А. Бурдуков рассказывает, что Джа-ламу не любили многие ламы. Но никто из них не осуждал его ритуалы: “и вот, при такой личной неприязни баитский лама мне все же объяснил, что в ламайском культе во время некоторых богослужений стелется белое полотно, вырезанное наподобие распластанной кожи Мангыса. Мангыс в монгольском эпосе — одухотворённое злое начало… Лама говорил, что в главных храмах Лхассы в Тибете у Далай-ламы и Банчен-Богдо, для совершения великих хуралов в честь грозных богов есть настоящие кожи мангысов, но больше их нет нигде. В других местах применяется имитация. — Вот и Джа-лама снял кожу, вероятно, для обрядностей, а не по жестокости, — закончил лама”[221].
Обряды Джа-ламы были не настолько «эзотеричны», чтобы никто другой их не практиковал. Когда один из сподвижников Джа-ламы Максаржав в 1921 году совершил переворот, он не просто уничтожил белый гарнизон (отряд атамана Казанцева — часть Унгерновской дивизии). Сердце есаула Ванданова (бурята-буддиста) было съедено. «При появлении в лагере Ванданова чеджин-лама сразу же впал в транс, воплотившееся в него божество требовало себе в жертву трепещущее сердце Ванданова. Ванданова расстреляли, а вынутое сердце было поднесено беснующемуся чеджину, который в экстазе его съел. Позднее он говорил, что во время транса действует божество, а не он, оно и съело сердце Ванданова»[222].
Ванданов был принесён в жертву при совершении все того же ритуала освящения знамени. Но на этот раз это было уже — красное большевистское знамя. И командир красных монголов Максаржав вскоре был награждён советским орденом Красного Знамени…
Вскоре в плен к «красномонголам» (термин А. Бурдукова) попал фельдфебель Филимонов из Бийска. И на этот раз сердце пленного было принесено в жертву красному знамени и съедено. Совершал обряд все тот же бывший при Максаржаве чеджин (чойджин) лама[223]. «Интересно, что в современных случаях человеческих жертвоприношений инициаторами являются представители высшего ламства — Джа-лама и чеджин»[224].
Так что речь идёт не об эксцессе. Речь идёт о традиции. Естественно, эзотерической… В северном буддизме в обиходе “храмовые духовые инструменты из человеческих костей и из этого же материала изготовленные зёрна ламских чёток… Габала изготавливалась из черепа девственника, умершего естественной смертью и не убившего ни одного живого существа. В неё наливалась кровь жертвенных животных для призывания грозных дхармапала”[225]. В медицине охотно использовались человеческие органы[226], методы целительства способны были приводить в оторопь[227], а медицинская этика официально не рекомендовала оказывать помощь любому больному: «Если больной причинял вред вере, был известен как недруг властей и монашеского братства, то такого больного завещается оставить, хотя бы и были средства для его врачевания, так как такое врачевание поведёт только ко злу и людским нареканиям»[228].
Когда людям рассказываешь о таких страничках буддистских верований и практик, реакция следует вполне стандартная: “Да не может такого быть. Ведь всем известно, что буддизм самая миролюбивая религия на земле! Это или выдумка, или вы все понимаете неверно: это всего лишь аллегории, метафоры!”.
Да, буддистская философия говорит, что зверский облик и ритуальная жестокость шимнусов направлены не против инакомыслящих людей, а против не принявших буддизма демонов, а точнее — человеческих аффектов. Именно аффекты оказываются врагами веры. Именно их режут длинными ножами палачи-шимнусы. Борьба с аффектами производится посредством концентрации на образах этих грозных существ, которых и бросают в бой с внутренним неприятелем. При этом, создаваемый в медитациях образ не признается реально существующим. Здесь как бы персонализируется сакральный гнев человека против искушения[229].
И все же мы видели, что эти метафоры вполне могут превращаться в практику даже у весьма образованных лам. Кроме того, простые верующие уж тем более склонны все это воспринимать весьма конкретно. О том, что между подобными медитациями и колдовской практикой и жертвоприношениями не было слишком большого разрыва, я заключаю из такого, например, свидетельства: «Проклятия произносились над питьевой водой; этот ритуал — начу — вошёл даже в тибетские буддийские обряды. Другое распространённое проклятие заключалось в зарывании в землю „имени“ и изображения врага и в обращении к божествам с призывом убить врага»[230].
