Здесь мы, по всей видимости, имеем дело с фактами, находящимися за пределами нашего опыта.
Во всяком случае, древний человек пришел (согласно нашей гипотезе) к абстрактной идее жизни задолго до того, как он впервые «выразил» ее в материальных терминах «дыхание» или «тень». Затем он решил, что не только дыхание или тень соответствуют более абстрактному понятию «жизнь»; жизнь могла проявлять себя также в реальных и телесно воплощенных формах, к которым относятся галлюцинации сновидений и видения во время бодрствования. Кажется, его рассуждения шли от более абстрактного (идея жизни) к более конкретному — к жизни поначалу неясной и призрачной, а затем охватывающей все стороны реально существующего человека.
Таким образом, м–р Тайлор (неважно, следуем мы его логике или нет) говорит о том, что человек вырабатывает теорию об активной, разумной, отдельной душе, которая может существовать после смерти тела. К этой теории древний человек приходит путем размышлений о природе жизни, а также о причинах призраков умерших или живущих людей, являющихся в «снах и видениях». Но наш автор, несомненно, оставляет вне поля своего зрения воздействие тех сверхнормальных феноменов, в которые верили дикари, на схожие с ними явления в современной цивилизации. Эти сверхнормальные феномены, реальные или иллюзорные, по его мнению, являются фактами тех переживаний, которые лежали в основе веры дикарей в существование отдельных, бессмертных, разумных душ или призраков, а это, в свою очередь, послужило фундаментом для религии.
Поскольку, благодаря нашему желанию остаться на своей точке зрения, мы испытываем замешательство при рассмотрении двух видов ранней философии — 1) инстинктивной и неосознанной веры, во всеобщую одушевленность, которую м–р Спенсер называет «анимизмом» и в которую он сам не верит; 2) основанной на размышлениях веры в существование отдельной, остающейся после смерти тела души человека (и вещей), в которую м–р Спенсер верит и которую м–р Тайлор называет «анимизмом» — мы должны упомянуть еще об одной трудности. Может показаться, м–р Тайлор считает это само собой разумеющимся, что первобытные, жившие очень давно и неизвестные нам люди, размышлявшие о жизни и о душе, находились на той же стадии психического развития, что и наши цивилизованные современники или, по крайней мере, современные дикари. Он проводит определенное различие между современными дикарями и нами, но не делает никакого различия между современными дикарями и давным–давно жившими людьми, которые стояли у истоков религии. Так, м–р Тайлор пишет: «Состояние современного духовидца, чье воображение от самого легкого возбуждения переходит к позитивным галлюцинациям, является скорее правилом, чем исключением среди некультурных и обладающих повышенной восприимчивостъю диких людей, сознание которых выходит из равновесия от одного прикосновения, слова, жеста, непривычного звука»[22].
Я располагаю свидетельствами о том, что современные дикари не являются какими–то необыкновенными духовидцами; с другой стороны, я не могу согласиться с тайлоровским описанием психологии «современных духовидцев». Многие из тех, кого я знаю, испытали лишь один раз столь необыкновенное переживание, кроме того, они отличаются ровным характером, не обладают сильным воображением и повышенной возбудимостью. Лорд
Теннисон после того, как он провел ночь в постели своего недавно умершего отца, чтобы увидеть его призрак, пришел к выводу, что призраки «не являются людям с сильным воображением».
Сейчас мы остановимся более подробно на психических состояниях современных дикарей и цивилизованных людей, которые, согласно м–ру Тайлору, отличаются друг от друга. Затем мы зададимся вопросом, что можно предположительно сказать о психических различиях современных дикарей и тех основателей веры в душу, которые жили намного раньше их. М–р Тайлор приписывает низшим народам и даже народам, находящимся на более высоком уровне развития, «болезненный экстаз, который вызывается медитацией, постами, наркотическими средствами, возбуждением или недомоганием». Сейчас мы тоже можем предаваться «медитации», но приводит ли она к такому результату, должны определить психологи и патологи. Мы добровольно не практикуем посты и нам будет достаточно трудно найти англичанина, которому являются видения в результате долгого воздержания от пищи. Видения, возникающие во время болезни, мы будем рассматривать в одном ряду с теми «возбуждениями», которые вызываются, например, «дьявольскими плясками». Наркотические и алкогольные видения пока останутся вне поля нашего зрения[23]. Мы будем считать, что состояние транса, в которое приводят себя дикари (какими бы средствами оно не вызывалось), аналогично состоянию транса у цивилизованного человека, находящегося под воздействием гипноза. Любое сверхнормальное приобретение знаний в специально подготовленных для этого условиях у дикарей может найти свой аналог у цивилизованных людей, приобретающих знание в состоянии гипноза.
