• «Мир дорог для Бога до такой степени, что Он Сам жертвует Собой ради спасения мира от распада» [д. Кураев];
• «кровь Христа, который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистив совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному» [к евреям, 9: 15].
Здесь, как и во множестве аналогичных канонических и богословских текстов, совершенно очевидно, что сам Бог жертвует себя себе самому. В таком случае, символом христианства должна быть змея, поедающая самое себя, то есть кольцо, а не крест (см. раздел выше).
Не менее обескураживающее заявление сделал Ап. Павел в его Первом послании к коринфянам:
7. «…но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей,
8. которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы.
9. Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его».
То ли Павел заговорился, то ли те, кто сделал текст под его именем, но жертва здесь никак не проглядывается. Более того, Павел пеняет властям, не внявшим Богу и казнившим Христа. И что было бы с христианством? с искуплением и проч.? «если бы познали»?
И еще о жертвоприношениях. Вполне исторической, упоминаемой является личность отчаянного проповедника Перегрина. Бродячий философ-одиночка, Перегрин примыкал к разным религиозным сектам и в конце концов сошелся с христианами. По описанию греческого писателя II века Лукиана, Перегрин стал влиятельной фигурой в христианстве, приложил также руку и к христианским текстам того времени. Деятельность его выглядит суматошной: сидел в тюрьме за христианские взгляды, выступал с нападками на самого императора, пытался затеять восстание в Греции и, наконец, впал в глубокий конфликт с христианами. Школы, общины своей он не создал, как Иисус, а может, прошло то время; сановничество, видимо, ему претило, вторых ролей он тем более не терпел. И, горячая голова, Перегрин, чтобы навечно (как он полагал) остаться на гребне популярности, публично подверг себя самосожжению. На миру и смерть красна. Очень это интересное поведение, но, главное, здесь все же просматривается самопожертвование, жертва жизни во славу человеческого духа. Угадывается также демонстрация превосходства над серостью толпы, его не понявшей и ему надоевшей. Мы, умные, сказали бы: ложный героизм. Но — героизм и жертва во имя героизма. И след в истории все же остался. Да и последователи последовали (правда, несколько иного толка) — столпники, схимники и прочие уничижители плоти во торжество духа.
Возьмем в руки Библию. В Библии Бог (Адонай, Иегова, Яхве, Саваоф — как хотите) говорит через пророка: «Ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов…» [Вт., 10: 17]; «Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель…» [Исх., 20: 5]. Что мы видим? В первой цитате Бог фактически сообщает о многобожии на небесах, о множестве именно богов, а не двойников, лжебогов и т. п. Наш Бог лишь стремится выделиться, возвыситься над ними: «Я — Бог богов!». Далее Бог, признавая наличие других богов, ревниво требует поклонения себе, а не им: «не поклоняйтесь, Я ревную, накажу!». И как теперь, при аутентично объявленном многобожии, понимать сотворение мира, его библейский вариант? Похоже, оно проходило при множестве советчиков. К тому же другие боги тоже были потенциальными творцами, иначе они не были бы богами. Кто из них творец, а кто самозванец? Если все творцы, то существование параллельных миров следует считать доказанным? Нет, конечно, ирония здесь не уместна — далее следует жесткая инверсия: «Видите ныне, что это Я — и нет Бога, кроме Меня» [Вт., 32: 39]; «Я первый, и Я последний и кроме Меня нет Бога» [Ис. 44: 6]. Всё поставлено на свои места. Но всё ли? Где Сын, предвечный Иисус? Где трансцендентальный Святой Дух? Вряд ли возможна логическая развязка этих противоречий.
Вернемся к завету Новому. Слава Богу — Отцу, и Сыну, и Святому Духу. Эта формула произносится верующими автоматически, без мыслей о конкретике и без связи с конкретикой. Три ипостаси единого Бога — Троица — были канонизированы в 381 году, на церковном соборе в Константинополе. Пояснений не последовало, догма пояснений не предполагает; лишь отмечено, что это объединение пониманию невозможно и не подлежит (основа познания в религии — вера). Во времена просвещенные конечно же последовала скептика, символ Троицы назывался и бессмысленным, и абсурдным. Лев Толстой, к примеру, писал, что он отвергает «непонятную Троицу». Другие монотеические мировые религии с составным главным божеством, индуизм например, охотно называют имена богов, вошедших в святой триумвират — тримурти: Брахма, Вишну и Шива — в общем равные между собой, самостоятельные божества. Распределены и сферы влияния между ними. Кстати, Вишну также имел земную (смертную) форму-аватару — Кришна. Есть и вполне серьёзные попытки провести лингвистическую связь имен Иисус и Кришна (помимо довольно тесной аналогии их рождения, детства, вплоть до избиения младенцев). Еще проще монотеизм в исламе — Аллах и пророк его Магомет, и выше Аллаха нет никого. Здесь уже во власти Аллаха все и вся. Ремарка: молодая, перспективная религия обошлась без путаницы. Магомет так и остался человеком-пророком, а Бог стал единым Аллахом, непонятный Святой Дух упразднен. То есть ислам взял все самое ясное из двух религий. Но увы, только жесткую, безграничную веру, без любви, проповедовавшейся Иисусом (отсюда, видимо, сегодняшние неприятности).
