Как бы, впрочем, ни было печально «научное» пресмыкание перед сынами Иуды, для нас важны собственные указания автора на стройность и последовательность политики «Бунда».
«La politique est l’art de deguiser son interet particulier en interet general».
(Тиодьер)
«В тех городах, — свидетельствует Акимов, — где имеется комитет, создаются организации следующих типов: I — Фаховые сходки, II — Революционные группы, III — Пропагандистские сходки, IV — Интеллигентские сходки, V — Интеллигентские дискуссии и VI — Агитаторские сходки.
Фаховая сходка вводит то или иное еврейское ремесло в круг деятельности «Бунда». Включая наиболее интеллигентных рабочих, революционные группы обсуждают социалистические и программные вопросы партии. Пропагандистская сходка рассматривает проблемы о самом ведении пропаганды. Интеллигентская сходка направляет социальную революцию, стало быть, и вооружённый мятеж среди учащейся молодёжи, прежде всего, а затем — и разной иной, с позволения сказать, интеллигенции. Очевидно, что «Бунд» простирает свою диктатуру не на одних рабочих. Интеллигентские дискуссии содействуют подготовке агитаторов в разных организациях. Наконец, являясь наиболее компетентной в делах фаховых сходок, этих ячеек «Бунда», и прозорливо сосредоточивая в себе лучшие революционные силы, агитаторская сходка объединяет анархическую деятельность «Бунда».
По всей России, Сибири, Манчжурии, а также, конечно, в Петербурге и Москве были рассылаемы выдрессированные и оплачиваемые «Бундом» агитаторы, преимущественно евреи. Они скрывались, разумеется, при первой же опасности. Они убегали как провокаторы-наёмники и как трусы-предатели во все времена, покидая распропагандированных ими же фабричных рабочих и тёмное крестьянство как «шабес-шискелей» Израиля.[68]
Всё это не мешает, однако, «Бунду» занимать по-прежнему главные места как в революционных «русских» сообществах, так и в социал-демократических «товариществах». Повсюду евреи командуют, сокрушая малейший умысел рабочих на право иметь собственных представителей в центральных учреждениях партии или хотя бы подвергать таковые своему контролю. Это, без сомнения, служит показателем той «свободы», какая наступила бы с победой социализма, равно как и того «самоопределения», каким не замедлят почтить евреи всякого супостата в демократической Аркадии…
Глубоко справедливо заметил уже Эдмонд Пикар («Syntese de l’Antisemitisme») — «Il nous faut une legislation draconienne frappant les crimes contre les masses!»…
VI. Почти одновременно с «Бундом» возник сионизм (в 1898 г.). Это было не случайностью. Социал-демократия, а в частности, «Бунд», с одной стороны, и сионизм, с другой, — чересполосны. Проистекая из одного источника, и в существе преследуя одинаковые цели, они, что вполне очевидно, идут по той же дороге и к одному результату.
Торжество Израиля и его владычество в России для них обоих — конечный идеал.
Правоверное, старое еврейство, безусловно, солидарно с ними на этом пути в принципе. Разноречие касается средств. Талмид-хахамы — больше мистики и видят дальше.
Не следует, по их мнению, искушать судьбы, да и не к чему соваться на первое место, когда недурно и второе. Во всяком случае, безопаснее держать в правительстве своих ставленников, чем подвергаться опасности лично. Еврейская же молодёжь смотрит радикальнее, полагая, что настало время, когда Израиль вправе, наконец, раскрыть свои карты и взять бразды правления на себя, а с гоями церемониться теперь нечего. Талмид-хахамы содержат банки, играют на бирже и делают государственные займы. Опасаясь падения курсов, или, что ещё ужаснее, крушения финансов целой страны, они действуют осмотрительно. «Бунду» же и сионистам, по крайней мере, в огромном большинстве терять нечего. Они могут только выиграть, как обещал им Мардохей Маркс. Поэтому им всё улыбается, а выстрелы браунингов и разрывы бомб звучат для них как иерихонские трубы. Нет разве только Иисуса Навина, который остановил бы солнце, если победа не наступит до его заката… «Le fait de consommer sans produire, c’est-a-dire de vivre aux depens d’autrui, constitue le parasitisme. Le meme fait, etablit a l’etat de systeme et s’exercant au moyen de l’accaparement des signes servants a l’echange des richesses, constitue la juiverie». (Ширак).
VII. Среди описанных условий позволительно спросить, чего же глядят русские? Почему не думают о своей защите?
Не мало тому причин. Ограничимся некоторыми.
