Однако чаще муж перед половым сношением просто трижды мыл руки[79]; иногда рекомендовалась ванна; один раввин советовал мыться холодной водой для повышения силы и плодовитости[80]— он предугадал то, что ныне является установленным фактом: благотворное влияние умеренного холода на мужское семя. Для пущей чистоты мужчина не мог приблизиться к жене раньше, чем через час после посещения отхожего места; пьяный мужчина ни в коем случае не должен был вступать в интимную близость с женой[81].
Все раввины без исключения сходились во мнении, что не подобает мужу навязывать жене близость. Некоторые из них сравнивали супруга, овладевающего женой без ее на то согласия, со свирепым львом, набрасывающимся на беззащитную жертву[82]. Мужу следовало не только испрашивать согласия жены, но и быть с ней нежным и обходительным. Нельзя было также овладевать ею, воспользовавшись ее сном: считалось, что от этого мог родиться вялый и сонный ребенок[83]. Идеальной для интимной близости была атмосфера доброго супружеского согласия; если жена питала отвращение к мужу или если он собирался с ней развестись, рекомендовалось воздерживаться от половых сношений[84], как и в том случае, если еще не наступило примирение после супружеской ссоры. Соитие в атмосфере семейного согласия должно было благотворно отразиться на здоровье и на характере будущего ребенка.
Условия, в которых проходила супружеская близость, отнюдь не способствовали разжиганию чувственности. Талмуд предписывал полную темноту, поэтому супружеский долг рекомендовалось исполнять ночью, конечно, если не слишком ярко светила луна. Нежелателен был и свет свечи, даже прикрытой колпаком, — разве что в соседней комнате. Днем половые сношения разрешались только в полностью затемненном помещении. Запрещалось присутствие третьего лица (кроме ребенка, еще не умеющего говорить). Если в доме был гость, ему следовало находиться подальше от супружеской спальни, в комнате с плотно закрытой дверью. Половые сношения вне дома не разрешались из опасения нескромных взглядов.
Стыдливость евреев проявлялась и в том, что их обычаи сильно ограничивали наготу супругов во время сношений. Следовало обнажать не больше, чем необходимо, ибо в книге «Левит» говорится о наготе как о чем-то в высшей степени постыдном. Писатель-антисемит Кичко в одной из своих последних книг «Иудаизм без прикрас» высмеял эту стыдливость, которая до сих пор сохраняется у евреев России: надев ночную рубашку, еврей может только лежать, т. к., если он сядет или встанет, обнажится его грудь.
Эссенийцы, немногочисленная община аскетов в древней Палестине, присаживаясь для отправления естественных надобностей, прикрывались одеждой до земли, чтобы не было видно ни кусочка голого тела. Жена одного раввина призналась как-то, что ее муж при выполнении супружеского долга обнажался лишь на ширину ладони и поспешно прикрывался сразу после соития[85]. Хасидиты (мистическое течение в иудаизме, еще довольно многочисленное) никогда не снимают с головы ермолку, в ней они и спят, и не расстаются с этим убором, даже выполняя супружеский долг[86].
Предварительная любовная игра, похоже, незнакома иудеям; даже обыкновенный поцелуй раввины считали чем-то неприличным; целоваться позволялось лишь при встрече после долгого отсутствия одного из супругов. Поцелуй в губы считался к тому же нечистоплотным, во всяком случае, мужчине было запрещено целовать женщину, не состоящую с ним в близком родстве[87]. Для Маймонида же даже поцеловать очень близкую родственницу, например, старшую сестру, было поступком вульгарным и безнравственным[88]. Истинно набожному мужчине не следовало целовать даже своих дочерей, раввин Акива восхвалял обычай Медеса — целовать только руки[89], однако восточные раввины и это считали недопустимым — они зимой и летом носили плотные перчатки, дабы защитить ладони от поцелуев своей паствы[90]. Любопытно, что правоверные иудеи при такой брезгливости буквально расточали поцелуи, когда речь шла о священных предметах и книгах: если, например, книга падала на землю, то, подняв ее, они всегда спешили с благоговением прижаться губами к переплету.