Христианство не определилось до сих пор в конкретике Троицы, хотя в последнее время в богословии все больше внимания уделяется вопросам соотношения веры и познания. Если все же приступить с обычной логикой к этой многовековой догме, что видится в первую очередь? Был ли ранее, не был ли, но стал с некоторых пор Иисус Христос вторым небожителем. Первого — Отца небесного Иисусова — христиане с неба не низвергали. Так же очевидны и непререкаемы семейные отношения между Отцом и Сыном. Сын до конца дней своих земных носил в сердце имя Отца — Яхве, это общеизвестно. «Я открыл имя Твое человекам» [Ин, 17: 6], — говорил он, завещая ученикам, первым христианам, безоговорочное служение Яхве. По семейному же старшинству Яхве руководил сыном Иисусом, отсылая его к людям и забирая обратно до поры. То есть в Троице все же старшинство, старший Бог наличествует, это Яхве безусловно. Далее — Дух Святой, философское понятие (оно же богословское), означающее невещественное начало в Троице. И здесь уже можно предполагать что угодно, в силу богословской фантазии. И в силу фантазии простого верующего. Но напомним для начала, что в арамейских текстах дух — ruah — женского рода и воспринимается как мать, так что в Троице по первоначалу легко проглядывалось Святое семейство — Отец, Мать и Сын. «Матерь моя — Дух Святой», — очень конкретно говорит Иисус в Евангелии евреев. Добавим из насквозь теоретического Евангелия от Филиппа: «Некоторые говорили, что Мария зачала от Духа святого. Они заблуждаются. Того, что они говорят, они не знают. Когда (бывало, чтобы) женщина зачала от женщины?» (17). При переводе на греческий язык, где слово «дух» среднего рода, уже потребовались богословские транскрипции, а уж в переводе на церковно-славянский тем паче. Известны в богословии усилия прп. Иоанна Дамаскина как-то объяснить суть Духа. Преподобный положился на свой разум и потому дал чисто антропоцентрическое понятие: «О Духе Святом; доказательство из разума. Для слова должно быть и дыхание; ибо и наше слово не без дыхания; было бы нечестием думать, что в Боге Дух есть нечто отвне привходящее… Дух Божий сопутствует Слову [его]… ни Отец никогда не был без Слова, ни Слово без Духа. … Святый Дух, происходящий из Отца … по образу исхождения».
Итак, изначально на небесах обозначились Отец, Мать и Сын. Скажем прямо — первый шаг к многобожию. Языческому, мягко выражаясь, предосудительному многобожию. Но перейдем к современным толкованиям и остановимся на самом сложном: Дух — это первоначало мира. С естествознанием, конечно, никак не вяжется. Можно постичь как нечто равное по степени влияния самому Яхве, который Вселенную все-таки создал и мир тварный и произрастающий, в том числе «человеков» да и Иисуса произвел. Выходит, поскольку Дух нематериален, старшим является Яхве, Бог живой, который создал человека по подобию своему и, следовательно, вполне представляем нашим воображением. Микеланджело нам в этом представлении помог. Собственно, Божье изображение все же существенно просочилось в живопись средних веков, несмотря на запрет. Однако материален ли Святой Дух или нет, но это все-таки третье божество из разряда старших (Григорий Богослов прямо называет Святой Дух Богом). И что-то надо делать с обрисовавшимся многобожием. Поэтому догматики, трудясь отчаянно над проблемой, неисповедимым способом объединили их в одно божество — Троицу. Насколько этот способ неисповедим, настолько и бесцеремонен: по сути, белое объявлено черным, и пререкания по данному поводу были просто запрещены. Концепция ориентирована на экстаз, а не на логическое мышление. Иисус на каноническом соборе в одночасье обратился в некую невзрачную ипостась, хотя четкое разделение и заметная ранжировка понятно высказаны им самим: «Тот, кто высказал хулу на Отца, ему простится, и тот, кто высказал хулу на Сына, — ему простится. Но тот, кто высказал хулу на Духа святого, — ему не простится ни на земле, ни на небе» [Ев. Фомы, 49]. Для полноты характеристики Святого Духа, запутавшегося между Отцом, Сыном и Матерью напомним, что именно он явился причиной разделения церквей на западную, принявшую т. н. филиокве (предположение, что Дух исходит и от Отца и от Сына) как догмат, и восточную, ныне согласную лишь на статус т. н. теологумена применительно к этому постулату.
