Люди, испытавшие глубокие переживания в процессе медитации или те, кто был признан просветленным, никогда не объясняли своих переживаний. Когда они говорила друг с другом, их слова были странными, а их значение – неясным. Там были ученики постарше, которые провели несколько лет в зале для медитации. Когда я спрашивал их о практике, они обычно говорили: «О, это несложно. Просто сиди. Когда ноги перестанут болеть, все будет в порядке». Иногда монаху предписывалось использовать во время медитации гунъань (яп. коан), но в целом систематическое руководство медитацией отсутствовало.
Как-то в школе я принял участие в чаньском затворничестве. Я просто сидел в медитации, пока удар доски для благовоний не призывал нас на ходячую медитацию. Никто не говорил мне, что делать, и ничему не учил меня. У нас была поговорка о том, что нужно сидеть, пока «из бочонка не выпадет дно». Только тогда можно было увидеться с наставником.
Иногда во время медитации я думал: «Что я должен делать? Должен ли я повторять имя Будды? Должен ли я делать что-то другое? Что такое медитация на самом деле?» Я продолжал задавать себе эти вопросы, пока я не превратился в большой шар сомнений. Однако, пока я оставался в этой школе, мои сомнения так и не были разрешены.
В конце концов, я покинул материковый Китай и переехал на Тайвань, где меня призвали на военную службу. Несмотря на свои обязанности солдата, каждый день я находил время для того, чтобы заниматься медитацией. Мои сомнения, все еще не разрешенные, вызывали у меня разнообразные вопросы. В буддийских доктринах были противоречия, которые я не мог разрешить. Все это очень мешало мне, поскольку я верил в учение Будды и считал, что в сутрах не может быть ошибок. Меня беспокоили такие вопросы: «Что такое просветление?» – «Что такое состояние Будды?» Подобные вопросы наполняли мое сознание, и я в отчаянии пытался найти на них ответы.
Это глубинное сомнение ни на миг не покидало меня. Когда я работал, оно исчезало, но когда я занимался практикой, удушающие сомнения часто возвращались обратно. Эта ситуация сохранялась много лет, пока мне не исполнилось двадцать восемь лет и я не встретил своего первого настоящего наставника. Я приехал в монастырь на юге Тайваня, где иногда читал лекции. Я узнал, что там же находится знаменитый монах Лин-юань. В ту ночь мы должны были спать на одном помосте. Увидев, что он медитирует вместо того чтобы спать, я сел рядом с ним. Меня по-прежнему мучили вопросы, и я отчаянно хотел разрешить их. Он выглядел очень умиротворенным, далеким от каких-либо проблем, и я решил обратиться к нему.
Он внимательно выслушал мой рассказ о многочисленных сомнениях и проблемах. В ответ он просто спросил: «Что-нибудь еще?» Я продолжал в том же духе еще два или три часа, я был очень взволнован и нетерпелив в ожидании ответов. Наконец он вздохнул и сказал: «Оставь!» Эти слова поразили меня, подобно молнии. Мое тело покрылось потом, я чувствовал себя так, словно только что излечился от сильной простуды. Я почувствовал, что избавился от огромной тяжести. Это было очень приятное и освежающее ощущение. Мы просто сидели там, не произнося ни слова. Я был чрезвычайно счастлив. Это был один из самых счастливых вечеров в моей жизни. На следующий день я по-прежнему испытывал великое счастье. Весь мир казался мне новым и свежим, как будто бы я впервые увидел его.
Тогда я понял, что для практики необходимы два условия. Первое имело отношение к «причинам и условиям». Некоторые веши, над которыми вы не вполне властны: ваша собственная карма, карма других людей, факторы среды, – должны образовать такое сочетание, которое благоприятно для ваших успехов в этой жизни. Для достижения больших успехов вы должны обладать этой кармической склонностью: должны существовать надлежащие условия.
Во-вторых, нужно обладать эффективными методами практики под руководством квалифицированного наставника. С того времени, как я покинул свой дом, я посвятил практике пятнадцать лет. Мне казалось, что это слишком много. В прошлом, когда я спрашивал совета у учителей, они просто говорили: «Усердно трудись. О чем еще говорить?» Но теперь я понял, что есть два требования – усердная работа при помощи хорошего метода и при помощи хорошего наставника.
