— Ну пусть, пусть мы будем только предполагать и никогда не сможем утверждать! — продолжал возбужденно думать я. — Пусть это так! Но это очень хорошо, что мы уже можем предполагать! Никто не может зарыться в глубины мироздания и истории, никто не может увидеть воочию то, что происходило много-много тысячелетий назад! Наукой, базирующейся на предположениях, можно назвать историю! И пусть археологи и историки говорят с серьезным видом слово «факт», доставая из ящика стола черепок примитивного кувшина, пусть они напускают важность на свои далеко не всегда одухотворенные лица, пусть… Но никто из них, археологов или историков, не может окунуться в прошлое и увидеть то, что было! Прошлое уже позади, а мы живем будущим! Поэтому остается одно — предполагать, предполагать и предполагать… а это уже неплохо.
Я ощутил, что ручеек потек и в моем левом ботинке.
— По моим предположениям, — начал думать я, дрожа от холода, — по моим предположениям, после того, как клонированный в подземельях Шамбалы постпотопный Человек был взращен на Тибете и заселил всю Землю, его колыбель — тибетский Вавилон — стал постепенно приходить в упадок. Пришло время сокрыть все восемь фрагментов камня Шантамани. Это было возложено (скорее всего, Шамбалой!) на одного человека, который в каждой своей жизни выполнял одну миссию — спрятать в себе один фрагмент камня Шантамани. Ничего умнее и надежнее придумать было нельзя. Этот человек, в очередной раз рождаясь и вселяясь в новое тело, шел туда, где некогда процветал тибетский Вавилон, брал очередной кусочек камня Шантамани, глотал его, входил в состояние Сомати и… каменел, скрывая в своем каменном теле кусочек чудесного камня. А в следующей жизни все происходило так же. Так повторялось восемь раз — такова была миссия этого человека!
Я почувствовал, что мои зубы колотятся друг о друга, выбивая мелкую дробь.
— Ах вот в чем дело! Восемь окаменевших тел (статуй!), и в каждой из них — кусочек камня Шантамани! Но попробуй их достань! Среди камня камень не найдешь!
Холодная вода текла по ногам, мои зубы начали натуральным образом лязгать.
— Что такое камень Шантамани? Что это? — задумался я. — Что это? Это, это… скорее всего, программа создания и становления телесного человека, записанная в… каменном файле. Главный файл находится внутри пирамиды Малого Кайласа, в камне Шантамани. А восемь кусочков — это программы восьми этапов становления нового человека, который был когда-то, после Всемирного Потопа, заново создан на Земле.
Холод совсем достал меня. Я захотел выйти из воды, но почему-то побоялся. Вода казалась мне моим защитником.
— Но почему, почему каждый кусочек камня Шантамани надо хранить внутри каменного тела? Разве камень Шантамани не выполнил уже свою роль? Ведь земной человек уже создан!
Я задумался, забыв про холод.
— Новый человек! На Земле должен быть создан новый человек! — вслух воскликнул я.
В то время, когда я стоял по колено в воде, я еще не знал, что новый человек уже создан и… создан в противовес нам, погрязшим в мелочных дрязгах.
Я сделал шаг вперед. Стало глубже. Я шагнул еще и провалился в какую-то яму почти по пояс. Я посмотрел вниз, на булькающую вокруг меня воду: она, эта текущая вода, была чистой-чистой и какой-то веселой-веселой. Вода веселилась, обтекая меня. Ей, воде, возможно, было смешно, что она обтекает не мои колени, а мое, не самое престижное, заднее место.
— Странно, что в этом зловещем месте вода такая веселая. А ведь она, вода, живое существо, и уж она наверняка знает про это место, рядом с которым протекает, — подумал я. — Не боится ведь этого места, не злится, бушуя на порогах, не впадает в истерику, низвергаясь водопадом, и… не умирает, превращаясь в болото, а течет себе ласковой и уютной речкой, весело радуясь жизни, течет здесь… в зловещем месте, которого так боятся люди, погрязшие в….
Я подвигал ногами, постаравшись еще больше углубиться в воду … в уютную и веселую воду. Я даже захотел присесть, чтобы погрузиться в нее по плечи, но испугался, что промочу карты, полевые дневники и многое другое — то, что было в карманах и рюкзачке.
Мне сейчас уже не было холодно. Нет. Мне было просто хорошо… вместе с водой. Мне даже показалось, что ее веселье передалось мне. Я уже верил, что вода есть такое же живое существо, как и мы — люди, и есть тоже божье создание, но … наверное, более чистое, чем мы, погрязшие в… Вода, наверное, уже прошла те этапы эволюции, когда злость в виде бушующих порогов и водопадов переполняла ее, но потом вода успокоилась, поняв, что главным стержнем жизни является Чистая Душа… ее водная Чистая Душа.
