Масонский мемориал
Просмотрев немалое количество масонского материала, мы не нашли в нем конкретных указаний на интерес масонства к экуменизму. Окольных – тьму. Приводить их всех не будем; дадим лишь несколько образчиков вопросов, иногда разбирающихся в ложах.
12 февраля 1936 года брат Бернар трактует в ложе «Искусство и Мысль» о «Религии завтрашнего дня»[32].
Ложа «Космос», объявляя о постановке на очередь 19 июня 1934 года вопроса «Загадка грядущих дней», прибавляет:
«Выдающиеся ораторы, и особо католики, иудеи, протестанты и рационалисты, свободно разовьют свои мысли»[33].
Подобными лекциями и докладами, в духе экуменической конференции, пестрят масонские бюллетени, не давая прямого ответа. Окончательно выяснить интересующий вопрос представляется возможным путем сличения некоторых попыток масонства в этой отрасли и исследованием возможного влияния на Оксфордскую конференцию 1937 года отдельных членов ее, выступавших на ней и сыгравших ту или иную роль.
Чрезвычайно интересным представляется нам изданное в виде отдельной книги[34], объемлющей 214 страниц, «Письмо римскому папе», написанное видным масонским историком, членом Верховного Совета Франции, братом 33-го и последнего градуса Альбертом Лантуаном, с предисловием к нему не менее известного исследователя масонского символизма и масонского действа, тоже 33-го градуса, брата Освальда Вирта.
Если мы не ошибаемся, оба они иудейского происхождения.
Свое предисловие Освальд Вирт начинает следующим размышлением:
«В течение двух веков уже Церковь и масонство воюют. с обеих сторон умы возбуждены, массы дерутся и вовсе не склонны к прекращению враждебных действий. Однако стоящие во главе их не скрывают от себя, что подобная борьба бессмысленна и что она вытекает из рокового недоразумения. Дело вовсе не в том, чтобы отдать приказ “налево кругом”. Нельзя ли протрубить “отбой”? Влечет ли к этому сигналу папу? Вот вопрос, который ставит Альберт Лантуан»[35].
Дав этими краткими словами прекрасное разъяснение всего содержания рассматриваемой книги, он добавляет:
«Литературный талант случайного корреспондента его святейшеству не замедлит пленить многочисленных читателей, спокойно пораздумавших и вышедших из состояния простаков, обманутых борьбой, отравленной вековой непонятостью»[36].
«Вот уже двести лет, – вторит брат Лантуан брату Вирту, – наши оба лагеря не перестают обмениваться ударами и плевками вокруг созданных нами баррикад»[37].
«Великая грусть, что универсально образованный человек и священник, имеющие общее для обоих тяготение к духовной жизни, так же, как вообще высшую заботу об общественном и моральном устроении человечества, находятся разделенными совершенно непреодолеваемой дальностью их мировоззрений (credo)»[38].
«Вопрос состоит в том, чтобы выяснить, возможно ли ввиду общей угрожающей нам опасности уменьшить проявление нашего разномыслия»[39].
«Да! Что мы выиграли из-за нашего разномыслия?.. И теперь, когда религия и философия стали одинаково сомнительны, материализм прикрывает свое убожество своим сладострастным призраком»[40].
Сравнивая мысль автора письма папе с исходными рассуждениями основателей экуменизма, мы не только не находим противоречий, но утверждаем, что они составлены почти в одних и тех же выражениях.
Мысль, без сомнения, одна, развитие ее тоже.
Насколько невероятно трудно провести в жизнь соединение различных христианских церквей и сект, во многих случаях созданных с целью ослабления основных так называемых ортодоксальных церквей, настолько и Ал. Лантуан представляет себе трудность совмещения несовместимого.
Но масонская казуистика, способная извратить всякое понятие, легко находит себе выход из этого затруднительного положения.
«Масонство преследует превозношение человека, – философствует автор. – Церковь – превозношение Бога. Соперничество? Нет. Сочетание – несмотря на все»[41].
Восточной звезды масонский храм
«Мы вольнодумцы, вы верующие. Не будем оплакивать эту чудовищную разницу. К чему? Как сказал Пиранделло: “Каждому своя истина”. Вы служите Богу, которому я не верю. Что из этого следует? Ересь? Бросим это устаревшее слово»[42].
