; в) в пяток и субботу Притчи Соломоновы. И читать по определенным статьям всякую статью до конца.
IV. При трапезе никому ни с кем ничего, ни тихо ни в голос не говорить и никаким образом соглашаться и не раздражаться, но внимать чтению.
V. Если что в чтении покажется кому недоуменное, то бы выписал для памяти; а во время свободное предлагал нам для протолкования.
VI. Когда время идти в церковь, и шли бы все вместе, первее малые, и по них большие, також и из церкви.
VII. Во дни воскресные пред литургиею читать с книги одному, а прочим слушать толкования заповедей, и одну заповедь отправить одним чтением. А по литургии малым ребятам совопрошаться от заповедем, двоим от одной, а другим двоим от следующей и тако в одно время отправлять по две заповеди очередно.
VIII. Во дни господские пред литургиею, троим одному по другом, наизусть проговорить повесть краткую, богословскую. И сие очередно делать по троим на праздник.
IX. В гулянии вне дому всем быть вместе и единому от других далее пятидесяти сажень не отлучаться…
X. Играния употреблять безбедныя и незлообразныя; например в городки палками не играть; на крагли метать пули не выше двоих аршин; по сторонам игры той близко не стоять, победителям на побежденных не садиться и ничего непристойного делать не велеть; в свайку никому отнюдь не играть.
XI. Когда которому нужда будет изыйти из дома куды ни на есть (близко или далеко), тогда докладывать нам, а в небытности нашей первому, кто будет из служебной фамилии, и требовать позволения. И во всей этой отлучке, даже до возвращения в дом, был бы при нем один из слуг наших, дворник или иной служитель. А того соприсутствующаго не поить. И по возвращении нам, или в не присутствии нашем, кому пристойно представить для освидетельствования, что он не пьян.
XII. A если кто против вышеположенному одиннадцатому артикулу дерзнет учинить, то всяк объявит, под жестоким за умолчание наказнием.
Дополнение к вышеупомянутым регулам.
XIII. Ничего не говорить и не делать, чтобы другому могло быть к раздражению и подать причину к ссорам, лаям и дракам.
XIV. Если который досаждает словом или делом учнет другаго, то другой досады за досаду не отдавался бы, но предлагал бы о том тотчас кому из больших, а после при том же, которому предлагал, доносил бы директору.
XV. Скверных и стыдению подлежащих слов никто бы отнюдь не произносил, кольми паче не писал отнюдь, ни собою, сочиняя, ни выписуя; також не показывать студного мигания и никаким телодвижением не изображать того, что срамно есть. И если нечто таковое учинит, то всяк видевший или слышавший тотчас должен повестить директору и будет бездельному таковому не обычное наказание. А кто о том не повестит, и тот жестоко наказан будет.
XVI. Никогда двоим (и в гулянье), ниже троим, не отлучатся от прочих в сторону и тайно с собою ничего не говорить, но говорить явно и вслух прочих. И сие кто усмотрит, доносить должен тем, как и выше в XV пункте показано.
XVII. Но и в компании с другими одному ничего отнюдь в ухо другому не шептать… И сие всяк усмотрев должен скоро доносить.
XVIII. Один с другим писемецами б не пересылались, и если сие учинить, то хотя бы что доброе писал, жестоко яко бездельник наказан будет. Також получит и тот, кто от оного до другого переносить или передавать письменно будет.
XIX. Никому никуды в сторону писем, не объявив прежде директору, не посылать. Також и кому откуду, хотя от родителей письма присланы будут, не распечатывать и не читать, но распечатанные подавать директору, и когда он, распечатав и прочитав отдаст, тогда читать мощно.
XX. Никому у себе особо не держать и не иметь съестных и питейных припасов (кроме неких фруктов, и то от нас подаваемых и на мало время), кольми паче водки и простаго вина. И сего преслушане почитаем мы за великое злодействие.
XXI. Никому у себе не держать денег; но если бы откуду получил, то тотчас объявил бы директору и деньги отдал бы ему в сохранение.
XXII. Никому не вязаться и не входить в дружбу и компанию с дворянами, приказными, конюхами и прочими домовыми служителями.
XXIII. Никому не говорить про людей честных и сановитых, чтоб могло быть со умалением чести их, хотя бы то и явно было и обносилось бы в народе слухом.
XXIV. Никому, когда по нашему приказанию представлено питие будет, не пить жарлочно и жадно, и такового злобразия весьма храниться, кольми паче не пить до пьяна и не шуметь.
XXV. Что в вышеизложенных регулах или правилах написано, то всякому прилежно и тщательно хранить, ожидая за преступление жестокого наказания и не надеяться оправдатися никаковыми отговорками.
Сей устав всякого месяца в первый день, пред начинанием обеда, прочитывать при собрании всех, дабы впредь никто не мог неведением извиниться»[27].
Интересно, что через 100 лет прп. Макарий, планируя устав своего учебного заведения, также нашел в опыте преосв. Феофана много полезного.
Всего за время пятнадцатилетнего существования школы в ней обучилось до 160 юношей. Известно, что преосв. Феофан посылал учеников совершенствоваться в гимназию при Академии наук. «Некоторые воспитанники Феофановой школы приобрели известность на ученом, административном и других поприщах общественной службы… лучшие из его воспитанников посылаемы были в разные места государства для учреждения школ и для обращения инородцев в христианство»[28].
Первоначально семинарии поддерживались только архиереями. Содержание семинаристов было очень скудным, им приходилось заниматься обучением детей обывателей за пользование столом и квартирой, во время каникул наниматься на сельскохозяйственные работы или работать у родственников, у которых гостили. «Св. Тихон Задонский, учась в Новгородской школе, до своего поступления на благодетельную бурсу, в свободное время нанимался копать у новгородских огородников грядки»[29]. Распространенным способом к добыванию пропитания были сборы подаяния по добрым людям (само название бурсы произошло от лат. Bursa – кошель)[30].
В отношении нравственного воспитания семинарская педагогика сводилась к контролю за исполнением внешних форм поведения и карательным мерам в случае неисполнения предписанных правил. По инструкции Питирима Нижегородского, за легкую вину, кроме татьбы и других тяжких вин, до двух раз велено наказывать ученика словесным выговором, в третий раз в собрании учеников смирять шлепами, в 4-й и 5-й наказывать плетьми и недельным заключением в тюрьму, в 6-й раз доносить о виновном духовному судье. Приемы наказания не ограничивались только указанными в этом скудном перечне, были очень разнообразны и большей частью зависели от изобретательности школьного начальства и учителей. Тут были и коленопреклонения на горохе и без гороха, более или менее продолжительные, и заимствованные из южных школ удары палями по рукам, и сажание на цепь, и нещадное сечение в одну и в две лозы, даже на воздухе, иногда биение батогами, даже кошками и тому подобные «мучительства семинарские», от которых, как жаловались ученики, «жить в семинарии становилось всячески невозможно» и от которых они иногда готовы были спасаться даже «в солдатстве»[31].
