Тридентский собор принял слишком много декретов, чтобы их можно было перечислить здесь. Что касается реформаторских мер, то он предписал епископам оставаться в своих епархиях, осудил плюрализм (занятие одновременно нескольких церковных должностей), определил и сформулировал обязанности священнослужителей, упорядочил такие вопросы, как использование реликвий и индульгенций, и предписал создать семинарии для подготовки к служению (до этого времени общепринятых правил или требований для рукоположения не было). Он также рекомендовал изучение трудов Фомы Аквинского, положив их в основу богословской системы католической церкви. С другой стороны, он принял ряд постановлений, направленных против протестантизма. В этом плане он провозгласил, что в вероучительных вопросах надо полагаться на Вульгату, латинский перевод Библии, что предание столь же авторитетно, как и Писание, что таинств семь, что месса представляет собой подлинную жертву, которая может приноситься за умерших, что причащение под обоими видами, то есть с предложением прихожанам хлеба и вина, необязательно, что оправдание основывается на добрых делах благодаря соединению верующего с благодатью, и так далее.
Несмотря на свою сложную историю, небольшое число участвовавших в его работе прелатов и сопротивление многих монархов, препятствовавших распространению на своих землях принятых им решений, Тридентский собор заложил фундамент современного католичества. Теперь оно уже не было той средневековой церковью, против которой выступил Лютер, ибо несло на себе печать борьбы с протестантизмом. В последующие четыре столетия это противостояние достигло такой степени, что католическая церковь даже отказывалась признать, что многие положения протестантской Реформации, отвергнутые Тридентским собором, уходят корнями в христианское предание. И лишь гораздо позднее, в XX веке, католическая церковь смогла выработать собственную программу реформирования, которая не была в своей основе реакцией на протестантизм.
Господь наш – крепость и оплот, Чья мощь неколебима. От смерти, бурь и всех невзгод Он нас хранит незримо.
Мартин Лютер
Шестнадцатый век был одним из самых бурных периодов за всю историю христианства. За несколько десятилетий рухнуло величественное здание средневекового христианства. Попытавшись, в меру своих сил, предотвратить полный разгром, Тридентский собор задал тон современному католичеству, тем временем из руин вырастало сразу несколько протестантских конфессий. Старый идеал единой церкви с папой во главе, который никогда не признавали на Востоке, утратил теперь притягательную силу и на Западе. С этого времени христианство разделилось на разные конфессии, отражавшие его культурную и богословскую неоднородность.
В начале XVI века, несмотря на широкое распространение коррупции и на многочисленные призывы к реформированию, христиане в целом единодушно считали, что церковь по своей сути – единое тело и что это единство должно быть отражено в ее структуре и иерархии. Все основные деятели протестантской Реформации вначале разделяли такое представление о церкви, и лишь очень немногие доходили до такой крайности, что отвергали его. Большинство видных протестантов полагали, что церковь должна быть единой по самой своей природе и что, хотя необходимо временно нарушить это единство, дабы остаться верным Слову Божьему, сама эта верность требует сделать все возможное для восстановления нарушенного единства.
В начале XVI века, как и раньше, в период средневековья, считалось также само собой разумеющимся, что существование и выживание государства требуют религиозного согласия среди его граждан. Такие идеи, отвергавшиеся христианами, когда они составляли меньшинство в Римской империи, получили широкое распространение спустя несколько десятилетий после обращения Константина. Все жители христианского государства должны быть христианами и верными детьми церкви. Единственными возможными исключениями были евреи и в некоторых районах Испании – мусульмане. Но такие исключения считались отклонениями от нормы и не ограждали последователей этих религий от лишения гражданских прав и преследований.
