Смерть вефильского пророка
Когда нечестье Иеровоама
Посланник Господа сурово обличил –
По слову Еговы, пошел домой он прямо,
И в доме у царя он пищи не вкусил.
Но, увещаниям маститого пророка
Поддавшийся, к нему решился он зайти,
И покарал Господь ослушника жестоко:
Лев погубил пришельца на пути.
И старец труп его увидел на дороге;
Над ним, свершивший казнь, стоял недвижно лев,
И старец зарыдал в смятенье и тревоге,
И ужасом его потряс Господень гнев.
С печалью искренней земле он предал тело
В гробнице у себя, сказав сынам своим:
«Когда достигну я житейского предела,
Меня земле предайте рядом с ним».
Исполнятся во всей пророческой их силе
Слова, которые уста его рекли:
«И сокрушатся капища в Вефиле
И будут сметены навек с лица земли!»
Н. Григорович
Смерть вефильского пророка. (Третья книга Царств 13:24–25)
Илия воскрешает сына вдовы
Усопший отрок, тих и бездыханен,
Покоился как бы в глубоком сне,
И взор его был смертью отуманен,
И мать над ним рыдала в тишине.
Тогда пророк, скорбевший с ней глубоко,
Вознес мольбы о детище вдовы,
И этот вопль смятенного пророка
Достиг престола Еговы.
Воспрянул он! Охвачен верой страстной,
Над бездыханным телом он простер,
Бледнеющий, свою десницу властно –
И заблистал давно потухший взор,
Усопший сам приподнялся на ложе…
И, видя то, в слезах вскричала мать:
«Воистину Ты всемогущ, о Боже,
И ты, на ком – Господня благодать!»
О. Н. Чюмина
Дух смущен, упал и страждет,
В сердце бодрость не живет,
Смерти вновь Илия жаждет,
И за нею он идет.
Все печальней и печальней
Степи выжженной песок;
Утомлен дорогой дальней
Богом избранный пророк.
Он заснул, и ангел, с неба
В утешенье горьких слез
Снизойдя, Илии хлеба
И воды с собой принес.
Дух упавший и унылый
Кроткой речью воскресил,
И вернулись к старцу силы,
И вернулся прежний пыл.
Вновь он, грозный и могучий,
В край родимый поспешит,
Речью страстной и кипучей
Нечестивцев обличит…
Ал. Лавров
Илия исцеляет сына вдовы. (Третья книга Царств 17:1–24)
Илия низводит небесный огонь
Охозия послал к Илье пророку,
Схватить его и привести велев.
Но тот сказал: «Когда Господь со мною,
Да опалит огнем вас Божий гнев!»
И пал огонь, и всю их полусотню
Он опалил, но царь прислал других,
И вновь Илья, горы не покидая,
Низвел огонь губительный на них.
Взмолился тут пятидесятник третий:
«О, смилуйся, пророк, и пощади!
За мной к царю иди в его палаты!»
И ангел сам Илье сказал: «Иди!»
Охозия лежал, томим недугом.
И так вещал, представ ему, пророк:
«За то, что ты кумиров вопрошаешь
И Господа глаголом пренебрег,
Не встанешь ты с сего одра болезни».
И, возвестив, он вышел из дворца.
И вскоре царь, в мучениях скончавшись,
Предстал на суд перед лицом Творца.
В. Козлов
Промысел Господень дивен и велик.
Вод иерихонских исцелив родник
Силою молитвы благостной своей,
Шел путем обратным тихо Елисей.
И когда, усталый, на закате дня
Лесом проходил он, кинулись, дразня
И глумяся, дети вслед ему гурьбой.
Оскорбляя старца, дерзко меж собой
Все они смеялись старости его
И каменьев градом кинули в него.
Обернулся старец, гневом распален,
Юных нечестивцев громко проклял он,
И медведей двое, выйдя из своих
Логовищ далеких, растерзали их.
