И умолкли священники, и главнейший законоучитель спросил меня:
– Да не читал ли ты книг?
И ответил я:
– И книги, и все, что в них содержится.
И стал изъяснять я и книги, и Закон, и поучения, и наставления, и таинства, о которых в книгах пророков сказано, и вещи, никаким обычным разумом не постигаемые. Говорит тогда законоучитель этот:
– Мудрость такую доселе я ни сам обрести не мог, ни услышать не мог. Подумать только, кем этот мальчик будет!
Присутствовал там и философ, в астрономии искушенный, и спросил он меня, не изучал ли астрономию я. Назвал ему я число сфер и тел небесных, объяснил природу и свойства их, оппозицию, вид и площадь, трикветр и секстиль, апогей их и перигей, скрупулы, и скрупулов шестидесятые доли, и другое многое, чего не постичь рассудком.
Был среди них и философ, в предметах естественных умудренный, и спросил он меня, знаю ли медицину я. Изложил я, отвечая ему, физику и метафизику, гиперфизику и гипофизику, об энергиях тела поведал, о телесных жидкостях и функциях их. Назвал число костей и членов, вен, артерий и нервов, рассказал, как сухое тепло действует, и как влажный холод, и что применение их дает. Как воздействует душа на тело, об ощущениях его и силах. Как на него гнев и похоть влияют, а под конец – о соединении и распаде и о многом другом, что для обычного разума непостигаемо.
Я говорил им:
– Многое из того, что вы требуете и говорите, противоречит моему людскому существу. Не значит ли это, что оно противоречит божескому? Ибо в Писании сказано: все вы боги. И ежели что-либо противоречит моей духовной сущности, не противоречит ли оно богу? Ибо отец во мне, отец в вас, и каждый из нас есть бог. Отец в духе един для всех и разный для каждого. И если мой отец духа говорит мне, что должно, а что не должно делать и думать, то не грех ли ваш говорить мне, как оно должно?
А священники листали Писание и молча сидели и дивились. И не знали они, что мне ответить, ибо истина была в моих словах, которая, однако, пугала их.
Когда же родители хватились меня и наши в храме, мать моя, Мария, с плачем сказала:
– Дитя! Что ты сделал с нами? Вот отец твой и я с великою скорбью искали тебя.
Я улыбнулся и ответил:
– Зачем вам было искать меня? Или вы не знали, что мне надлежит быть в том, что принадлежит другому отцу моему – тому, который превыше всего на земле? Или вы не знали, что я могу быть только в храме своего духа и нигде более?
И дивились книжники и фарисеи, говоря: "Благословенна ты между женами, ибо господь благословил плод чрева твоего. Такой славы, такой доблести и такой мудрости мы никогда не видели и никогда о ней не слышали".
Я же встал и пошел за матерью своею, и вернулись мы в Назарет.
Я не хотел учиться у пустых учителей закона, которого они никогда не знали и не понимали, и желал встретить истинных учителей, с которыми я мог бы говорить на одном языке. Ибо для всех, кто меня окружал, закон и писание, истина и познание существовали лишь по праздникам, я же жил познанием и истиной беспрестанно.
В то время у иудеев существовало три основные философские школы – фарисеи, саддукеи и ессеи. Фарисеи были самой массовой народной церковью и слыли тончайшими толкователями закона, в чем, однако, я не имел возможности убедиться, скорее в обратном. Ибо толковали они его настолько буквально, что само учение превращалось в систему мертвых догм. Я не мог согласиться с тем, что они все ставят в зависимость от бога и судьбы, и учат, что, хотя человеку и предоставлена свобода выбора между честными и бесчестными поступками, но что и в этом участвует предопределение судьбы. Я не был согласен с тем, ибо тогда божественная сущность и начало человека не являются самодостаточными, и человек в таком случае не есть бог, как начертано в Писании.
Не разделял я также и их верований в том, что касалось души. Ибо души, по их мнению, все были бессмертны, однако же только лишь души добрых переселяются по их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные муки. По моему разумению, при таком толковании Писания у человека также отнимается его божественное истинное начало. Также не разумел я, откуда взяли они учение о бессмертии души, ибо у Экклезиаста было начертано: "Кто знает о том, поднимается ли дух сынов человеческих вверх и спускается ли вниз дух скотины? Ибо все к одному идет: все восстало из праха – в прах и вернется. И не останется памяти про мудрого, как и про глупого на веки вечные". Правда, фарисеи тем были справедливы, что не разделяли людей по сословиям, отдавая каждому право пребывать в благодати божьей.