Мы ничем не отличаемся от известных нам дикарей в способности вызывать ненормальные психические состояния, но мы вызываем их, как правило, при помощи других методов, и такие опыты не носят у нас массового характера в отличие, например, от краснокожих индейцев, у которых все мальчики и девочки проходят «медицинское голодание» по достижению ими половой зрелости.
Далее, находясь в нормальном состоянии, известные нам дикари или, по крайней мере, некоторые из них, в гораздо большей степени «внушаемы», чем образованные европейцы[24]. Они с легкостью могут галлюцинировать, если их, находящихся в нормальном бодрствующем состоянии, подвергнуть внушению. Более того, большие интервалы между приемами пищи, которые завершаются повальным обжорством, в сочетании с отсутствием у дикарей искусственного света, приводят к тому, что по сравнению с образованными белыми людьми, ведущими комфортабельную жизнь, дикари гораздо чаще видят то, чего на самом деле нет. Но м–р Тайлор заходит слишком далеко, утверждая: «В тех случаях, когда дикарь может видеть фантасмы, цивилизованный человек развлекает себя фантазиями»[25]. Цивилизованный человек, вне всяких сомнений, способен видеть фантасмы.
Из всего сказанного им по поводу психических состояний можно понять, что м–р Тайлор рассматривает только различие между нами и известными нам дикарями. Но люди, которые ex hypothesi разработали учение о душах, находятся за пределами наших познаний, они находятся далеко позади современных дикарей, у которых мы обнаруживаем не только веру в души и в призраков, но и веру в моральных богов. О психическом состоянии первобытных людей, которые разработали теорию душ и основали религию, мы ничего не знаем. Если существуют такие явления, как предвидение, телепатия и т. п., то неизвестные нам далекие предки могли (это все, что представляется возможным сказать) быть особенно открытыми для них, а следовательно, были особенно расположены верить в существование отдельных душ. В действительности же, когда мы пишем об этих столь далеких от нас основателях религии, мы вынуждены блуждать во тьме или довольствоваться мерцающим светом аналогий. Низшие животные обладают способностями, которые кажутся нам таинственными (они, например, могут найти дорогу домой, находясь в незнакомой местности, а муравьи могут усваивать и передавать друг другу знания). Сообщения о страхе собак, находящихся в доме, наполненном привидениями, и лошадях, избегающих мест обитания призраков, не являются редкостью; упоминает о них вскользь и м–р Тайлор. Валаамская ослица и собаки, припадающие к земле и жалобно скулящие перед Афиной, которую Эвмей не мог видеть, являются «классическими» примерами.
В данном случае слабость антропологического аргумента — мы должны снова повторить это — заключается в том, что мы знаем ненамного больше об умственном состоянии и переживаниях древних мыслителей, разработавших учение о душах, чем об умственном состоянии и переживаниях низших животных. И чем более убежденно какой–нибудь философ верит в гипотезу м–ра Дарвина, тем меньше у него возможностей сказать себе, что он знает о том огромном промежутке времени, который лежит между низшими животными и полностью развившимся человеком. Что представлял собой человек, когда он впервые постиг начала религии или получил ее свет? Все ответы на этот вопрос — не более, чем догадки. Мы можем сослаться здесь на гегелевскую теорию, согласно которой предвидение и гипнотические феномены есть не что иное, как разновидности временного атавизма и уходят корнями в древнее состояние «чувствительной души» (Fuhlende Seele). «Чувствительная» (ничем не обусловленная, проницательная) способность или «душа» есть всего лишь «болезнь, если она проявляется у сознающего себя, образованного и владеющего собой человека, принадлежащего к нашей цивилизации»[26]. Гегель считал, что «второе зрение» является продуктом более ранних времен и менее развитого сознания.
