«Интермедия» – дословно: «то, что происходит между какими-то событиями и действиями». Именно это нам предстоит сейчас. Все сомнения насчет христианства опираются на альтернативные убеждения, ничем не подкрепленные предположения о природе вещей. До сих пор мы рассматривали убеждения, служащие фундаментом для семи наиболее распространенных возражений или сомнений, которые представители нашей культуры высказывают в связи с христианской верой. Я с уважением отношусь к их доводам, но не считаю, что эти доводы делают истину христианства невозможной или даже невероятной. Но приготовимся двигаться дальше. Утверждать, что не существует достаточно веских причин не верить в истинность христианства, – это одно. Доказать же, что есть достаточно веские причины верить в нее, – совсем другое. Это я попытаюсь сделать в последней части книги.
«Постойте, – наверняка прервет кто-нибудь. – Вы хотите предоставить нам достаточно веские основания для христианской веры? И как же вы определите христианскую веру? Какие основания назовете достаточно вескими?» Рассмотрим эти вопросы по порядку.
Стороннему наблюдателю христианские церкви и традиции могут показаться совершенно разными, почти как отдельные религии. Отчасти это объясняется тем, что публичные богослужения не похожи одно на другое. И кроме того, как уже было сказано в главе 3, христианство – вера, получившая наибольшее распространение среди мировых культур и регионов. Следовательно, она приобрела великое множество различных культурных форм. Еще одна причина многообразия форм христианства – гигантские богословские пропасти, возникшие между ними за столетия. Первый серьезный раскол между восточной Греческой и западной Римской церквами произошел в XI веке. Сегодня эти Церкви известны как Православная церковь (Восточная) и Католическая церковь (Западная). При втором великом расколе от Католической церкви отделились протестанты.
Все христиане, принимающие истину и учение всерьез, согласятся, что различия между церквами в высшей степени значительны. От них во многом зависит, как исповедуют веру. Тем не менее все православные, католики и протестанты признают Символы веры первого тысячелетия церковной истории – такие, как Апостольский, Никейский (Никео-Константинопольский), Халкидонский и Афанасьевский. В них изложены фундаментальные представления христианства о действительности. Это классическое выражение христианского понимания Бога как Святой Троицы. Вера в Троицу создает мировоззрение, существенно отличающееся от того, которого придерживаются политеисты, монотеисты, не верующие в Троицу, и атеисты, о чем мы подробнее поговорим в главе 13. Кроме того, в Символах веры недвусмысленно заявлено о полной божественности и человечности Иисуса Христа. Следовательно, христиане воспринимают Иисуса не как еще одного учителя или пророка, а как Спасителя мира. Все это скорее объединяет христиан, чем подчеркивает различия между ними.
Не существует поистине «нейтральных», внеконфессиональных христиан, несмотря на то, что многие причисляют себя к таковым
Что такое христианство? Для наших целей я дам христианству определение как сообществу верующих, признающих великие Символы веры. Они верят, что мир сотворен триединым Богом, что человечество впало в грех и скверну, что Бог вернулся спасти нас во Иисусе Христе, что своей смертью и воскресением Иисус осуществил наше спасение, чтобы мы были приняты благодатью, что Он основал церковь, сообщество своих людей, как средство, чтобы и впредь избавлять, примирять и спасать, и что в конце времен Иисус вернется, чтобы обновить небеса и землю, уничтожить все зло, несправедливость, грех и смерть, какие есть в мире.
Все христиане верят во все это, но вера ни одного из них этим не исчерпывается. Если спросить, каким образом церковь служит средством для продолжения дела Иисуса в мире, как смерть Иисуса осуществила наше спасение или как нас принимает благодать, католики, православные и протестанты дадут разные ответы. Не существует поистине «нейтральных», внеконфессиональных христиан, несмотря на то, что многие причисляют себя к таковым. Каждому приходится самому отвечать на перечисленные вопросы, чтобы вести христианскую жизнь, и эти ответы немедленно относят нас к той или иной конфессии или традиции.
Важно, чтобы читатели поняли это. В данной книге я веду речь об истинности христианства в целом, а не какой-то одной из его ветвей. Внимательные читатели-пресвитериане наверняка заметят, что я умалчиваю о некоторых особенностях своих богословских убеждений, чтобы сказанное мной относилось ко всем христианам. Но когда дело дойдет до описания христианских представлений о грехе и благодати, я неизбежно приступлю к ним с позиций пресвитерианина, а не так, как это сделал бы католический автор.