Похоже, что у евреев наших дней сохраняется что-то от отвращения их предков к поцелуям — и эта черта сближает их с населением Дальнего Востока, в частности с китайцами. В университетских городках в Израиле, а также в США — там, где преобладают студенты-евреи, можно часто видеть обнявшиеся парочки, которые, однако, крайне редко целуются в губы. Подобная скромность нашла отражение и в израильских фильмах, и фильмах на идиш, хотя в остальном они достаточно смелы в наши дни.
Набожный еврей, кроме того, никогда не станет ласкать и возбуждать жену рукой: в Писании сказано, что рука достойна благоговения, когда она переписывает Тору, а чувственные игры — слишком низменное для нее занятие[91]. «Шулам Аруш», сравнительно недавний комментарий к Талмуду, запрещает также смотреть на половые органы. Один раввин-талмудист радовался тому, что грудному младенцу не приходится, как сосункам животных, видеть «нечистые» места матери, ибо предусмотрительная природа расположила женскую грудь достаточно высоко.
Еще более постыдным считалось прикасаться к половым органам губами[92]. В одной дискуссии некий раввин утверждал, что ребенок может родиться немым, если его родители предавались столь отвратительным утехам[93]. Похоже, что неприятие орально-генитальных контактов сохранилось у израильтян до наших дней. Американка Ксавьера Холландер, чей род занятий не оставляет сомнений в ее осведомленности, отмечает, что евреи питают отвращение к подобного рода прикосновениям[94]. По наблюдениям Фрейда, имевшего дело в основном с той еврейской средой, где выбор супругов обусловливался сговором между семьями, «муж лишь в исключительных случаях был любимым мужчиной». Чтобы восполнить недостаток влечения, супруги нередко вызывали в воображении образ другого человека. Один израильтянин рассказывал, со слов своей матери, как некий краснодеревщик сумел выпутаться из крайне затруднительного положения: сделанная им кровать рухнула под тяжестью супругов (тоже евреев). Тогда мастер спросил у них, думали ли они о ком-нибудь другом, когда обнимались, и муж и жена ответили утвердительно; стало быть, заключил краснодеревщик, на кровати вас было четверо[95].
Читая Библию, где с подкупающей простотой и снисходительностью повествуется о сексуальной жизни древних евреев, можно прийти к выводу, что эротика играла большую роль в нравах этого народа, однако раввины-талмудисты утверждают обратное. Один из них писал, что «чувственное наслаждение — это совращение человеческой натуры»[96], а некий раввин Исаак, живший в средние века, говорил, что после разрушения Иерусалимского Храма наслаждение в супружеской жизни следовало бы вообще запретить[97]. Надо сказать, что тексты Священного Писания не могли иметь никакого «отношения» к сексу: так, в комнате, где супруги занимались любовью, ни в коем случае не должна была находиться Тора. Рассказывают, что раввин Ахайя, обеспокоенный бессилием своего сына в супружеской постели, обнаружил в его спальне Тору. Он велел убрать ее, и к молодому человеку немедленно вернулась мужская сила[98].
В одном толковании Талмуда, широко распространенном среди иудеев в XII в., раввин А. бен Менахана советовал супругам во время соития думать о Боге, дабы от нечистых мыслей не родились дурные дети[99]. Рекомендовалось также вспоминать Тору, но не декламировать ее вслух[100]. Забота древних раввинов о том, чтобы супруги, соединяясь, не помышляли ни о чем мирском, была вполне оправданна: мужчины, которых стесняли рамки чересчур строгой моногамии, часто раздвигали их в своем воображении
Покинув супружескую постель, мужчина должен сразу же вымыть руки или даже принять ванну; раввины предписывали эту процедуру при всяком семяизвержении, даже если не было полового сношения[101], особенно если за этим должно было последовать чтение Торы. Даже в наши дни многие набожные евреи неукоснительно выполняют этот обычай. В III в., когда очистительная процедура была обязательной, находилось немало упрямцев, которые, как свидетельствует раввин Иосия бен Левис, предпочитали воздерживаться от половых сношений, чтобы не пришлось потом мыться, особенно в холодную погоду, в связи с чем среди евреев Палестины сильно снизилась рождаемость. Рассказывают, что одна девушка избавилась от домогательств мужчины, спросив его: «А где ты потом помоешься?»[102]
