Перед воскресными и праздничными днями непременно читали паримии и совершалась в западной части храма лития, читалась молитва на благословение хлебов, но без хлебов, так как хлебы полагались только накануне великих праздников.
Если служба совершалась соборне, протопоп (ныне протоиерей; имеется в виду вообще старший священник, предстательствующий за богослужением) первенствовал на ней так же, как это принято и ныне. Если за службой присутствовал архиерей или патриарх, то на «Слава, и ныне», перед входом на вечерне, протопоп и остальные священники выходили из алтаря в хорос, где у правого столпа церкви, близ солеи, обычно бывало место для архиерея, брали у него благословение, возвращались в алтарь, облачались и шли на вход. Можно представить себе, насколько протяжно должны были петь стихиру!
По «Достойно есть» совершался обычный отпуст с поминовением святых храма и дня. После вечерни в течение всего года непременно читались молитвы на сон грядущим и канон повечерия.
На утрени, когда все среди ночи вновь собирались в церковь, сначала совершали полунощницу, а по окончании ее садились и слушали чтение поучений или житий святых. Затем вставали, и начинался звон к утрени. В полном молчании кадили весь храм, пока не возвращались к Царским вратам. Здесь диакон очень протяжно возглашал: «Благослови, владыко», священник: «Благословен Бог наш», и начиналась утреня. После мирной (великой) ектении кафизму обычно пели попеременно на два клироса, «а не так, как мы просто читаем ее», - замечает архидиакон Павел. Трисвятое, как и вообще все, что читалось в церкви, принято было читать только по книге - наизусть не дозволялось. При этом все читалось не спеша, «а не так, как мы спешно читаем».
Полиелей пелся и совершался торжественно, в основном так же, как и теперь. После Евангелия читался 50-й псалом, и диакон возглашал «Спаси, Боже, люди Твоя». Перед каноном совершалось каждение.
Каноны обычно просто читали, кроме ирмосов, без канонарха. На канонах утрени и на кафизмах полностью читались синаксари святых или праздников или пространные поучения.
Во время ектании священника или диакона Царские врата обычно отверзались и по возгласе закрывались вновь. Ектении отличались особой длительностью. На сугубой ектении, при поминовении имени царя «Господи, помилуй» пелось 12 раз, при поминовении патриархов и родственников царя - по три раза, так что, по подсчетам архидиакона Павла, на этой ектении «Господи, помилуй» пелось около ста и более раз... Причем каждое «Господи, помилуй» пелось очень протяжно.
Павел Алеппский отмечает, что на литургии каждый день непременно читались два Апостола и два Евангелия - дню и святому, а иногда бывало и по три, то есть память святого никогда не пропускалась, даже по случаю больших праздников. Непременно возглашался прокимен пред Апостолом, а после него «Аллилуиа», со стихами. «Чтец, хотя бы он и был маленький мальчик, читает Апостол не иначе как весьма речисто и заканчивает его очень протяжно и громким голосом нараспев», - замечает архидиакон Павел. При «выходе с Дарами (имеется в виду великий вход) все кланяются до земли, с великим страхом и благоговением, ибо христиане этой страны весьма набожны; непрестанно, с начала службы до конца, делают коленопреклонения и земные поклоны, особливо при «Достойно есть» и упоминании имени Богородицы все они повергаются челом на землю, будь это даже воскресный день».
После «Достойно есть» тушили большую часть свечей, а на причастном погашали все свечи.
После литургии непременно во всех церквах всегда читался 9-й час.
«Литургия у них, - пишет Павел Алеппский, - совершается чрезвычайно продолжительно, со всяким страхом и смирением». «А что касается нас, то... мы выходили не иначе как с разбитыми ногами и с болью в спине, точно нас распинали. Но да совершится воля Божия!»
Архидиакон Павел отмечает, что строго соблюдалось разделение в церкви: женщины стояли слева от входа, мужчины - справа. Во всех больших церквах ставились в середине два накрытых аналоя. На одном постоянно находилась икона храмового праздника, на другом - святого дня или праздника, которая менялась.
Таковы самые общие замечания архидиакона Павла Алеппского о русском богослужебном Уставе.
На Украине чинопоследование богослужений почти не отличалось от московского437. Павел Алеппский отмечает лишь несколько особенностей. «Сподоби, Господи» даже на праздничных службах читалось. После литургии непременно раздавался всему народу, даже младенцам, антидор438.
Не находит слов архидиакон Павел, чтобы воздать хвалу украинскому церковному пению! Это пение очень нравилось восточному гостю, и он всегда предпочитал его московскому, о чем еще будет речь впереди.
На Украине под большие праздники вечером служили великое и малое повечерия, затем с полуночи начинали всенощное бдение и выходили из церкви на рассвете. Рано утром в приходских церквах совершалась литургия, после которой все духовенство и многие прихожане спешили в соборную церковь, где литургия начиналась позднее, часов в 9-10 утра по нынешнему счету времени.