Ю. Михайлов
Пророк Илия вызывает огонь с неба. (Четвертая книга Царств 1:5–14)
Львы истребляют пришельцев в Самарии
Когда, безумен и несдержан,
В великий грех Израиль впал,
И был он Господом отвержен,
И богом стал ему Ваал;
Когда, рассеяны в чужбине,
Его преступные сыны,
По-прежнему ослеплены,
Не чтили праотцев святыни,
Но, вняв Вааловым жрецам,
Ему служили на высотах,
Коснея в суетных расчетах,
И поклонялися тельцам, –
Тогда Господь из недр пустыни
Голодных львов послал на них,
И гибли люди на чужбине,
Растерзаны когтями их.
И был в Самарии пределах
Великий плачь, пока в сердцах,
Доселе в зле закоренелых,
Не пробудился Божий страх;
Пока Израиль маловерный
Не пал пред Господом смущен
И не очистился от скверны,
Восстановив Его закон.
В. Козлов
Ангел Господень поражает ассириян (Из Байрона)
Ассирияне шли, как на стадо волки,
В багреце их и в злате сияли полки,
И без счета их копья сверкали окрест,
Как в волнах галилейских – мерцание звезд.
Словно листья дубравные в летние дни,
Еще вечером так красовались они;
Словно листья дубравные в вихре зимы,
Их к рассвету лежали развеяны тьмы.
Ангел смерти лишь по ветру крылья простер
И дохнул им в лицо – и померкнул их взор,
И на мутные очи пал сон без конца,
И лишь раз поднялись, и остыли сердца.
Вот, расширивший ноздри, поверженный конь,
И не пышет из них гордой силы огонь,
И, как хладная влага на бреге морском,
Так предсмертная пена белеет на нем.
Вот и всадник лежит, распростертый во прах,
На броне его – ржа, и роса – на власах.
Безответны шатры, у знамен – ни раба,
И не свищет копье, и не трубит труба.
И Ассирии вдов слышен плач на весь мир,
И во храме Ваала низвержен кумир,
И народ, не сраженный мечом до конца,
Весь растаял, как снег, перед ликом Творца.
А. Толстой
Наказание за непочитание Господа. (Четвертая книга Царств 17:18–25)
Артаксеркс возвращает израильтянам свободу
Слава Творцу Вседержителю,
Слава Сиона Хранителю,
Милостью щедрой обильному!
Мысли владыке всесильному
Посланы волей небесною.
Силою свыше чудесною,
Силой безмерно-могучею,
Враг тот, что грозною тучею
Был за нечестье народное
Послан на племя свободное,
Ныне не грозною битвою
Был сокрушен, а молитвою.
Дал он народу прощенному,
Вновь к небесам обращенному,
В жизни ни с чем несравненные
Блага свободы бесценные.
Ал. Красницкий
Царь Артаксеркс пирует в Сузах,
Сатрапов сонмом окружен…
Но где ж она, его царица,
Краса и слава нежных жен?
«Позвать ее!..» В чертог Астини
Спешат послушные послы:
«Владыка персов ждет царицу
За семидневные столы!
Яви князьям, яви народу
Виденье чудной красоты,
Предстань царю, как воплощенье
Его пленительной мечты!»
Рабы склонились пред царицей
И ждут ее ответных слов,
Но гневный взор она бросает
На преклонившихся послов:
«Вернитесь, люди, к Артаксерксу
И передайте от меня,
Не властен он поднять светило
Уже угаснувшего дня!
Не повелению покорен,
Поет на ветке соловей,
И не рабы внушают розе
Цвести для княжеских очей…
Я не пойду на зов надменный!
Творцом вселенной создана,
Моя краса, как день, свободна,
Как песнопение, вольна!»
К. Н. Льдов
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Перстами легкими, как сон,
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон…
И внял я неба содроганье,
И горный ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершия мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечем,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп, в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей
И, обходя моря и земли.
Глаголом жги сердца людей!»
А. С. Пушкин
С тех пор как Вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы – даром Божьей пищи.
Завет Предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная,
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите! Вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами;
Глупец хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него,
Как он угрюм и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден!
Как презирают все его!»
М. Ю. Лермонтов