цитате из «Исповеди» в Декрете Грациана – при подобного рода цитировании первоначальный текст не всегда сохраняется неизменным. Во-вторых, существующие переводы, будучи даже блестящими с точки зрения их литературного стиля, не всегда удовлетворят юриста. При изложении текста как источника права литературный стиль отходит на задний план, а на первом плане стоит та мысль, которая легла в основу соответствующей нормы или юридического по своей природе рассуждения. Точность юридического языка порой достигается именно принесением в жертву литературного стиля (в этом смысле хрестоматийным примером стало сравнение Гражданского кодекса Франции и Германского Гражданского уложения – если первый кодекс отличался удивительно красивым языком, то второй – юридической точностью, выраженной языком весьма тяжеловесным). Поэтому я взял на себя смелость в ряде случаев абстрагироваться от существующих переводов и использовать в этой книге варианты перевода, которые, на мой взгляд, более оттеняют именно юридическое содержание того или иного высказывания. // В качестве примера для сравнения приведем известный перевод того же процитированного отрывка из «Исповеди»: «Нарушений людской нравственности, проступков, следует избегать, считаясь с различными требованиями этой нравственности. Прихоть гражданина или чужестранца не смеет нарушать общественного договора, укреплённого законом или обычаем государства или народа: всякая часть, которая не согласуется с целым, безобразна. Если же Бог приказывает что-нибудь делать вопреки чьим бы то ни было нравам и установлениям, то это должно быть сделано, хотя бы там никогда так не делали. Если эту заповедь забыли, она должна быть возобновлена; если она не установлена, её следует установить. Если царю в своём царстве дозволено отдавать приказания, которых до него никто, ни сам он раньше не отдавал, и повиновение ему не является действием против государства и общества – наоборот, именно неповиновение будет поступком противообщественным (ибо во всех людских обществах условлено повиноваться своему царю), то тем более надлежит, не ведая сомнения, подчиняться приказаниям Бога, царствующего над всем творением Своим» (пер. М. Е. Сергеенко; цит. по: Аврелий Августин. Исповедь. М., «Канон +», 1997, с. 43).}
Позитивный вариант той же истины предстает как вывод о том, что каждый должен следовать божественной истине более, чем человеческим обычаям. Основанием для такого утверждения служат рассуждения Киприана{Decretum, D.VIII, c.ix.}:
«Если мы должны внимать единому Христу, мы не должны обращать внимания на то, что должно делать с точки зрения тех, которые находятся перед нами, но должны внимать более тому, что совершал Христос, который предстоит всем. Каждый должен следовать не человеческим обычаям, но гораздо более божественной истине, ибо Бог возвестил через пророка Исайю: «Бессмысленно их почитание меня, когда они учат заповедям и наставлениям человеческим»».
В ходе таких рассуждений субординация обычая по отношению к естественному праву предстает как вполне очевидный вывод.
Следующий шаг в этой цепи рассуждений – рассуждения о субординации естественному праву не только обычая, но и человеческих установлений более высокой юридической силы. Это правило распространяется на постановления как светских владык, так и церковных.
«Кто отказывается повиноваться императорским постановлениям, изданным во славу Божию, получает суровое наказание. Но кто отказывается повиноваться императорским постановлениям, изданным вопреки Божьей истине, получает великую награду.
Ибо во времена пророков все короли среди народа Божьего, которые не запрещали и не отменяли всего, установленного вопреки Божественным заповедям, были осуждены; в то время как те, кто воспрещал и отменял такие установления, получали награды более других». Эти рассуждения Августина приведены в подтверждение правила «установления светских владык не должны преобладать над естественным правом».
Церковные установления, как уже было отмечено, не исключение. «Кому не известно, что святое каноническое Писание Ветхого, как и Нового Завета содержится в ограниченном количестве книг и находятся рангом настолько несравнимо выше всех последующих писем епископов, что никто не вправе сомневаться, что все, написанное в них, истинно и правильно? С другой стороны, если возникает какое-либо отклонение от истины в письмах, которые написали или напишут епископы после определения канона{Имеется в виду канон Священного Писания.}, разве они не могут быть отвергнуты в пользу более мудрого сведущего мнения по данному вопросу, или в пользу благоразумия или большего авторитета другого ученого епископа, или собора?» (Августин).
Грациан подытоживает эти рассуждения следующим образом:{Decretum, D.IX, pars II, c.xi}. «Поскольку, следовательно, ничто не предписывается естественным правом при отсутствии на то Божьей воли, и ничто не запрещено, если нет на то Божьего запрета, и поскольку все в каноническом Писании является Божественным установлением, Божественные установления действительно согласуются с мировым порядком (natura). Ясно поэтому, что то, что противоречит Божественной воле или каноническим Писаниям, противоречит и естественному праву. Если доказано, что что-либо подчинено Божественной воле, каноническим Писаниям или божественным установлениям, это подчинено также и естественному праву. Следовательно, как церковные, так и светские постановления должны быть полностью отвергнуты, если они изданы в противоречии с естественным правом».
Следующая ступень в исследовании иерархии правовых установлений – соотношение между установлениями светских владык и правовыми нормами Церкви. Рассуждения Грациана по этому поводу служат доказательством следующей максимы: «Установления светских владык не возвышаются над установлениями церковными, но субординированы им»{Decretum, D.X, pars I.}.
Сразу следует предостеречь от возможного одностороннего понимания данной максимы – речь идет не о том, что светские правовые нормы всегда подчинены церковным, напротив, речь идет о правильном соотношении юридической силы одних и других. Суть этого соотношения исходит из того, что цари нуждаются в понтификах для жизни вечной, а понтифики нуждаются в королях в делах преходящих{Reges pontificibus pro aeterna vita, et pontifices regibus pro temporalibus indigent (D.X, c.viii).}. Как сказано по этому поводу в письме Папы Николая I императору Михаилу, цитируемом Грацианом: поскольку Иисус Христос, посредник между Богом и человеком, страстно желая, чтобы человеческие сердца воспряли, будучи исцелены смирением, а не низверглись в ад человеческой гордыней, разделил обе власти сообразно свойственным им видам деятельности и отличительным достоинствам, христианские императоры нуждаются в понтификах для вечной жизни, и понтифики следуют императорским установлениям исключительно в светских вопросах. Тем самым духовная деятельность свободна от телесных вторжений и сказано: «Ни один воин не связывает себя делами житейскими»; равным образом тот, кто вовлечен в светские дела, не может председательствовать в делах духовных.
Именно в свете данной гармонии (напомним снова о главной задаче Декрета – задаче гармонизации, а не отрицания существующего права) следует воспринимать положения о субординации светских установлений церковному праву. Гармоничное отношение между этими двумя ветвями правовых установлений означает невозможность для светских владык вторгнуться в сферу церковного правотворчества (как в смысле издания церковных правил самостоятельно, вне Церкви, так и в смысле принятия светских правовых норм, противоречащих нормам церковным), но в то же время светские нормы, принятые в рамках очерченных таким образом полномочий