Фарисеи вышли из книжников и были учителями народа. Они устраивали низшие и высшие школы, учили в синагогах, были народными судьями. Они терпели частые гонения от римлян и Ирода, ибо были глашатаями недовольных, а также ратовали за сохранение народных традиций и верований. Однако, уделяя много времени земному, они так и не смогли постигнуть духовного, и более занимались спасением своей церкви нежели спасением душ.
Не мог я относиться с подобающим уважением и к учению саддукеев – партии аристократов, которая преклонялась перед эллинами и вышла из сословия священников. Они тяготились строгими нравами фарисеев, не допускавшими роскоши и блеска, и их учением, равнявшим всех людей перед богом – богатых и бедных. Они также отвергали все толкования закона Моисея, признавая лишь Писание главным Законом. И хотя саддукеи отрицали судьбу и утверждали, что бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния – ни добрые ни злые, а также отрицали бессмертие души и всякое загробное воздаяние, в чем был и я уверен, я никоим образом не мог поддерживать их. Ибо все их учение было призвано узаконить в собственных глазах их недружелюбие, и к собратьям в том числе, нежелание кориться законам и правилам.
Немногим более я почитал школу ессеев, коих в Палестине в те времена насчитывалось около четырех тысяч человек. Я многое знал о них в то время, ибо отец мой Иосиф был ессеем. Достойной удивления была у них общность имущества и презрение к богатству, в то же время нигде у них нельзя было видеть ни крайней нужды, ни блестящего богатства. Все, как братья, владели одним общим состоянием, образовывавшимся от соединения в одно целое имуществ каждого из них. По существовавшему правилу, всякий, присоединявшийся к церкви, должен был уступать свое состояние общине.
Ессеи не имели своего отдельного города, а жили везде отдельными общинами. Приезжавшие из других мест ессеи могли располагать всем, что находилось у их братьев, как своей собственностью, а к братьям входить как к старым знакомым. Друг другу они ничего не продавали и не покупали, а пищу каждый мог принять лишь из рук своего брата.
На меня ессеи производили всегда впечатление школьных мальчиков, которые все еще, несмотря на зрелые годы, находятся под строгой дисциплиной учителя и ежечасно боятся быть битыми. Я не принимал их отречение от самих себя во имя других, ибо, таким образом, они отрекались не только от себя, но значит и от своего отца в духе, который был в каждом из них. Община ессеев была наиболее закрытой, строгой и умудренной знаниями, особливо, что касалось лечения души и тела.
Многие ессеи презирали супружество, однако принимали к себе чужих детей в нежном возрасте, когда они еще восприимчивы к учению, обходились с ними как со своими собственными и внушали им свои нравы. Каждый из тех, кто хотел присоединиться к ессеям, не скоро получал доступ туда: прежде чем быть принятым, он должен был подвергнуть себя в течение года тому же образу жизни, что и братья.
Когда я достиг тринадцати лет, а в эти годы каждый иудей должен был выбрать себе жену, наш дом стали посещать люди, желавшие иметь меня зятем. Однако, не желая связывать себя узами брака, но желая совершенствоваться в знаниях духа, я искал пути обойти сию традицию.
В то же время купцы из Иерусалима часто отбывали в далекие страны у реки Инд, чтобы привезти оттуда редкие пряности и благоухания, самоцветы и золото. И слышал я, что живут там учителя в знаниях разного рода весьма искушенные. Я тайно оставил семью, присоединился к одному из караванов и отправился с купцами на берега Инда.
Долгий путь мы прошли с купцами через дивные страны, пока достигли берегов Инда и пришли к ариям, поселившимся в той стране. Когда мы следовали по стране Пенджаба и Раджпутана, где жили почитатели бога Джайна, я изучил их язык и часто говорил о тайном знании человеческого духа. И жрецы просили меня поселиться у них, однако поклонение мертвому богу претило мне.
И я оставил заблуждавшихся поклонников Джайна и остановился в Джаггернате, в стране Орсис, где покоились смертные останки Виассы-Кришны. Там белые жрецы Брамы устроили мне радушный прием, ибо слышали уже о мальчике из далекой страны, который в поисках знаний пришел к Инду.
Я учился у них читать на их языке и понимать Веды, исцелять болезни тела, обучать и разъяснять народу тайны духа, изгонять из тела человека дух зла и заблуждения и возвращать ему истинно человеческий образ.