Но люди до такой степени затерроризированы идеей обязательного “мира между религиями”, настолько пленены пропагандой их “равноценности” (при предполагаемом превосходстве буддизма над христианством), что даже Инесса Ломакина, в книге которой о джа-ламе столько страшных страниц, считает необходимым делать реверансы в адрес “мудрости ламаизма”. “Молодая женщина — член буддийской общины Санкт-Петербурга, прочтя часть рукописи, спросила меня: “К чему все эти ужасы, эти жертвоприношения? Буддист не сорвёт травинку, благословляя все, растущее и живущее на земле. Или вы против возрождения ламаизма?”. Нет-нет, не против; любая вера сейчас, наверное, во благо. Только ламаизм — вера особая, вобравшая мудрость Степи”[231]. Конечно, вырывать сердца из груди живых людей — это идёт “во благо человека”. Карма убитого от этого становится лучше…
Нет, это не шутка. «В буддийском каноне есть сочинения, например, Ньяятрайяпрадипа, которые разрешают в некоторых случаях убийство человека. Если кто-то ведёт жизнь, полную злых дел, приносящих много несчастий, то такую жизнь можно пресечь, потому что тогда эта злая личность, погрязшая в грехах и заблуждениях, быстрее возродится вновь. Гневные тантрические божества существуют ещё и потому, что должны защищать учение Шакьямуни всеми возможными способами. Богиня Лхамо, явившись во сне Палдже Дордже в своём гневном образе, повелела убить грешного цэнпо во имя исполнения долга по защите буддизма»[232].
Для Унгерна и Джа-Ламы “кровь на лепестках буддийского лотоса казалась чем-то вполне ему соприродным и естественным”[233]. Когда Бурдуков поинтересовался у Джа-ламы, как, будучи буддийским монахом, он может носить оружие, сражаться и убивать, Джа-лама ответил: “Эта истина (“щади все живое”) для тех, кто стремится к совершенству, но не для совершённых. Как человек, взошедший на гору, должен спуститься вниз, так и совершённые должны стремиться вниз, в мир — служить на благо других, принимать на себя грехи других. Если совершённый знает, что какой-то человек может погубить тысячу себе подобных и причинить бедствие народу, такого человека он может убить, чтобы спасти тысячу и избавить от бедствия народ. Убийством он очистит душу грешника, приняв его грехи на себя”[234]. Так что буддизм в состоянии предложить оправдания для преступлений, совершаемых своими адептами.
Но несмотря на это, с поразительной навязчивостью в современной (как оккультной, так и светской) пропаганде веротерпимость и миролюбие буддизма противопоставляются “кровожадности” христиан. Постоянно мелькают заявления типа: “Буддисты — единственные из всех верующих, которые за 2,5 тысячи лет никогда не были причиной кровопролития. Буддисты никогда не начинали войн, тем более братоубийственных, гражданских. Они не насаждали (в отличие от христиан) свою религию огнём и мечом”[235]. «Единственная в мире религия, которая не запятнала себя кровью — буддизм»[236].
Что ж, сначала насчёт «огня». В 1258 г. монгольский хан Хубилай созвал собор, на котором выступили представители даосистов и буддистов. Согласно буддистской версии, на этом соборе не было философских дискуссий. Все решила магия: «Только один лама хранил молчание. Наконец он, насмешливо улыбнувшись, сказал: “Великий император! Прикажи каждому из нас продемонстрировать мощь своих богов, совершив чудо, а потом суди, чей Бог лучше”. Хубилай-хан, последовав совету, приказал (даосским — А. К.) ламам показать, на что способны их боги, но сконфуженные ламы только молчали, расписавшись в собственном бессилии. — “Тогда сам покажи могущество твоих богов”, — сказал император ламе, поставившему такое условие. Лама, не говоря ни слова, посмотрел на императора долгим взором, затем перевёл взгляд на всех собравшихся и простёр перед собой руки. В ту же минуту золотой кубок императора оторвался от стола и поплыл к губам властелина. Сделав глоток, император почувствовал сладостный вкус напитка. Все стояли как громом поражённые, а император произнёс: “Твой Бог станет и моим Богом; ему будут молиться все мои подданные. Но расскажи, какой ты веры? Учение мудрейшего Будды — моя вера”[237]. В итоге — «результатом этого собора было осуждение даосистов, причём книги их были сожжены »[238].