I. Прежде всего, многие в России ещё не знают евреев или не сознают пока всей опасности…
От великого до смешного один шаг, говорят…
Невольно, приходит на ум архипелаг Кэргуэлен.
Расположенный в самой южной части Индийского океана, почти на границе антарктического пояса, этот архипелаг редко посещается мореплавателями. Но бывает, что их заносят на Кэргуэлен штормы неприветливого океана.
Архипелаг пустынен и необитаем. Климат суров.
По международному соглашению, французский военный корабль отвёз туда на случай несчастия провизию в консервах и груз каменного угля. Сойдя на берег, матросы встретили пингвинов, ещё не видавших человека. Не обращая внимания на гостей, а может быть, даже принимая их за новых представителей своего же мирного общества, пингвины продолжали заниматься своими делами. Тогда весёлый экипаж решил протанцевать «grand rond» в честь бога морей. Матрос схватил пингвина за одно крыло, товарищ — за другое; далее, чередуясь, пошли матросы и пингвины и, замкнув круг, исполнили сцену, которой мог бы позавидовать любой столичный балет.
Увы, пингвины пошли на жаркое!..
Через день балет был повторен, но репетировалось и жаркое; затем ещё раз и ещё, пока пингвины, наконец, рассудили, что они годятся не только на забаву французам, но и сами для себя, а потому скрылись.
Матросское еврейство вынуждено было закончиться.
Когда, с другой стороны, Московское купечество несколько лет тому назад просило об оставлении евреев, высылаемых в черту оседлости, или когда в октябре 1905 года Московской городской думой еврей был избран председателем комиссии гласных на помощь управе и в открытом заседании заявил о своём вступлении в дела городского хозяйства Москвы, тогда, вероятно, посмеялись вволю и пингвины Кэргуэлена.
Должно быть, вскоре они успели позабавиться вновь, если узнали, что упомянутый еврей за городской счёт в комиссии с великой поспешностью и без соображения с карманом плательщиков принялся на сотни тысяч рублей увеличивать оклады городских рабочих… Но когда пингвины имели право уже на полный реванш, это, разумеется, в день избрания, как говорят, «Московским населением» тех гениальных выборщиков, которые наградили Москву целым ассортиментом депутатов «народной свободы», с евреем же — «благодетелем рабочих» во главе.
Напиться до зелёного змия пингвины, впрочем, не имели возможности, в том числе и за отсутствием евреев. На Кэргуэлене нет водки — ни монопольной, ни контрабандной. При известии же о зелёных тряпках, украшавших само «торжество победителей», кажется, и пингвины были вправе заключить, что Москва ещё действительно зелена, хотя бы и для «зелёной» свободы…
Для полноты аналогии теперь в пору бы скрыться от срама и самим москвичам-избирателям, да жаль, бежать некуда, но и танцевать ещё раз с евреями было совсем не к лицу.
В поучение же потомству об архипелаге Кэргуэлене не худо бы иногда вспоминать и матушке Москве!..
II. Чрезвычайная обширность, многосложность и запутанность еврейского вопроса, наряду с его исключительной важностью обусловливают необходимость больших трудов для ознакомления с ним. Принимая же к сведению, что в проблемах биологии, как и в искусстве познавать людей, вывод ближе зависит от сердца, чем от ума, нельзя не отметить, что и убеждение в пользу евреев или против них оказывается иной раз равно непоколебимым, каковы бы ни были те или иные аргументы. При известной же ловкости диалектики нетрудно раскрыть перед малосведущими спорность и сомнительность любого положения в данной области, а исчерпав, таким образом, всё существенное, — показать, что и общая точка зрения неверна.
Особенно изощрились на своей защите сами евреи, а потому крайне затруднителен турнир в споре с ними. Нет ничего легче, как поскользнуться в аргументации и потерпеть поражение там, где еврею выгоднее, а ведь сюда, разумеется, он и увлекает своего неопытного противника. Да и слабость защиты сама по себе опаснее всякого обвинения.
Тем не менее, при вдумчивости и осторожности можно рассчитывать на успех, ибо в основной схеме еврейский приём всегда одинаков и сводится к тому, что, например, бывает на суде присяжных, когда над прямыми уликами преобладают косвенные. Разбить каждую из этих последних ещё не значит подорвать убеждение, слагаемое их совокупностью. Домогаться же только формального отбрасывания их одну за другой порознь — значило бы пренебрегать впечатлением, которому незаменимый источник — сердце-вещун.