Вот как просто решаются подобные вопросы теми, для кого слово «ересь» является лишь одним устаревшим, вышедшим из людского обихода словом, не носящим в себе всей скорби, наполняющей сердце всякого верующего.
Но этого мало. В своей циничности Ал. Лантуан идет дальше, обращая внимание папы на одну из своих старых статей, напечатанную в бюллетене «Высших Мастерских Верховного совета Франции»[43].
Он приводит эту статью полностью, мы же берем из нее лишь следующий отрывок:
«Верно. Одержимые духом исследования, мы слуги сатаны. Вы хранители истины, вы служители Бога. Эти два Учителя друг друга пополняют. Они нужны друг другу. Вы толкаете власть на истребление масонства. Берегитесь! В тот день, по выражению Мелеанара, “ваши трубные призывы к убийству” взорвутся от рыданий, так как смерть сатаны отметит агонию вашего Бога»[44].
Ужасные слова! Трудно произносимые кощунства, приводимые с исключительной целью более определенного выяснения вопроса.
Продолжая настаивать на необходимости единения, автор утверждает:
«В нашем разделении трагично то, что цели наши тождественны. Чего искали вы? Братства людей? Мы тоже»[45].
Вспоминая сугубые раздоры, раздиравшие в свое время христианские церкви, автор не без иронии, обращаясь к папе, напоминает ему:
«Кто бы подумал, что настанет время, когда ваши представители в торжественных случаях будут брататься с представителями синагоги и с пасторами тех храмов, которыми увековечивается непростительный мятеж Лютера?»[46]
«Однако время, косящее человеческие сумасбродные страсти, как плевелы, создало то, что в наши дни ваши представители встречаются без злобы с пастырями других исповеданий. смягчение нравов побудило Рим к подобным уступкам»[47].
И верно. В современном Вавилоне, который представляет собой Франция, мы более не удивляемся частым демонстрациям трех главных французских вероисповеданий, где католические прелаты, протестантские пасторы, великие и просто раввины выступают совместно не только в определенных официальных торжествах, но и в совершенно неофициальных собраниях, где присутствие их объясняется уже не неволей, а рассудком.
К сожалению, нередко на подобных собраниях нам приходилось с грустью переживать присутствие членов Православной Церкви, возглавляемой митрополитом Евлогием, которых не разбирающиеся во многом иностранцы принимали как представителей Русской Церкви.
А брат Лантуан продолжает:
«…Все, носящие светильники, имеют право на одинаковое к себе уважение. Вот что нужно проповедовать Вашей пастве, о, римский папа! Так же, как и я внушаю это моим братьям. Нужно им говорить, что ввиду опасности гибели под ударами рабов мы должны обоюдно отказаться от того систематического позора, который уже слишком долго затемняет наши рассудки.
О, дело не в жеманном соглашении; мы могли ведь не сговориться о способах нападения и защиты, и тогда наше разногласие осложнилось бы еще более. Нет, то, что я предлагаю, это прекращение нашей борьбы отравленным оружием, дав осуществиться, наконец, между нами тому, что в средние века ваши предшественники называли “Божиим Перемирием”»[48].
Изменяя масонской тактике никогда не раскрывать своих целей, брат Лантуан проговаривается следующим сознанием:
«Да, проповедуемое мною перемирие натолкнется с обеих сторон на враждебность сектантов и на подозрительность скептиков. Мне казалось предпочтительней представить его с большей осторожностью, потому что всякая новая мысль требует абажура, чтобы не слишком ослепить человеческое зрение. Может быть… Но если я озабочен его немедленным отражением, я рискую претвориться со светом»[49].
И, проникнутый своей осторожностью, он развивает дальше свое предложение:
«Известное число ваших сторонников так же, как и просвещенные члены нашей Организации, уже поняли срочность достижения нами компромисса, который, сохранив наши последовательные традиции, противопоставит нас единым фронтом против гибельного для свободы наскока баламутчиков»[50].
«Я не союз предлагаю вашей Церкви. Наши последовательные позиции в государстве слишком различны, наши вожделения слишком отдалены, чтобы когда-либо между нами возможно совершилось сближение. Я повторяю, наши усилия должны вести лишь к следующему результату: прекратить то состояние борьбы, из которой ни та сторона, ни другая не извлекли ничего, кроме одних лишь призрачных выгод»[51].