Накануне субботы в Киево-Печерском монастыре было принято совершать вечером, после вечерни, в темных облачениях, заупокойную службу по усопшим. При этом ставился столец с кутией. После этого читали молитвы на сон грядущим и расходились439. Так же как и в Московии, под воскресенье и праздничные дни, кроме великих праздников, лития совершалась без благословенных хлебов440. В украинских монастырях кафизма на утрени пелась на два клироса с канонархом, стоявшим посредине церкви пред аналоем с лежавшей на нем Псалтирью.
Представители Антиохийской церкви въехали в пределы Московии в конце лета 1654 года, когда шла война с Польшей, и потому первое, что бросилось им в глаза, были особые молебны о победе, совершаемые в каждом городе собором всех городских священников по утрам каждого воскресенья до или после литургии, переходившие непременно в крестный ход вокруг всего города441. Такой крестный ход в Коломне 23 августа 1654 года пришлось возглавить патриарху Макарию. При этом были соединены два моления: о победе над врагами и «на моровое поветрие», так как губительная эпидемия началась уже в Коломне. «Звонили во все колокола». Патриарх Макарий совершил освящение воды мощами угодников Божиих, окропил ею духовенство и народ, и крестный ход двинулся из соборной церкви по городу. Впереди всех шли войска, за ними в строгом порядке попарно шло городское духовенство. Пред ними несли большой золоченый крест, фонари, копья, знамена и хоругви. Диаконы шли с кадильщицами, священники несли на блюдах кресты («ибо в этой стране отнюдь не держат креста в руках, но носят его на блюде»). Несли чудотворную икону Богородицы, другие иконы, Евангелие. Позади духовенства шел воевода со своими приближенными и народ. Все были в самых дорогих облачениях. Патриарха Макария поддерживали под руки. Он был в мантии, омофоре и епитрахили с посохом в левой руке. Рядом с ним несли сосуд со священной водой. Пока шли, пели песнопения молебнов. У каждой церкви крестный ход останавливался, антиохийский патриарх прикладывался к иконе и кресту, выносимым из этой церкви, благословлял крестом народ и окроплял святой водой церковь, улицу и людей. При этом в течение всего хода «все колокола гудели без умолку». В главных вратах крепости окроплялись святой водой иконы над вратами, проходы ворот и пушки, служили молебен, возглашали ектению и читали Евангелие на победу. Затем у вторых врат прочли сугубую ектению и Евангелие «на моровую язву» и Богородице. Так обошли весь кремль и вернулись в собор. Затем началась литургия, которую окончили к вечеру. «То был крестный ход, который останется памятным на всю жизнь», -- записал Павел Алеппский442.
26 августа, в день праздника в честь Владимирской иконы Божией Матери, на литургии Павел Алеппский обратил внимание на заупокойную ектению «Еще молимся о упокоении...», которой он раньше не слышал за литургией. Вероятно, она в древности читалась лишь в особых случаях. Таким случаем и была начавшаяся смертность от моровой язвы. Диакон на солее возглашал «... о упокоении братий наших, всех, скончавшихся в граде сем» и начинал поминать имена все, одно за другим, всего около четырех - пяти тысяч имен. Священник читал молитву Боже духов... тайно, а на возгласе «Яко Ты еси Воскресение...» поминал вновь имена всех усопших по спискам, которые диакон передал ему. Литургию окончили вечером443.
Поначалу Павел Алеппский писал о церковном пении так: «Пение казаков радует душу и исцеляет от печалей, ибо их напев приятен, идет от сердца и исполняется как бы из одних уст; они страстно любят нотное пение, нежные и сладостные мелодии. У этих же (московитов) пение идет без обучения, как случится, все равно: они этим не стесняются. Лучший голос у них грубый, густой, басистый, который не доставляет удовольствия слушателям. Как у нас он считается недостатком, так у них высокий голос считается неприличным. Они насмехаются над казаками за их напевы, говоря, что это напевы франков и ляхов, которые им известны. Так же все они и читают»444. Однако впоследствии, побывав на богослужениях в Москве, архидиакон Павел вынужден был отдать должное особенностям московского пения и чтения, свидетельствуя: «Мы забывали усталость от долгого стояния на ногах в сильный холод, утешаясь радостью... от всего, что мы видели и слышали, а также способом чтения архидиакона, который читал голосом низким, густым, мягким, сладостным, размягчающим сердце. Все они так читают... не так как мы - высоким голосом. Патриарх и священники также читают голосом низким, трогающим душу, так что их возгласы слышны бывают только стоящим в хоросе. Таков их обычай, и какой это прекрасный обычай!»445
