Это странно. Обычно власти стараются предотвратить только запретные действия, высказывания или планы. Даже диктаторы и инквизиция не в состоянии осуществить надзор над помыслами. Не то чтобы они этого не хотели, но и они знают, что нельзя запереть дух, заковать в кандалы желание, и ревность, и надежду, и мысль.
Возможно ли, что «не желай» — это вершина тоталитаризма, пример такой мрачной теократии, которая стремится контролировать даже мысли человека? Я не думаю. Такое стремление говорило бы не только о злобности, но и о глупости, а библейскому законодателю трудно приписать эти свойства.
Почему же Десять заповедей были завершены этим странным требованием? Законом, который нельзя соблюдать и выполнение которого нельзя контролировать? Я позволю себе предположить, что речь идет не об ошибке, и не о злобности, и не о глупости, а также не о каком-то капризе. Если Моисей завершил Десять заповедей заповедью, которую никто не может выполнить и соблюсти, значит, именно это он и имел в виду.
«Ты не знаешь,
то или другое будет удачнее»
На мой взгляд, все неясности, связанные с десятой заповедью, проистекают из разделения заповедей на два вида, принятого в еврейской религиозной традиции. Эта традиция утверждает, что первые заповеди занимаются тем, что «между человеком и Богом», а последние — тем, что «между человеком и его ближним». Мне же представляется, что заповедь «не желай» занимается не грехом между человеком и его ближним, а тем грехом, что между человеком и им самим, и именно в этом надо искать ее смысл.
В этом — и в ее месте в кодексе. Не напрасно поставил Моисей именно «не желай» на последнее место среди десяти. Все предыдущие заповеди выглядят требовательными и обязывающими, но в то же время вполне выполнимыми. И действительно, большинство читателей уважают родителей, не убивают, не служат другим богам и не поклоняются статуям и изображениям. А иногда можно найти даже таких, которые не крадут, не лжесвидетельствуют, соблюдают субботу и не прелюбодействуют. И в результате такой читатель с удовлетворением отмечает птичкой все первые заповеди — кто пять из них, кто восемь или девять — и чувствует, что «делает добро в глазах Господа», кто больше, кто меньше. И тут он доходит до последней заповеди и понимает, что никогда в жизни ему не удастся полностью удовлетворить требования Творца.
Все мы желаем. Однажды или порой, раз в год или дважды в день. Неотвязно и мучительно или с легкостью и приятностью. Впадая в исступление или депрессию или ощущая прилив вдохновения и сил. Желаем жен своих ближних или их мужей. Вожделеем их дома, их вола, их осла, их машину. Жаждем иметь их внешность, их должность или их богатство. Грезим о лужайке перед их домом, которая зеленее нашей, об их уме, который острее, об их кроватях, которые шире, и об их застольях, которые богаче. Я позволю себе предположить, что даже самые большие праведники, знатоки и мудрецы Торы, даже те раввины и законоучители, которые благодаря своей праведности поднялись в самые высокие и безупречно чистые сферы в храме израильской политики, все-таки не совсем совершенны и не так уж свободны от тех или иных желаний.
Никто не может выполнить десятую заповедь, и вот так организованная религия создала желательную для нее ситуацию — состояние постоянной вины, которую человек ощущает по отношению к своему Богу, и сознание, что он никогда не сможет до конца удовлетворить Его требования. Так Десять заповедей создают у верующего постоянную потребность в посредничестве религиозного истеблишмента — разумеется, в обмен на принятые на «рынке Десятин»[131] комиссионные (тоже, кстати, описанные в Библии: Исх. 25, 3–7).
«Ты не знаешь, то или другое будет удачнее, или то и другое равно хорошо будет» — так выразил Экклезиаст (11, 6) беспомощность человека, стоящего перед своим Богом в попытке выполнить все Его повеления. В отличие от Экклезиаста, Десять заповедей говорят человеку, что «хорошо будет», а что «не хорошо», — но последняя заповедь препятствует его полному успеху. Формулируя ее, библейский законодатель позаботился о том, чтобы ни один человек не сумел пройти испытание Десятью заповедями с оценкой десять. Девять — вот максимальная оценка в аттестате иудаизма.
Еврейская традиция считает, что из 12 колен, то есть потомков 12 сыновей Иакова, десять были уведены в плен при завоевании ассирийцами Израильского царства и затерялись на чужбине.
Большинство имен и географических названий в этом издании дается в соответствии с их написанием в русском каноническом (синодальном) переводе. Во многих случаях, однако, эти имена и названия в их оригинальном произнесении являются глубоко содержательными, как, например, здесь. Измаил в оригинале — это Ишма-эль, то есть «Услышит Бог», а Исаак — это Ицхак, то есть производное от цхок, или «смех», в память о том, как засмеялась престарелая Рахиль, когда Бог обещал ей сына. Во всех таких случаях мы считаем необходимым дать в сноске соответствующее разъяснение.
Библейские цитаты в тексте приводятся в основном по синодальному переводу, однако в тех случаях, когда этот перевод уходит от желаемой точности или теряет важные смысловые оттенки, мы позволили себе заменить отдельные слова или фразы более точным переводом Института рава Кука (так называемым «Иосифоном») или дать свой собственный вариант, приведя соответствующий синодальный текст в сноске.
В синодальном переводе эти строки звучат несколько иначе: «Ада и Цилла! послушайте голоса моего; жены Ламеховы! Внимайте словам моим: я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне. Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро».
В синодальном переводе: «И даже сына своего провел чрез огонь, подражая мерзостям народов, которых прогнал Господь…»
Здесь и далее принятое в иудаизме выражение «наши мудрецы» отсылает к великой плеяде древних еврейских толкователей и комментаторов Библии.
Хаим-Нахман Бялик (1873–1934) — выдающийся еврейский поэт. Автор имеет здесь в виду строки из его стихотворения «Приюти меня под крылышком»: И еще поверю шепотом:/ И во мне горела кровь;/ Говорят, любовь нам велена — / Где и что она, любовь?
В синодальном переводе — Вирсавия.
В синодальном переводе — Кириаф-Арба.
В синодальном переводе: «Утром же оказалось, что это Лия» (Быт. 29, 25).
Из стихотворения «Язык любви и чай с жареным миндалем».
В синодальном переводе — Далида.
В синодальном переводе принято написание Екклесиаст.
В синодальном переводе: «построим себе… башню, высотою до небес» (Быт. 11, 4).
Имя первого человека, Адам, происходит от ивритского наименования земли — адама.
В синодальном переводе Вефиль.
В синодальном переводе: «Ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь».
В оригинале новое имя Иакова — Исраэль. Первая часть этого имени образована от ивритского глагола лисрот — бороться, вторая — эль — одно из наименований Бога.
В синодальном переводе фраза «оно чудесно» отсутствует.
В синодальном переводе Пенуэл.
В синодальном переводе сказано не «обошел», а «запнул», то есть подставил подножку, что имеет, по сути, тот же смысл, что «обошел хитростью».
Ииуй, или Иуй, — сын Намессии, которого пророк Илия помазал в цари Израиля по прямому указанию Господа (3 Цар. 19, 16); его деяния (в частности, истребление всех жрецов Ваала) описаны в 4–й книге Царств, гл. 8–10; Иоас, или Иоаш, — царь Иудейский, который еще мальчиком был помазан на царство священником Иодаем (4 Цар. 11, 12).
В синодальном тексте: «молодой и красивый, и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа».
В синодальном варианте после фразы «ответа не было» переводчиками вставлено курсивом: «потому что она умерла» (Суд. 19, 28).