С тех пор я начал искать в сутрах методы практики для совершенствования дхьяны. Ученик, обладающий определенным опытом, как правило, может добиться успеха при помощи этих методов. Хотя тексты и не всегда ясны, настойчивость и упорная работа рано или поздно приведут к успеху, и метод станет понятен. В особенности я искал средства для быстрого упорядочения сознания, достижения его открытости и отсутствия препятствий. Сознание обычного человека является закрытым и эгоистичным. Когда сознание упорядочено, оно открывается. При помощи практики можно управлять эмоциями и помрачениями по мере того, как они возникают в повседневной жизни. Я познакомился с этими методами, чтобы помочь себе и другим.
Я постиг три основополагающих принципа буддизма: обеты, самадхи и мудрость. Я начал изучать Винайю, которая регламентирует обеты, или правила поведения для монахов и монахинь. Обеты – это руководство для жизни согласно с учением Будды. Без прочного основания обетов, практика самадхи может привести вас на внешние пути или к искаженным взглядам и поведению. Обеты защищают нас и удерживают нас на правильном пути.
Также я прочитал много священных текстов. Когда у меня не было наставника, я воспринимал как своего наставника сочинения, полагая, что, если мои взгляды не совпадают с положениями сутр, я пойму свои ошибки. Прежде, когда я читал сутры, я видел много противоречий. Например, каждая сутра подавалась как истинное учение. Но как это может быть? Эти противоречия исчезли, когда я увидел, что сутры выражают разные уровни проповеди Дхармы. Будда проповедовал разные веши разным людям в зависимости от их опыта и уровня достижений.
Когда я попал на Тайвань, меня призвали в армию. Однако вскоре я вновь захотел надеть монашеское одеяние. Там был наставник Дун-чу, в котором я чувствовал необыкновенного человека. Он не читал лекций и не наставлял никого в практике. Не стремясь ни к славе, ни к тому, чтобы иметь много последователей, он пользовался большой известностью и уважением. Его речь была необычна и оказывала поразительное воздействие на людей. Он был наследником обеих чаньских традиций: и Линьцзи, и Цаодун. Позже я узнал, что при нашей встрече у него появилось желание, чтобы я стал его учеником, но он ничего не сказал об этом. Когда это открылось, я и в самом деле стал его учеником.
Время, проведенное с ним, оказалось одним из самых сложных периодов моей жизни. Он постоянно обескураживал меня. Это напоминало мне то, как Марпа обращался со своим учеником Миларепой. Например, приказав мне перенести все мои вещи в одну комнату, затем он заставлял меня перебраться в другую. Потом мне приходилось возвращаться обратно. Однажды он велел мне запечатать дверь и прорубить новый вход в другой стене. Мне приходилось вручную таскать кирпичи от дальней печи вверх, в монастырь. Обычно мы пользовались газовой плитой, но наставник часто посылал меня в горы собирать особый вид дров, на котором он любил заваривать себе чай. Он постоянно ругал меня за то, что я нарубил дрова слишком мелко или слишком крупно. Я часто подвергался подобным испытаниям.
В практике все было точно так же. Когда я спрашивал его, как мне заниматься практикой, он говорил, чтобы я шел медитировать. Но через несколько дней он приводил слова известного наставника: «Нельзя сделать зеркало, полируя кирпич, и нельзя стать Буддой, занимаясь сидячей медитацией». И он приказывал мне совершать простирания. Затем, еще через несколько дней, он говорил: «Это – не что иное, как собака, подбирающая с земли дерьмо. Читай сутры!» После того как я читал сутры в течение пары недель, он снова начинал ругать меня, говоря, что патриархи считали сутры пригодными только для того, чтобы прочищать раны. Он говорил: «Ты умный. Напиши сочинение». Когда я показывал ему сочинение, он разрывал его на куски со словами: «Все это чужие мысли». Затем он призывал меня использовать свою собственную мудрость и говорить оригинальные веши.
Когда я жил с ним, он запрещал мне пользоваться покрывалом, потому что ночью монахи должны заниматься медитацией. Если устанешь, можно поспать, но нельзя пользоваться такими удобствами, как постель или покрывало. Эти деспотичные правила и приказания на самом деле были его методом воспитания. Все что я делал, было неправильно, даже если он сам только что велел мне это сделать. Хотя сложно думать о таком отношении как о сострадательном, на самом деле это действительно было так. Если бы я не получил подготовки с такой дисциплиной, я бы не добился успеха. Проведя вместе с ним столько времени, я также понял, что изучение Дхармы Будды – очень энергичная работа и что в практике надлежит опираться на себя самого.