Представление о национальном единстве, связанное с необходимостью религиозного единообразия, лежало в основе многочисленных религиозных войн XVI и XVII веков. Но в конечном счете, в одних местах раньше, а в других позже, приходили к выводу, что для обеспечения национальной безопасности не требуется религиозного согласия, или что оно желательно, но цена его слишком высока. Это произошло, например, во Франции, где Нантский эдикт признал неудачной прежнюю политику насильственного объединения подданных короля в единое религиозное сообщество. В Нидерландах по иным политическим мотивам такие деятели, как Вильгельм Молчаливый, тоже отрицали необходимость религиозного единообразия. Так начался долгий процесс, имевший очень серьезные последствия, – одно европейское государство за другим постепенно переходили к политике религиозной терпимости. Это в свою очередь привело к более современной идее светского государства – то есть государства без религии в качестве связующего начала, – которая сурово осуждалась одними церквами и приветствовалась другими. К этим событиях мы вернемся ниже.
В XVI веке рухнула также мечта о политическом единстве под эгидой империи. Последним императором, который в какой-то мере мог строить такие иллюзии, был Карл V. После него так называемые императоры были не более чем немецкими королями, но даже в Германии они обладали весьма ограниченной властью.
Наконец, поколебались надежды на реформирование, связанные с проведением собора. На протяжении нескольких десятилетий протестантские реформаторы надеялись, что вселенский собор признает их правоту и наведет порядок в папском хозяйстве. Но произошло прямо противоположное. Папству удалось провести собственную реформу без помощи собора, и ко времени созыва Тридентского собора стало ясно, что он станет не подлинно международным и вселенским собранием, а инструментом в руках папства.
Преданные христиане, как протестанты, так и католики, которым довелось жить в XVI веке, были свидетелями того, как ниспровергались многие истины, ранее считавшиеся несомненными. Географические открытия и завоевания в Новом Свете, Африке и Азии ставили вопросы, на которые невозможно было дать ответ по старым меркам. Средневековые устои – папство, империя, предание – больше не выглядели прочными. Выяснилось, если верить Галилею, что даже землю нельзя считать надежной точкой опоры. Часто возникали социальные и политические потрясения. Старая феодальная система уступала место зарождавшемуся капитализму.
Таким было время, в котором жили Лютер, Эразм, Кальвин, Нокс, Лой-ола, Менно Симоне и другие великие реформаторы. Но в условиях, когда происходившее вокруг могло казаться непредсказуемым хаосом, эти реформаторы оставались твердыми в своей вере, полагаясь на силу Божьего Слова. Это Слово, сотворившее мир из ничего, несомненно, могло произвести реформацию церкви, и протестантское движение было лишь ее прелюдией. Лютер и Кальвин, например, всегда подчеркивали огромную силу Слова – она настолько велика, что пока католики продолжают читать его, даже если папа и его советники отказываются к нему прислушаться, в католическом исповедании все равно остаются "отголоски истинной церкви". И великие реформаторы ожидали дня, когда старая церковь снова прислушается к Слову и начнет проводить реформы, к которым они призывали.
Часть вторая. Ортодоксия, рационализм и пиетизм
Эпоха догматизма и сомнений
Наша пресвятая религия основывается на Вере, а не на разуме; и есть надежный способ явить ее суть – подвергнуть ее таким испытаниям, выдержать которые она как будто бы никак не может.
Дэвид Юм
Шестнадцатый век был периодом необычайной религиозной активности, захватившей протестантов и католиков, богословов и правителей, высшие слои общества и низшие. Обе стороны, участвовавшие в религиозных столкновениях того времени, были убеждены, что действуют исходя из религиозных убеждений. Высший интерес как Карла V со стороны католиков, так и Фридриха Мудрого со стороны протестантов заключался в защите Божьей истины в том виде, как они ее себе представляли, и свои политические и личные амбиции они подчиняли этой цели. Лютер и Лойола пережили годы мучительных поисков, прежде чем пришли к выводам и убеждениям, сделавшим их знаменитыми. Деятельность их самих и их последователей несла на себе печать глубоких богословских переживаний. Даже Генрих VIII, о личности которого мало кто может сказать добрые слова, как будто бы был убежден, что все предпринимаемое им в религиозных вопросах основывается на искреннем стремлении служить Богу. Таким образом, резкие слова и даже применение насилия христианами разных конфессий по отношению друг к другу отчасти объяснялись твердостью их убеждений и религиозным опытом, лежавшим в основе их вероисповедания.