Я похлопал ладонью по поверхности воды.
— Шлеп, шлеп, шлеп, — уютно раздалось вокруг.
Я похлопал еще раз.
— Шлеп, шлеп!
Я улыбнулся. И еще раз хлопнул по воде.
— Шлеп!
Я провел мокрой ладонью по обветренному лицу. Оно показалось мне… по-человечески шершавым.
— Вода не боится Голодного Черта, потому что она чистая, — подумал я. — И люди бы не боялись, если бы были…
Я шагнул еще вперед, шагнул еще, еще… и вылез на противоположный берег. Вода стекала с меня, а мне… этого не хотелось.
На негнущихся ногах я сделал несколько шагов вперед и совсем рядом увидел статуи окаменевших людей.
— Шантамани! — прошептал я. — Легендарный камень! Каменная программа жизни!
Вода уже стекла с меня, и вихрь сомнений закружился в моей Душе.
— Достоин ли я, достоин ли приближаться к кусочкам легендарного камня Шантамани? Я ведь всего-навсего порождение той «каменной программы», которая была Кем-то вложена в этот камень и сокрыта в каменном теле! Могу ли я себе это позволить?
Я сделал глупое движение рукой, будто бы шлепая по воде. Но шлепка не раздалось.
— Мои биополя, мои биополя… мои не очень чистые биополя… мои банальные человеческие биополя … мои биополя, впитавшие жизнь в окружении злости … мои биополя, вобравшие в себя необходимость приспосабливаться к грязи… мои биополя, впитавшие все, чем дышит наше человечество … мои биополя, в которые независимо от тебя всочился даже дух Америки с Чужим Богом во главе и колокольным звоном доллара… мои биополя не могут быть чистыми. Они, мои биополя, могут нарушить и даже стереть программу жизни в каменном файле Шантамани! — почти прокричал я про себя.
Я понял, что не имею права приближаться к статуям окаменевшего человека. И от этого мне стало грустно. А как хотелось в противовес всему человеческому обществу быть чистым! Но я понимал, что такого не бывает. И ты, индивидуальность, являешься прежде всего частицей, что даже далекая Америка через общечеловеческое биополе может влиять на тебя — уральского россиянина с татарско-украинскими корнями!
А чистым быть хотелось. Очень хотелось. Таким как… вода.
Я опустил голову. Потом поднял ее, вскинул руки и громко, чтобы слышало все Место Голодного Черта, закричал: Спасибо тебе — дорогой Черный Ангел! Спасибо тебе, что ты охраняешь фрагменты легендарного камня Шантамани, что ты охраняешь каменную программу созидания и становления земного человека! Спасибо тебе, что ты не пускаешь сюда людей, наяву показывая им, чего стоят их затаенные злые мысли, которые могут разрушить каменную программу жизни человека! Спасибо тебе, ангел; и зря злые люди называют тебя Голодным Чертом! Спасибо тебе… добрый Черный Ангел! Спасибо тебе за твою миссию — охранять истоки телесного человека! Спасибо тебе, мой дорогой!
Мне даже показалось, что ангел услышал меня. Но я его не видел. А он меня, наверное, видел и, возможно, даже накрыл меня своими черными крылами. Я его не чувствовал, я не мог осязать его ангельское тело, оно было прозрачным для меня. А как хотелось поговорить с ним! Но жизнь нас развела по разным материальным сторонам созидания; мы не могли, да и… не имели права общаться, мы могли только думать друг о друге.
Я уже понимал, что главный камень Шантамани находится в неприступной пирамиде Малого Кайласа, установленной на трех каменных столбах высотой свыше 600 метров каждый, куда могут добраться только ангелы. Странные штыри, торчащие из скал и похожие на перископы, как бы наблюдают за этой святыней из загадочных подземелий Кайласа, боясь пропустить что-нибудь, что может нарушать покой того, где записана программа жизни на Земле… по которой строился Город Богов.
— По программе, записанной в главном камне Шантамани, строился Город Богов! — прошептал я, еле шевеля обветренными губами.
А потом я задумался и добавил:
— Город Богов — Город Жизни!
Я еще не понимал смысла этих слов. Должны были пройти годы, чтобы этот смысл со скрежетом вошел в мою душу и вызвал в ней глубочайший восторг великим разумом Шамбалы и… Создателя, конечно.
— А по программам, записанным в восьми фрагментах камня Шантамани, строился легендарный тибетский Вавилон — колыбель земного человека, — еще раз прошептал я. — Но почему, почему все же этих каменных программ было восемь, а не одна? Почему нельзя было вложить все в одну каменную программу? Ведь «технические возможности», наверное, позволяли. Я задумался.