Моя цель – показать, что существуют достаточно веские причины исповедовать христианство. Наши известные современники, не придерживающиеся христианской веры – Ричард Докинз, Дэниел Деннет, Сэм Харрис и Кристофер Хитченс, – утверждают, что для существования Бога нет достаточно веских причин. Например, Докинз говорит, что заявление о существовании Бога – научная гипотеза, которую следовало бы подкрепить разумными доказательствами1. Вместе со своими сторонниками, скептиками, он ждет логических или эмпирических аргументов в пользу Бога, которые были бы неоспоримы и, следовательно, убедительны почти для всех. Пока эти аргументы не будут предъявлены, в Бога они не поверят.
Многие христиане утверждают, что их аргументы в пользу веры настолько сильны, что всякий отвергающий их просто преграждает путь истине к своему разуму
Ошибочен ли такой подход? Думаю, да. Эти авторы оценивают аргументы в пользу христианства с помощью так называемого «строгого рационализма»2. Его сторонники сформулировали «принцип верификации», а именно: никто не должен верить предположению до тех пор, пока оно рационально не доказано с помощью логики или эмпирически, посредством чувственного опыта3. Что подразумевается под словом «доказано»? В рамках этого подхода доказательство – настолько веский аргумент, что у человека, в полной мере обладающего логическими способностями, не найдется причин ему не верить. Атеисты и агностики требуют именно таких «доказательств» существования Бога, но не они одни придерживаются строгого рационализма. Многие христиане утверждают, что их аргументы в пользу веры настолько сильны, что всякий отвергающий их просто преграждает путь истине к своему разуму из страха или упрямства4.
Несмотря на то, что множество книг призывает христиан предъявить доказательства их веры, даже среди закоренелых атеистов не встретить философов, выдвигающих подобные требования. Подавляющее большинство убеждено, что отстаивать строгие рационалистические взгляды почти невозможно5. Прежде всего они не выдерживают собственных высоких стандартов. Как можно эмпирически доказать, что никто не должен верить в то, чему нет эмпирических доказательств? Это невозможно, и в итоге оказывается, что для этого нужна вера6. Строгий рационализм также подразумевает, что можно достичь «взгляда из ниоткуда», положения почти полной объективности, но практически все современные философы соглашаются с тем, что это невозможно. Мы вплотную подходим к индивидуальной оценке со всевозможным опытом, предпосылками и убеждениями, которые оказывают несомненное влияние на наше мышление и на работу нашего разума. Значит, несправедливо требовать аргумент, который будут вынуждены принять все рационально мыслящие люди.
Философ Томас Найджел – атеист, но в своей книге «Последнее слово»(The Last Word)он пишет, что не может отстраненно подходить к вопросам о Боге. Он признается, что испытывает «боязнь религии» и сомневается, что кто-либо способен обращаться к этому вопросу, не имея существенных мотивов для рассмотрения аргументов той или иной стороны.
Я имею в виду… боязнь самой религии. Я говорю об этом на основании опыта, поскольку сам испытываю этот страх: я хочу, чтобы атеизм был истинным… Дело не только в том, что я не верю в Бога, и, естественно, надеюсь, что я прав в своих убеждениях. Дело в том, что я надеюсь, что Бога не существует! Я не хочу, чтобы Бог существовал, не хочу, чтобы вселенная была такой… Мне любопытно, найдется ли хоть кто-нибудь по-настоящему равнодушный к проблеме существования Бога – тот, кому, независимо от его подлинного отношения к этому вопросу, все равно, окажется ли верным один из ответов7.
Представьте себе судью, рассматривающего дело, где одна из сторон – компания, в которую судья вложил немалые средства. Поскольку он лично заинтересован в том, чтобы события развивались определенным образом, он возьмет отвод, чтобы не заниматься этим делом. Найджел говорит, что когда речь заходит о Боге, все мы уподобляемся этому судье. В зависимости от нашего опыта, связанного с религией, от других убеждений и обязательств, от нашего образа жизни все мы глубоко заинтересованы в том, чтобы «дело» Бога развивалось определенным образом. Беда в том, что взять отвод мы не можем. Найджел отвергает строгий рационализм, поэтому, несмотря на весь свой скепсис, с поразительным уважением относится к убеждениям и религии. Его текст заметно отличается по тону и позиции от текстов таких авторов, как Докинз и Харрис.
